– Потому что ты что?
– Потому что я решила поступить правильно, – тихо говорит она. – Лайон попросил меня защитить тебя, и я пришла.
С моих губ слетает резкий, отрывистый смешок.
– Чушь собачья. Лайон никогда бы не доверил тебе подобного. Особенно после того, что ты со мной сделала.
Кай поворачивается ко мне.
– Я не горжусь тем своим поступком. Лайон уверял, что встреча с тобой станет первым шагом к прощению самой себя. Что это моя возможность двигаться дальше. Он говорил, что еще не поздно сделать правильный выбор…
– Погоди-ка… Что ты только что сказала? – Эта фраза… о том, чтобы встретиться лицом к лицу с собственными демонами и простить себя… о том, что еще не поздно выбрать новый путь движения вперед… Эти слова принадлежат Лайону. Такой же совет он дал мне на прошлой неделе, когда мы разговаривали по видеосвязи. – Тебя послал Лайон? Он сказал именно это и велел тебе прийти сюда?
Кай кивает.
– Он заверил, что, если я обеспечу твою безопасность, ты поможешь освободить мою сестру.
Я дотрагиваюсь до заднего кармана, вспоминая дорожные чеки и паспорта, которые Лайон прислал сразу после того звонка. В моем конверте было два чека. И три у Эмбер. Но в конверте, который он отправил Поппи, чек был только один.
Лайон знал…
Он знал, что сделает Дуг. Что Кай придет сюда. Что мы все отправимся в Обсерваторию на поиски Флёр и Чилла.
Второй дорожный чек, который он мне прислал, предназначался не для Флёр.
Кай вздрагивает, когда я тянусь за ножом и разрезаю веревку, связывающую ее запястья, и они освобождаются с внезапным рывком.
Кай не двигается. Вообще едва дышит, когда я возвращаю нож обратно на подставку.
– Наверху есть сухая одежда, – говорю я. – Упакуй все, что тебе может понадобиться, в ручную кладь. Через час мы отправляемся в аэропорт.
Я чувствую ее тяжелый взгляд, задержавшийся на моих шрамах, а затем слышу, как она шаркает из кухни к лестнице. Только убедившись, что она ушла, я убираю руку с рукоятки тесака.
16. Нечто зловещее
Мой язык прилип к нёбу, и я с кашлем просыпаюсь и, резко выпрямившись, хватаю ртом теплый сухой воздух. Стукаюсь лбом о какую-то невидимую преграду и снова опрокидываюсь на спину. Часто моргаю, чтобы прогнать кружащиеся перед глазами звездочки, и прикрываю глаза от яркого света, проникающего сквозь прозрачный пластиковый купол, расположенный всего в нескольких сантиметрах от моего лица.
Я прижимаюсь к нему, медленно соображая, где именно нахожусь. И как сюда попала.
Я была с Джеком. Целовалась с Джеком.
Нет! Я принимаюсь бороться с крышкой стазисной камеры, мое дыхание учащается, и стекло в куполе запотевает.
– Выпустите меня!
Толстый пластик приглушает хриплые крики, и на меня обрушивается шквал образов: кровь на стенах, на моих руках. Стоящий на коленях Джек в окружении Стражей. Нож, грохот, разбитая лампа. И вот уже Джек лежит на полу лицом вниз.
– Джек! – Я должна добраться до него. Отыскать его, прежде чем они…
О, Гея, нет. Только не это!
Тщетно я царапаю ногтями скользкий купол и в приступе ярости луплю в него кулаками. Я верчу головой из стороны в сторону, пытаясь разглядеть что-нибудь за каменными стенами, которые меня окружают. Вижу дверь с металлическими прутьями, сквозь которые просматриваются длинные, убегающие в бесконечность туннели, освещенные факелами.
Значит, я нахожусь под Обсерваторией. В одной из камер в катакомбах.
– Выпустите меня! – снова кричу я. – Если вы хоть пальцем тронете Джека, клянусь Геей, я…
– Гея мертва. – Я резко втягиваю носом воздух. В динамике рядом с моим ухом потрескивают помехи. – Я убил ее. – Этот холодный грубый голос кажется мне знакомым, но вспомнить, кому он принадлежит, не получается.
– Ты лжешь. – Я не хочу в это верить. Отказываюсь в это верить. Если бы Гея умерла, я бы узнала, не так ли? Перестань Гея существовать, и это место – сам мир и все населяющие его создания – исчезло бы вместе с ней. Мои слезящиеся глаза замечают глубокую, неровную трещину в камне надо мной. Крышка камеры покрыта тонкой пленкой глиняной пыли, как будто земля сотрясалась, засыпая все вокруг. – Я хочу поговорить с Кроносом.
– Я и есть Кронос, – заявляет голос.
– Ты мешок дерьма!
– А ты заперта в очень тесной тюрьме.
– Я требую разговора с Даниэлем Лайоном! Где он? – Ответная тишина кажется оглушительно громкой, потрясает до глубины души. – Кто ты такой? И что наделал?
– Я думаю, ты и сама знаешь, – раздается в ответ бестелесный голос – едва ли громче шепота.
Моя кожа покрывается мурашками. Силясь рассмотреть что-то сквозь купол, мысленно я возвращаюсь в заброшенное здание и вновь оказываюсь привязанной к стулу в тускло освещенном помещении. Лицо обжигает металлическое дыхание Дуга Лаускса, а из его носа, расквашенного мной, капает кровь.
– Я предупреждал тебя однажды, чтобы вела себя осторожно в обращении со мной, Флёр Аттвел.
– Где Джек?
Стражи проникли в наш дом. В нашу спальню. Электричество было отключено и, следовательно, система безопасности тоже. Они превзошли нас по численности. Без своей магии – и без меня – Джек оказался беззащитным перед ними.
– Грядет конец света, Флёр. Мать-Земля и Отец-Время мертвы, а все, что тебя волнует, – это Соммерс? Я был о тебе лучшего мнения.
Замки над моей головой открываются со щелчком, и я вздрагиваю от внезапного резкого звука. Внутрь камеры начинает поступать холодный воздух.
Я не двигаюсь, и, затаив дыхание, наблюдаю, как мерцает и гаснет свет внутри стазисной камеры. Треск в динамике стихает.
– Дуг? – Я шлепаю по внутренней стороне купола, и крышка поднимается на петлях. – Дуг, ответь мне!
Минуту назад я отдала бы все на свете, лишь бы освободиться из стазисной камеры, а сейчас мне жизненно важно узнать, что случилось с Джеком. Я пинком откидываю крышку, чувствуя головокружение и холод, принимаю сидячее положение и оглядываю высокие стены своей темницы. Кожу покалывает. Я горблюсь и, скрестив руки перед собой, пытаюсь прикрыть обнаженную грудь от расположенной в углу камеры наблюдения. На металлической койке у дальней стены лежат одинокое выцветшее одеяло и пара комбинезонов. Я подползаю к краю стазисной камеры и спрыгиваю на пол, едва не впечатываясь в него лицом, когда колени подгибаются и накатывает тошнота. Мои раны, должно быть, не были серьезными – поэтому и нынешнее недомогание вполне терпимо, – но сколько бы времени я ни провела, восстанавливаясь в стазисной камере, сейчас чувствую себя истощенной и неуклюжей.
Я хватаю с кровати комбинезон и просовываю в него ноги, отворачиваясь от камеры. Мне претит мысль о том, что Дуг, вероятно, наблюдал за мной все это время.
Застегнув молнию грубого комбинезона, подхожу к мигающему красному огоньку камеры и, встав под ней и высоко подняв подбородок, смотрю прямо в объектив.
– А ты думал, меня будет волновать что-то еще? Ты, значит, был обо мне лучшего мнения? – Я выплевываю Дугу в лицо его собственные слова. – Это была твоя первая ошибка. Я тебе еще покажу, и твое мнение обо мне окончательно ухудшится. – Прижимаю руку к стене и, не обращая внимания на накатывающую усталость, призываю свою магию. Искры потрескивают в моих волосах, пальцы начинает покалывать, когда я направляю в землю мысленный призыв, но мы находимся на такой глубине, где не растут никакие корни.
Исполненная решимости и ярости, я принимаюсь обшаривать взглядом камни, выискивая спрятанные в расщелинах корневища мхов и водорослей. Я уже делала так однажды, на границе в Текате. Только на этот раз нахожусь так глубоко под землей, что не нужно далеко тянуться.
Я стискиваю зубы и протягиваю вперед руки. Стена содрогается, осыпаясь осколками сланца, и с последним толчком моих мыслей часть ее отделяется и рассыпается кучей щебня. Камера падает вместе с ней, болтаясь вверх дном на проводах. Я поворачиваю ее вертикально, и, наклоняясь ближе к объективу, уверенная, что Дуг смотрит, со зловещим обещанием: «Я тебя погублю» срываю ее со стены.
Красный огонек гаснет.
Будучи слишком измученной, чтобы оставаться на ногах, я оседаю на пол. Учиненный разгром был просто представлением, шоу, чтобы доказать Дугу, что я не такая слабая, какой он хочет меня видеть. Теперь, когда все закончилось, это еще больше похоже на фарс. Я натягиваю тонкое одеяло на плечи и, съежившись в изножье кровати, принимаюсь беззвучно плакать, вспоминая ужас на лице Джека. Потом утираю слезы.
Джек жив. Иначе и быть не может. Если бы он умер, я бы об этом узнала. Почувствовала бы.
Но разве я не думала то же самое о Гее всего несколько минут назад?
Температура в моей камере падает. Поднимаю голову и замечаю темно-серый дымный туман, просачивающийся внутрь сквозь прутья решетки в двери. Покружившись в моей темнице, он снова вылетает, оставляя после себя ледяной сквозняк. Дуг, вероятно, послал его, чтобы шпионить за мной.
Нет, говорю я себе, решительно качая головой, Гея не может быть мертва. Дуг не сумел бы одолеть их обоих. И все же, чем дольше я сижу, замерзая в холоде катакомб, тем больше задумываюсь над вероятностью того, что он сказал правду. Если Лайон и Гея действительно мертвы, кто управляет Обсерваторией? Кто следит за Временами года и гарантирует здоровье и бессмертие кураторов?
Если Дуг на свободе, кто присматривает за Джеком?
Я с трудом поднимаюсь на ноги. Хулио и Эмбер… Я должна найти способ предупредить их. Им разрешено путешествовать, и, следовательно, они могут приехать к нам на виллу. Если мне удастся вышибить дверь, выйти из камеры, как-то добраться до Центра Управления и передать сообщение Мари, они втроем отыщут Джека.
Я стискиваю пальцами прутья решетки и прижимаюсь к ним лбом, создавая треск статических помех, и, фокусируя разум на стенах, призываю свою магию.
– Ты невероятно крутая и все такое, ясное дело, но ты уверена, что это хорошая идея?