– Да, професс… Да, Пол. А что у вас за срочное дело?
Том указал мне на кресло, подождал, пока я сяду, и, набрав побольше воздуха, заговорил:
– Во-первых, Мариам, если ты будешь снова общаться с репортерами, пожалуйста, избегай упоминаний о проблемах.
– Я ничего не говорила о проблемах!
– Просто не углубляйся в подробности относительно трех комет, хорошо?
Крэншоу кивал после каждого его слова.
– Ну… да. Хорошо, – неуверенно протянула я.
Том и Крэншоу переглянулись, но не сказали ни слова. Я начала серьезно беспокоиться. Неужели я ляпнула что-то не то?
Том откинулся в кресле и продолжил:
– Пол прилетел сегодня утром. Китт-Пик вплотную занимается этим случаем.
– Китт-Пик? Но почему?
– И не только они. – Он посмотрел мне прямо в глаза. – Наш разговор не должен выйти за стены этой комнаты.
– Хорошо…
– Мы знаем, почему комет было три, – перехватил нить разговора Крэншоу.
– Что значит – «было»?
– Траектории продолжают меняться. Если так пойдет и дальше, в чем мы практически уверены, кометы не достигнут орбиты Земли.
– Почему? И что вообще происходит?
– Рядом с нами проходит коричневый карлик.
Коричневые карлики – это, грубо говоря, несостоявшиеся звезды. Им не хватило массы, чтобы запустить термоядерную реакцию. Однако они огромны, очень массивны, и оказаться к такому слишком близко было бы крайне нежелательно.
– Где он сейчас?
– В шестидесяти миллионах километров от комет. И, к сожалению, движется в нашу сторону.
– Господи!
– Мы более или менее уверены, что он пройдет мимо.
– Рада слышать! Но…
– Орбиты нескольких планет будут нарушены, – снова заговорил Том. – Включая земную.
А вот это было совсем худо. Нас может швырнуть на Солнце, или наоборот, утащить от него слишком далеко. В глаза мне бросился лозунг в рамке.
«Живи нынешним днем».
– И насколько все плохо? – Мой голос начал дрожать.
– Мы уточняем конкретные цифры.
Ну да. Конкретные.
Коричневые карлики практически невидимы. Они излучают очень мало тепла, иной раз немногим больше, чем кухонная плита. Этот был размером с Юпитер, но примерно в шестьдесят раз тяжелее.
– Как прошел день? – спросил меня Уоррен.
Я дала Тому слово.
– Все в порядке. А у тебя?
Мне и раньше приходилось его обманывать. Лгать насчет того, как хорошо он готовит, любила ли я кого-то до встречи с ним, насколько неотразимым я его считаю. Только это все был детский сад. Впервые в жизни я солгала о чем-то по-настоящему важном.
Уоррен стал рассказывать о сделке, которую он закрыл на Шеппертон-авеню. А я начала переосмысливать свои жизненные ценности.
На следующий день я давала еще одно интервью и от вопроса об изменении траектории кометы просто отмахнулась. «Ничего заслуживающего внимания».
Даже не покраснела.
Том пообещал немедленно сообщить мне, как только появятся новые данные. Неудивительно, что в течение нескольких дней у меня перехватывало дыхание при каждом телефонном звонке.
Когда данные наконец появились, я как раз шла на утреннюю лекцию.
– Мариам, как закончишь, зайди ко мне.
– Какие новости? Хорошие – или плохие? – спросила я Тома.
– Просто зайди, когда освободишься.
Я отправилась на лекцию, стараясь сохранять самообладание. Вошла в аудиторию. Этим утром я читала общую физику за второй семестр.
И смогла продержаться до конца лекции. Я мало чем в жизни так горжусь.
Когда я вошла, у Тома было два посетителя. Он сразу же перед ними извинился, объяснив, что у нас очень важное дело. Они вышли, я села в кресло. Том закрыл за посетителями дверь, да так и остался стоять рядом, держа руку на ручке.
– Что? – спросила я.
– Землю стащит с орбиты. Так же, как до того комету.
Я сидела не шевелясь, ничему не удивляясь, и чувствовала, как из меня по капле вытекает жизнь.
– У нас есть хоть какой-то шанс?
– Насколько я понимаю, никакого.
Я не сводила с него глаз.
– Когда?
– Вот здесь хоть какие-то хорошие новости. Эта штука движется довольно медленно. Орбита начнет меняться только через девятнадцать лет.
Я с трудом могла дышать. И все старалась вместить в себя это знание.
– Запрет все еще в силе, Мариам. Не говори никому.
Я была поражена.
– Такое нельзя скрывать! Люди имеют право знать правду!
– Безусловно. А еще они имеют право на оставшиеся им почти двадцать лет нормальной жизни. Скажи им, что происходит – и они лишатся этого права.
– Не вам решать!
– Совершенно верно. Не мне. В эти самые минуты информацию докладывают президенту.
Я нарушила обещание через три минуты после того, как вернулась домой. Сохранить подобное в тайне меня все равно не заставишь. Лиз была в своей комнате наверху, поэтому я просто села рядом с Уорреном и все ему рассказала. Взяв с него слово больше никому не пересказывать. И надеясь, что его слово окажется тверже моего.
– Конец света? – переспросил он.
– Расчеты пока не окончены, но никаких шансов не видно.
Мы сидели на диване. Он придвинулся поближе, и мы обнялись.
– Ты в порядке? – негромко спросил он.
– Сам-то ты что думаешь?
– Недвижимость вдоль реки сильно подешевеет, – покачал головой Уоррен.
Никогда еще я не любила его так сильно.
– Девятнадцать лет – срок долгий, – прибавил он наконец. – Жалко, Лиз не повезло.
Он просидел еще с минуту, глядя куда-то вдаль.
– Не знаю, что нам теперь делать.
– Том беспокоится, что произойдет, если правда станет известна. Начнется паника.
– Наверное, он прав. Но я никому не скажу.
– Ты молодец.
– А сколько осталось до того, как карлик будет виден невооруженным глазом?
– Он совсем тусклый. Думаю, как минимум лет десять.
Мы позвали Лиз и отправились в ресторан есть пиццу. Я заказала себе с копченой колбасой, Лиз, как всегда – с маслинами. А Уоррен – простую, без изысков. Не могу припомнить другого вечера, который сохранился бы в памяти так подробно. В любой момент, просто закрыв глаза, я в состоянии перечислить, во что каждый из нас был одет, кто что сказал, как выглядела официантка, и какая была погода за окном. Странным образом коричневый карлик удалился во мрак где-то на периферии сознания, и я думала лишь о том, как счастлива была в жизни и как это замечательно – провести сегодняшний вечер с семьей.
Помню свои мысли о том, как легко забывается, что над каждым прожитым нами днем на самом-то деле нависает черная тень. Автокатастрофа, отморозок с револьвером, опухоль мозга – ничего нельзя предугадать заранее. Живи нынешним днем. Что я сейчас и делала. Если бы мне предложили заново прожить любой вечер, я бы выбрала именно этот.
Мы уже собирались уходить, когда обнаружили, что вокруг непривычно тихо. Кто-то выключил традиционно игравшую здесь итальянскую музыку. Люди за соседними столиками перешептывались, качали головами и с лихорадочной надеждой вглядывались друг в друга. Мы спросили официантку, что происходит.
– Наступает конец света, – негромко ответила она. – Передали по новостям.
Когда мы добрались до дома, новости уже шли по всем каналам. Остальные передачи отменили, непрерывно цитировались сообщения с разных концов планеты. Похоже, все посвященные в тайну решили одновременно нарушить обет молчания. Ссылались даже на источник в Белом доме. Потом объявили, что будет выступать президент. Через десять минут включили трансляцию с борта президентского самолета.
– Сограждане! Нам стало известно, что к Солнечной системе приближается гигантская потухшая звезда, которая столкнется с Землей через двадцать лет. Сообщение подтвердили несколько заслуживающих доверия источников. Над этой информацией сейчас работают наши лучшие умы. Не следует забывать, что от события, о котором идет речь, нас отделяют два десятилетия, есть время тщательно проанализировать имеющиеся возможности. Хочу заверить, что поступающая информация будет немедленно доводиться до вашего сведения. – Президент явно выглядел не в своей тарелке. – Сообщают, что звезде присвоено название «объект Мариам».
Уоррен смотрел сквозь меня невидящим взглядом, и я поняла, что он сейчас заново переживает мой день рождения.
Три дня спустя кинозвезда Джесси Вуд заявил на камеру, что бабам стоило бы оставаться на кухне, а не лезть вместо этого, куда не следует. В обычное время подобная история не сходила бы с первых полос добрую неделю, а тут никто и внимания не обратил.
Нэнси Кресс
Нэнси Кресс – автор тридцати двух романов, четырех сборников рассказов и трех книг о писательском мастерстве. Дважды лауреат премии «Хьюго», четырежды – «Небьюла» (все – за рассказы), премии Старджона и «John W. Campbell Memorial Award». Пишет фантастику, фэнтези и триллеры, часто о генной инженерии. Самая свежая ее работа – лауреат «Хьюго» и номинант «Хьюго» роман «After the Fall, Before the Fall, During the Fall» – о путешествии во времени и экологической катастрофе. Нэнси периодически преподает писательское мастерство в «Clarion и Taos Toolbox». Живет в Сиэтле с мужем, писателем Джеком Скиллингстедом, и Козеттой – самым испорченным в мире той-пуделем.
Скоро, скоро проскачут четыре всадника
Школьный холл пропах мелом, моющими средствами и ребятней. Никогда этот запах не меняется. Зато изменилось вот что: сегодня меня вызвали в школу, и рабочее время пропадает зазря, не из-за Софи, как обычно, а из-за Керри. Непонятно. Чего может натворить такая малышка?
– Мисс Друкер? Я – Оливия Стеффенз, – говорит учительница Керри. – Мы встречались на общем родительском собрании.
Встречаться-то мы встречались, да только почти не разговаривали. Ее тогда окружили мамаши в модных прикидах. Мы-то в здешнюю школу недавно перевелись, чтобы моим девчонкам не ходить в тот крысятник на Пелмар-стрит, и не сказать, что здесь мы прямо как родные.