Открывший комету получает право ее назвать. Не то чтобы я всю жизнь мечтала о «комете Гибсон», но звучало не так уж и плохо. А главное, вполне реалистично.
Почти каждый вечер мы с Уорреном проводили пару часов перед телевизором. Мне нравилось быть с ним рядом, и я старалась подстраивать наше расписание под эти посиделки. К сожалению, теперь какое-то время придется обойтись без них.
– Начинаю искать кометы, – сообщила я ему.
– Как тебе будет угодно, детка, – не стал возражать Уоррен. – Ты же не бросаешь заниматься своей темной энергией?
– Не бросаю. Кометы придется искать в свободное от работы время.
– Вот как, – разочарованно протянул он. – Но хоть «Теорию большого взрыва»-то мы сможем с тобой смотреть?
– Обещаю. И вот еще что…
– Что?
– Не говори никому, ладно?
– Почему?
– Лучше, чтобы никто не знал до тех пор, пока я взаправду не открою комету.
Как и у мужа, у меня был дома собственный кабинет. Через пару дней после дня рождения, когда у меня выдалось немного свободного времени, я уселась перед компьютером и стала разбираться, какие телескопы выкладывают в Сеть подходящие мне данные наблюдений. Несмотря на карьеру в космологии, а скорее даже благодаря этому, я была вполне готова к поиску комет, поскольку располагала уникальным инструментарием. У меня было программное обеспечение собственной разработки для анализа масс, гравитации, распределения темной материи, расстояний, скоростей и так далее. В своей работе я просто брала данные из цифровых архивов, разделенные определенным количеством лет, вычисляла изменения и сравнивала их с теми, которых следовало ожидать согласно моей теории. В охоте за кометами можно было применить ровно тот же самый подход.
Кометы рождаются во внешних пределах Солнечной системы – либо в поясе Койпера, который состоит из небольших каменных, ледяных или металлических небесных тел и простирается на несколько миллиардов километров за орбитой Нептуна, либо в облаке Оорта на расстоянии около светового года. Пояс Койпера давал намного больше шансов на успех, на нем я и сконцентрировалась.
Уоррен никогда толком не понимал, отчего я так зацикливаюсь на том, чтобы добиться известности. Он был агентом по недвижимости, но прекрасно знал, что в жизни есть еще кое-что помимо денег. Его всегда радовало, когда клиенты были счастливы в купленном доме, или наоборот, когда он мог помочь им выехать и отправиться на новое место. Он считал, что это и есть главное в любой профессии – помощь людям и достойное этой помощи вознаграждение. «Никто на свете, если не считать моих клиентов, семьи и друзей, никогда даже не услышит моего имени, – сказал он мне как-то. – Ну и что?»
Зачем же мне так нужно, чтобы мое имя дали теореме, которая никого не интересует? Которую и не поймет-то никто, кроме нескольких специалистов? Уоррен пытался читать «Квантовую физику для чайников» и обнаружил, что и сами-то физики зачастую не слишком понимают реальность, скрывающуюся за наиболее причудливыми математическими формулами…
Я молча просидела весь вечер, глядя на снимки участков неба. Исключала из рассмотрения известные звезды, всматривалась в неясные отблески, слишком смутные, чтобы представлять реальный интерес. Наконец мои глаза устали, и я смирилась с тем, что и сама неспособна сделать хоть что-то, представляющее интерес. Во всяком случае, сегодня вечером.
Через два дня я попробовала снова, с тем же результатом. Я не сдавалась и продолжала попытки, как только выдавалась свободная минутка. Уоррен явно считал мои занятия напрасной тратой времени, хотя и удержался от того, чтобы объявить об этом вслух. Зато сказал, что на недвижимость сейчас большой спрос и ему не помешал бы еще один агент. Пообещал, что гарантирует – я буду зарабатывать гораздо больше моего нынешнего преподавательского жалованья. Упомянул исследование о том, что работать по вечерам вредно для мозга. И оставил на столике журнал, раскрытый на статье, утверждающей – совместное времяпровождение благотворно сказывается на супружеских отношениях.
Прошло шесть месяцев, и в один из вечеров цифры вдруг сошлись, и стало ясно – я нашла, что искала. Объект на внутренней границе пояса Койпера сошел с орбиты – вероятно, под влиянием Нептуна – и двинулся в сторону Солнца. Согласно спектрограмме, до него было пять миллиардов километров.
Наконец-то!
Когда я вышла из кабинета, Уоррен смотрел запись хоккейного матча, а Лиз была на кухне.
– Уже закончила? – удивился он. – Что-то ты рано сегодня.
Я небрежно посмотрела на часы.
– Действительно, рановато.
– А что это ты такая довольная? – Уоррен поставил игру на паузу. – Неужели что-то нашла?
Ему даже не потребовалось ответа.
– Поздравляю! И большая она?
– Около двадцати пяти километров в диаметре.
– Звучит внушительно. И когда ее станет видно невооруженным глазом?
– Дорогой, я не знаю, будет ли ее видно вообще. Надо будет все пересчитать как следует, но пока что получается, что до Земли ей еще около двадцати лет.
– То есть, нам с тобой будет за пятьдесят?
– Даже не верится, правда?
– Я всегда знал, что моя жена – очень дальновидная женщина, – заговорщически улыбнулся Уоррен.
Когда о комете сообщили в новостях, я сделалась местной знаменитостью, заодно устроив неплохую рекламу университету. К нам зачастили репортеры, я несколько раз выступала по телевидению, включая даже одну передачу на канале «Наука». Я просто-напросто купалась в лучах славы.
Мои данные были опубликованы и подтверждены независимыми исследователями. Том вызвал меня к себе в кабинет.
– Не ожидал услышать твое имя в связи с кометой.
– Это что-то вроде хобби.
– Надеюсь, на твои исследования оно не повлияло?
– Что вы! Я бы такого никогда себе не позволила. Просто занималась кое-чем в свободное время.
– Ну и ладно. Имеешь право, – Том поднял взгляд на лозунг, который, как он сам утверждал, целиком определял его жизнь.
«Живи нынешним днем. Нам отпущено не так уж много».
Забранный в рамку лозунг висел на стене рядом с фотографией самого Тома в обществе губернатора. На самом-то деле я мало знала людей, способных настолько целиком сосредоточиться на поставленной задаче, начисто забыв об отдыхе.
– Ты ведь знаешь, что право выбора имени кометы – за тобой?
Я постаралась не выдать себя улыбкой.
– Впервые слышу.
– Ну, тебе есть смысл об этом задуматься.
Разумеется, я все давно решила, но сказать об этом вслух было все равно что расписаться в нарциссизме. К счастью, я знала Эйкинса не первый год и могла надеяться, что он не откажется прийти на помощь.
– Скажите, Том, а если бы это вы открыли что-то такое, как бы вы поступили?
– Есть определенная традиция, согласно ей это должна быть «комета Гибсон».
– Звучит терпимо.
Больше всех кометой Гибсон гордилась Лиз. Вот только еле заметное пятнышко на экране компьютера ее явно разочаровало.
– Я думала, кометы – они яркие. А где хвост?
– Хвост появится, только когда она приблизится к Солнцу.
– И когда это будет?
– Не скоро, – вздохнула я.
Уоррен тоже был за меня рад, и где-то через месяц жизнь вернулась в привычную колею. Однажды вечером, когда мы смотрели телевизор – повторяли старого «Сайнфелда», – раздался телефонный звонок. Звонившая представилась астрономом из обсерватории Мауна Кеа на Гавайях.
– Мариам, происходит что-то странное.
Я понятия не имела, с чего она вдруг решила позвонить именно мне.
– В чем дело?
– На подходе еще две кометы. С того же направления, что и ваша. Я могу переслать данные наблюдений.
Новость была не из лучших – только конкурентов моей комете и не хватало. Однако, встретив Тома в университете на следующее утро, я поделилась с ним. Оказалось, что Том уже в курсе.
– Там что-то творится, – обеспокоенно заметил он.
У местной телекомпании случилось затишье с новостями, и меня пригласили для интервью. Передачу вела Джуди Блэк, которая обычно специализируется на бодрых, воодушевляющих репортажах.
– Доктор Гибсон, – спросила она, – бывало ли раньше, чтобы на небе одновременно появлялись три кометы?
– Начнем с того, что кометы еще далеко, – возразила я, – так что говорить об их появлении на небе несколько преждевременно. Хотя ситуация действительно необычная.
– Вы можете объяснить нам, чем она вызвана?
– Понимаете, Джуди, очевидно, имеет место некая гравитационная аномалия. Мы все еще пытаемся установить ее причину.
Джуди удивленно подняла брови.
– И какие же причины возможны?
– По большому счету, самые разные. Например, одна из крупных планет может сблизиться с поясом Койпера. Ее тяготение выдергивает кометы из пояса, и они начинают двигаться в нашу сторону.
– И сейчас происходит именно это?
– Нет, в том направлении сейчас нет ни одной планеты.
– Тогда в чем же дело?
– Мы пытаемся установить причину, Джуди.
После интервью я поехала в университет, и в этот момент позвонил Том:
– Можешь ко мне зайти?
– Разумеется, – ответила я. – Когда именно?
– А ты скоро будешь в университете?
– У меня лекция через сорок минут. Я зайду после лекции.
– Арти Томпсон тебя подменит. Зайди немедленно, как только вернешься в университет.
Когда я вошла, Том, сидя за столом, беседовал с худым седовласым незнакомцем, занимавшим одно из двух кресел. Улыбка на лице Тома, когда он со мной здоровался, больше напоминала болезненную гримасу.
– Мариам, – объявил он, – это Пол Крэншоу, директор…
– …обсерватории Китт-Пик. Ну, конечно же! Здравствуйте, профессор Крэншоу, для меня это большая честь.
– Зовите меня Пол, – откликнулся Крэншоу. В его глазах за массивными двойными линзами читалась усталость, а в кивке не было ни капли приветливости. – Насколько я понимаю, именно вы обнаружили первую комету?
Я кивнула и попыталась через силу улыбнуться.