ий найти рецепт на сильнодействующие лекарства.
— Тогда никакой связи, видимо. В любом случае, с этого момента будьте внимательны, и если увидите что-либо странное здесь или дома, немедленно сообщите нам. — Он вручает мне визитку и уходит, когда другой офицер полиции ему машет.
Я кладу визитку в свой бумажник, а потом смотрю на Мишель.
— Как грабитель узнал, что мы ожидаем этот грузовик? — Мы даже не знали, что он приедет сегодня. Мишель позвонила мне прошлой ночью после того, как узнала время, в которое он прибудет, чтобы предупредить заранее.
— Это мы и пытаемся выяснить. На данный момент рассматривается версия, что кто бы это ни был, он хотел что-то найти.
— Кому мог понадобиться этот старый хлам?
Мишель вскидывает брови.
— Айседора, ты же должна понимать, что эта выставка бесценна, так?
Я подавляю в себе желание закатить глаза. Сложно бросить в мой дом камень так, чтобы он не задел «бесценный» артефакт.
— А водитель в порядке?
Она отводит взгляд, словно не желает отвечать на этот вопрос.
— Он в больнице.
Я сглатываю моим тут же пересохшим горлом.
— Так он будет в порядке?
— В этом пока нет уверенности. Отказывают жизненно важные органы.
— В него стреляли?
— Нет. Они полагают, что он был отравлен, но непонятно чем.
По позвоночнику бегут мурашки. Это не к добру. Всё это не к добру. Бесит то, что теперь музей кажется таким же незащищённым и уязвимым, как и дом Сириуса, и я не могу выкинуть из головы мысль, что здесь есть только одна связь, хоть она и не имеет значения — я. Но почему грабитель думает, что мы станем хранить подобные вещи в нашем доме?
Мишель качает головой, словно пытаясь стряхнуть тот же холод, что пронизывает мои руки.
— Что бы ни было, мы сегодня закрыты, может и завтра тоже.
— Я могу чем-то помочь?
— Когда мы откроемся, поможешь мне оформить большой зал, который мы переделаем в новое крыло для новой выставки. Твоя мама сказала, что ты — хороший дизайнер.
Странное тёплое чувство растекается внутри меня. Оно очень похоже на гордость. Это моя мама сказала?
— Какого чёрта здесь происходит? — Кричит Тайлер с того места, где полицейские перегораживают ей путь.
Устало махая, Мишель говорит.
— Вводи её в курс дела. Я напишу подробности и то, когда откроемся, в письме.
Я киваю, потом подхожу к Тайлер. Она позволяет мне взять себя под локоть и вывести её на улицу. Мы садимся через дорогу и смотрим на мигалки полицейских машин.
— Что ж, этого я никак не ожидала, — произносит она после того, как я ей всё выкладываю. — И это действительно вещи твоей мамы? То, что в грузовике, принадлежит ей? Откуда у людей вообще могут быть древнеегипетские артефакты?
Я пожимаю плечами, не зная, что ответить.
— Полагаю, есть откуда.
— Вы, ребят, по всей видимости, неприлично богаты. Вы, наверное, бывали в разных странах пока ты росла?
— Мы ездили в Каир время от времени, посещали города поблизости, но чаще всего, мы ездили на день к Нилу.
— Крутые машины?
— Машины вообще не было.
— Ну, может тогда частный самолёт?
— Не думаю, что мои родители вообще когда-нибудь летали куда-то. Перелёт сюда был первым за всю мою жизнь.
— О, Бога ради! Некоторым людям надо запрещать быть богатыми.
Я пожимаю плечами.
— И, очевидно, кто-то может убить, чтобы стать богатым. — Я снова смотрю на двери. Сегодня здание, возвышающееся над нами, кажется довольно зловещим. Кто ещё караулит его, в ожидании?
Может, они до сих пор где-то здесь? Может, они следят и за мной?
— Да уж, водителю хреново теперь. Что ж, буду думать о нём, всё равно не работаем. — Она вытаскивает свой телефон и строчит сообщение, пока я откидываюсь на спину и позволяю солнцу играть на моём лице. Облака сегодня маленькие, удивительно, что небо не полностью затянуто ими.
Я скучаю по сухой жаре. Я скучаю по тому, как чувствую воздух, когда вдыхаю его, подобно тому, как ландшафт делает тебя частью себя, впуская с каждым новым вдохом.
Сириус сказал мне, что осенью приходят падающие ветра Санта-Ана, напоминающие ветер в пустыни. Это его любимое время в году. Не могу дождаться.
Я смотрю на Тайлер.
— Хочешь, поедем домой к брату? У него есть… телевизор. И бассейн.
Тайлер встаёт, предлагая мне свою руку.
— Да, я очень хочу поехать. Но сегодня Скотт у Рио дома. Что-то насчёт видеоигр. Моя машина вот тут.
Она уже идёт, а я сомневаюсь и стою на ступеньках.
— Знаешь, думаю… Лучше пойду домой. — Я нервничаю и мысль о том, что снова увижу Рио, не обещает изменений к лучшему.
— Почему? У нас выходной!
— Я вспомнила, что должна помочь жене мужа с перепланировкой. — Дина хочет, чтобы я сделала им детскую комнату. От работы с пастелью мне хочется задушить себя бледно-розовыми шторами, но она говорит, что у неё есть и другие идеи. Вообще-то, мы собирались обсудить план сегодня вечером, так как она будет весь день на работе. Впрочем, Тайлер не обязательно знать об этом.
— Ага, но она не может рассчитывать на тебя сегодня, раз ты на работе! Так что ты ничего не пропускаешь, все думают, что ты в музее.
Я ругаюсь про себя. Она не должна догадаться до этого. Я не могу признаться, что просто не хочу видеть Рио. Это было бы слишком странно. А ещё более странно, что я не могу перестать думать, что это странно. И его имя не должно иметь значение. Не должно.
Всё же имеет.
— Можешь просто подвезти меня домой, пожалуйста!
Она вздыхает.
— Конечно. Но я этому не рада.
Тайлер уезжает после того, как берёт с меня обещание позвонить, если я закончу раньше. Мне по-настоящему тяжело от того, что я лгу ей, поэтому я скидываю шпильки и поднимаюсь наверх в пустую комнату. Если я и в самом деле буду работать над ней, тогда это не ложь.
Комната абсолютно чистая, нет даже оконных занавесок. В голове крутятся идеи на тему горошка в стиле ретро. Большие круги на стенах, нарисованные в контрастирующих цветах. Круги, вырезанные из пенопласта и приклеенные к потолку, выкрашены в тот же цвет, но с акцентом на фактуру. Кресло-качалка с круглой спинкой и круглый пуфик.
Здесь столько всего можно сделать и мне не терпится начать работу. Поскольку я ненавижу идею траты сил на ребёнка, значит, буду получать удовольствие от этого. Что докажет Сириусу и Дине, что мне можно доверить и остальную часть их дома.
Я вытаскиваю телефон и звоню Дине.
— Привет, я дома и хочу взяться за комнату. Ты говорила, что у тебя есть папка с образцами.
— Да! Она в коробке, на которой написано «тампоны и вещи для ванной». Не хочу, чтобы Сириус её видел.
Я смеюсь, зажимая телефон между ухом и плечом. Все коробки открыты, и та, про которую она говорит — пустая.
— Ты уверена? В ней ничего нет. Что мне искать?
— Это простая чёрная папка, один из детских альбомов Сириуса. В ней много картинок с фресками и образцами древнеегипетского искусства.
Грёбаный потоп! Она хочет, чтобы я создала такую же комнату, как та, которую я сама украшала всё своё детство.
Нет. Это не гробница и не моя. Для неё я могу это сделать.
Я снова поднимаю коробку и трясу.
— Я её нигде не вижу. Все коробки открыты. Ты уверена, что Сириус никуда её не переставлял?
— Нет, я вообще запрещаю ему заходить в ту комнату, он бы не стал. В ней никого не было.
И тогда до меня доходит, и я физически ощущаю, как воспоминания ползут по моим рукам, будто кто-то наблюдает за мной. Дверь в эту комнату была открыта. Она была открыта в день вторжения. Я никогда не видела, чтобы она была открытой. Дина всегда держала её закрытой.
— Это первая комната по коридору, — говорю я мягким голосом. — Возможно, здесь был взломщик.
— Зачем кому-то брать эту папку? — Спрашивает она в растерянности.
Я не знаю ответ.
Я просыпаюсь, задыхаясь от сна, в который только что погрузилась. Каждый шум в доме кажется мне подозрительным. Слава Богу, проблема с папкой оказалась надуманной, и мы найдём её потом, в каком-нибудь неожиданном месте, но я ощущаю на себе глаза, следящие за мной. Кроме того, я не перестаю думать о том, что на водителя напали и отравили. Почему-то это пугает меня сильнее, чем, если бы его застрелили. Выстрел — это что-то безличное; стреляют только в кино.
А вот яд в моей семье воспринимается как нечто интимное.
Тёмные углы в доме кажутся мне живыми, зловещими и я чувствую, что начинаю сходить с ума. Не хочу оставаться одной. Я хочу быть с тем, с кем общение приносит мне облегчение. Я выхожу на крыльцо и достаю телефон.
— Я знала, что ты позвонишь, — говорит Тайлер, даже не здороваясь.
— Недополучила сегодня в музее суточную дозы Тайлер.
— Дефицит Тайлер может привести к летальному исходу, знаешь ли. Буду у тебя через секунду.
— Спасибо. — Я так благодарна, что даже не знаю, как выразить. Однако к дому подъезжает вовсе не маленькая «Тойота» Тайлер, а красивый грузовик Рио. Я разрываюсь между благодарностью и недовольством.
— Привет, — говорит он, выбираясь из грузовика и проходя по короткому, треснувшему тротуару к крыльцу, на котором я сижу. — Тайлер велела забрать тебя.
— Естественно. — Игнорируя его протянутую руку, я отталкиваюсь от крыльца, чтобы подняться. Рио умудряется быть на пару дюймов выше меня, хоть я и на каблуках. Хм. Я надеялась, что буду выше его. Мне, действительно, нравится быть выше людей.
Я следую за ним до грузовика.
— Ушиб ногу? — Спрашиваю я. Он немного прихрамывает, чего я раньше не замечала. Не то, что я замечаю за ним разные вещи, как например, то, как его тёмные волосы переливаются на солнце золотыми частицами, или как его плечи создают прямую крепкую линию спины. Или выраженный бугорок мозоли на среднем пальце правой руки.
— Нет, я всегда хромаю. Это у нас семейное.
Что ж, он не идеален. В смысле, физически. То есть совсем. Он совсем не идеален.