звучат как «Мы авангард Царства Небесного». Так оно и есть. Мы паломники в том смысле, что на земле у нас нет своего места, мы странники, но не туристы, мы – передовой отряд Небес. Мы посланы на землю, чтобы завоевать ее для Бога.
Впрочем, слово «завоевать» может ввести в заблуждение, если вкладывать в него тот же смысл, что мы вкладываем, когда говорим о завоеваниях, подчинении, порабощении, происходившем на протяжении истории человечества. Но передовой отряд Небес, которым является Церковь, которым являются верующие, – это посланные Богом освободить тех, кому они несут весть о вечной жизни. Чтобы люди могли по-настоящему, в полной мере, а не частично или неравно, приобщиться высшей свободе чад Божиих. Чтобы эта свобода стала достоянием всех.
Быть паломником – это одновременно сознавать, что мы не вполне принадлежим миру, в котором живем, и что мы посланы в этот мир, чтобы нести за него полную ответственность. Когда я говорю «полную», я имею в виду ответственность, которая начинается здесь и заканчивается в вечности, начинается на земле – и заканчивается в Боге. И это делает нас совершенно другими людьми.
Однако для того, чтобы стать паломником или членом этого божественного передового отряда, недостаточно быть посланным. Необходимо осознавать свое положение. Как я уже упоминал, нужно понимать, что у нас есть собственная страна, собственный город – это небесный град Божий, это город в вечности. И в то же время мы должны помочь граду человеческому развиваться вглубь, возрастать в святости, чтобы однажды он по всем измерениям – по глубине и по чистоте – стал в меру града Божия. В этом состоит наше призвание, и ничто меньшее не может удовлетворить христианина. Это означает ответственность за все и готовность отдать свою жизнь за жизнь мира так же, как отдал ее Господь Иисус Христос. Это
значит быть посланным в мир как агнец среди волков, с готовностью заплатить за спасение других.
Вам может показаться, будто эти слова не имеют никакого отношения к теме паломничества, но это не так. Мы полностью вовлечены в судьбу мира, но не принадлежим ему, мы в мире – полнее, чем любой неверующий, но мы – не от него, потому что в нас заложено измерение, превосходящее все, выходящее за пределы двухмерности пространства и времени.
Для меня это означает две вещи: мы должны иметь веру в судьбу этого мира и особенно веру в человека, а не только в Бога, и мы должны быть отрешены от мира, свободны от привязанности, от рабства ему, – чтобы видеть мир таким, какой он есть, слышать голос этого мира, различать действие Бога, действие Святого Духа в нем.
Я хочу сказать о способности смотреть на этот мир, слушать и понимать его. Что мешает нам понимать хотя бы своего ближнего, своего ребенка, свою жену, своих родителей, своих друзей? А мешает нам то, что мы все в жизни сводим к себе. Мы заслоняем собственными заботами вопль мира. Заслоняем слова, которые слышим, вещи и события, которые видим. Помню, когда я был подростком, кто-то мне сказал, что мы боимся последствий услышанного или увиденного. И в качестве иллюстрации привели такой пример: вы чувствуете себя в безопасности, когда приходите в зоопарк и видите тигра в клетке. Вы смотрите на него и восхищаетесь тем, как он красив, как прекрасно его тело, как величественны движения, какой мощью этот зверь обладает. Вы надежно защищены – ведь тигр находится в клетке. А представьте себе, что случайно дверца клетки оказалась открытой – и вы встретили этого тигра нос к носу. Как мне рассказывали о надписи в туристическом автобусе: «Когда вы отправляетесь на сафари, не оставляйте окна открытыми, потому что для зверей вы – свежее мясо». Встретив тигра вне клетки, вы не будете им восхищаться, вы, если вам хватит ловкости, в мгновение ока окажетесь на верхушке фонарного столба – и в этот момент тигр для вас будет Тигр, Опасность. Мне кажется, вот это и мешает нам видеть, слышать, понимать – мы все время следим за тем, как бы не услышать, не увидеть и не понять того, что повредит нам или поставит под угрозу нашу мнимую целостность.
Как этого избежать? Если вы читали Чарльза Уильямса, то, возможно, помните историю молодой женщины по имени Лестер, которая погибла при крушении самолета на Вестминстерском мосту[31]. Эта женщина была абсолютно эгоистична и эгоцентрична, и ничто в мире, кроме самой себя, ее не заботило. Она немного думала о своем муже, поскольку он был частью ее самой, но кроме него – ни о ком. И вот после своей гибели она стояла на этом мосту, но не видела ничего, кроме пустоты. Окружающий мир был для нее абсолютно чужим, потому что она была совершенно и чудовищно самодостаточна. И вдруг мимо нее прошел ее муж, и она его увидела – его она могла видеть, потому что он принадлежал ей, а она принадлежала ему, – и как только она его увидела, то постепенно начала замечать и все остальное, что окружало ее.
В какой-то момент она оказалась на берегу Темзы. Темза всегда была ей противна. Когда она была жива и стояла на берегу, то видела, как много в реке отходов, и с отвращением думала: «О, как ужасно было бы наглотаться этой воды! Как гадко было бы погрузиться в нее!» Но теперь у нее не было тела, которое способно так реагировать. Ее бесплотная душа не могла ни наглотаться воды, ни погрузиться в нее, поэтому женщина стала видеть Темзу такой, как она есть: как воды большой реки, протекающей через Лондон и уносящей из города все отходы.
И поскольку Лестер смотрела на реку объективно и непредвзято, не думая о себе, она начала видеть сквозь первый слой замусоренной, грязной воды другие слои – более светлые и прозрачные. И постепенно на дне реки она разглядела поток чистой сверкающей воды, в котором узнала первозданные воды – такими, какими их сотворил Бог. А в самом сердце этого потока бил сверкающий родник, и в нем она угадала источник вечной жизни, живую воду, которую Христос дал самарянке (см. Ин. 4: 14).
Этому – способности смотреть и видеть этот мир – нам необходимо учиться. Потому что мы действительно воспринимаем все только по отношению к себе – может быть, в большей или меньшей степени, но в целом наша проблема именно в этом. Поэтому нам следует учиться, знакомясь с новым человеком, или новой культурой и другим укладом, или с новым местом, не сравнивать их с привычным, не задаваться вопросом о том, как это затрагивает нас лично, но видеть все таким, как оно есть, объективно.
То же относится и к слушанию, потому что очень часто мы слушаем не для того, чтобы услышать. Мы слушаем и в процессе уже готовим ответ. Если нам о чем-то рассказывают, мы можем сказать: «Да, но я вам сейчас расскажу еще лучше!» Или, когда нам что-то говорят, мы сразу начинаем думать: «Как мне согласиться и при этом показать, что я умнее, или не согласиться и опровергнуть все аргументы?» Часто ли вы слушали кого-нибудь просто для того, чтобы полностью понять, полностью вникнуть в то, о чем он говорит, и, помимо этого, проникнуть в сущность самого человека? При этом мы должны слышать не только слова – мы должны слышать голос, интонации, мы должны наблюдать за выражением глаз, мы должны воспринимать человека в целости, и только тогда можно будет сказать: «Я понял все, о чем он говорил».
Вы знаете, так бывает, когда навещаешь кого-нибудь в больнице. Мы боимся разделить боль, страдания человека, робко подходим и спрашиваем: «Ну как ты сегодня себя чувствуешь?» Человек видит по нашим глазам, что мы не готовы услышать худшее, так что какой смысл говорить правду? И отвечает: «Спасибо, ночь прошла хорошо». И что мы чаще всего говорим на это? «Вот и отлично!» – и меняем тему, потому что было бы слишком опасно опровергнуть его слова, сказав: «Нет, я по глазам вижу, что тебе страшно, тоскливо, больно. Не надо говорить, что у тебя все в порядке, это неправда. Может быть, ты расскажешь мне об этом? Давай нести это вместе». Как нас учит апостол Павел: носите бремена друг друга, и таким образом исполните закон Христов (Гал. 6: 2). Но для этого надо научиться заставлять молчать свою самость, научиться обращаться в слух, в зрение, в восприятие, в открытость.
Как-то раз меня спросили, можно ли точно, но коротко сформулировать, в чем заключается созерцание, и я ответил, что можно, и вам я тоже открою этот секрет. Он взят не из трудов отцов Церкви и не из Священного Писания, а из детской книжки:
Живет на дубе старая и мудрая сова.
Она так много видела, что бережет слова,
И, не болтая попусту, услышать все готова.
Ах, отчего же люди не так мудры, как совы!
Мне думается, что в этом заключается вся суть созерцания. Причем созерцание относится не только к Богу и ко всему Божественному, оно имеет самое непосредственное отношение к человеку, который стоит перед нами, потому что этот человек – тайна, тайна в подлинном смысле этого слова, а не просто головоломка, требующая решения. Возможно, вы знаете, что английское слово mystery (тайна) произошло от греческого глагола, который означает «быть зачарованным», «онеметь», потому что мы оказались перед лицом чего-то настолько глубокого, что ему можно приобщиться, но его нельзя проанализировать, вскрыть, препарировать. Вот чему надо научиться – воспринимать каждого человека как божественную тайну.
Тут мы приходим к тому, что я сказал раньше, – что необходимо иметь веру в своего ближнего, кем бы он ни был, каким бы чужим, странным, отвратительным ни казался, потому что наш ближний (а если мы христиане, мы должны в это верить) сотворен по образу Божию. Что бы ни открывалось на поверхности, какими бы уродливыми ни были проявления – глубоко внутри присутствует печать Бога, образ Божий, родство с Богом, и можно помочь этой глубине не просто выжить, но проявиться и стать откровением.
Когда мы встречаем на своем пути неверующих, у нас с ними есть одна общая черта – наша человечность и их вера в человечность, которая отличается от нашей, но все же это – вера. Сталкиваясь с человеком, мы должны помнить, что можем иметь веру, о которой написано: