Кантемиров сидел за своим исполинским столом, но стула напротив не было. Инга в нерешительности потопталась на пороге, прежде чем он указал ей на диван. Она села на него, вжавшись в самый угол, а Кантемиров сел с другой стороны. Расстояние между ними было не меньше полутора метров.
– Инга, – серьезно сказал он. – Бурматов пропал.
Инга помедлила, ожидая, что он продолжит, а потом кивнула. Кантемиров явно тяготел к тому, чтобы с торжественностью объявлять очевидное.
– Вы что-нибудь про это знаете?
Инга помотала головой. Кантемиров смотрел на нее испытующим взглядом, и она поняла, что надо все же что-то сказать.
– Я ничего про это не знаю, – облизав губы, произнесла она. Ее прежняя самоуверенность куда-то запропастилась. – Последний раз я видела его в пятницу.
– Вы поддерживали с ним какие-то отношения?
– Что вы имеете в виду?
– Ну, после того случая вы продолжили… вы общались вне работы?
Инга уцепилась за эту фразу как за возможность оскорбиться. Возможно, это смутит Кантемирова, и он не станет приставать с расспросами.
– Если вы намекаете на то, не продолжили ли мы встречаться, то нет, – холодно сказала Инга, но слышала, что голос у нее дрожит. Она понадеялась, что это можно списать на плохо скрываемую ярость. – После того, что Илья про меня наговорил, я бы не опустилась до такого.
Кантемиров вздохнул.
– То есть вы ничего не знаете?
– Ничего. Мы общались по работе. Последний раз я видела его здесь, в офисе, перед тем как ушла.
– Инга, я должен задать этот вопрос еще раз, – снова посуровел Кантемиров. – Его исчезновение выглядит очень подозрительно. Мы опасаемся самого худшего. Вы уверены, что вам ничего об этом не известно?
– Вы намекаете, что я могу быть к этому причастна?
Лицо у Инги горело, хотя в офисе по-прежнему было холодно, а в кабинете у Кантемирова вообще как в морозилке. Она скрестила руки на груди. Ей хотелось обхватить себя, как-то поддержать этим жестом, но Кантемиров, кажется, и правда принял его за выражение крайнего возмущения.
– Нет-нет, ничего такого я не говорил. Но ситуация выглядит настолько странной и даже страшной, что я не мог не вспомнить о том, что недавно произошло.
– Если хотите меня допросить, вызывайте полицию, – сквозь зубы проговорила Инга. На самом деле она сжимала челюсти, чтобы они не застучали.
Теперь Кантемиров, кажется, испугался.
– Мы не хотим никого допрашивать. Какой допрос! Пока даже неизвестно ничего. То есть полиция действительно уже подключилась и, возможно, захочет побеседовать – но не только с вами, вы не думайте, со всеми коллегами Ильи. Но это ничего не значит, просто нужно же им разобраться, куда он мог поехать.
– Я об этом ничего не знаю.
– Да-да, я понял. Ну что ж, спасибо, что согласились поговорить.
– Не то чтобы у меня были варианты, – высокомерно бросила Инга. Ее нервозность окончательно перешла в стадию, когда ей хотелось нарываться на ссору, лишь бы увести разговор в другое русло.
Кантемиров поднялся. Инга посмотрела на него снизу вверх, стараясь даже при этом сохранять надменность, а потом встала тоже. Руки она продолжала прижимать к груди.
– Спасибо, – снова сказал Кантемиров. – Я надеюсь, что в остальном у вас все хорошо.
– Я справляюсь, – процедила Инга и, гордо держа голову, направилась к двери.
Полиция пришла на следующий день.
В офисе стоял обычный гам, и Инга не сразу заметила, что его тональность изменилась. Когда она наконец обернулась, то увидела, что по опенспейсу идут двое полицейских в форме и еще один худой, невысокий человек в кожаной куртке. У него было маленькое острое личико, придававшее ему сходство с хорьком. Рядом с ними суетилась начальница отдела кадров, которую Инга тоже последний раз видела у Кантемирова. Полицейские шли, глядя перед собой, а хорек озирался по сторонам. Ингины коллеги, едва заметив их, шмыгали в сторону, уступая дорогу.
Группа зашла в кабинет Ильи. Один полицейский направился к столу и принялся выдвигать ящики, а второй – к шкафу, где, как Инга помнила, Илья держал виски. Хорек вместе с начальницей отдела кадров остановились у двери и о чем-то переговаривались.
– Кто-нибудь знает, что происходит? – спросила Инга, продолжая сквозь стекло наблюдать за действиями полицейских. Тот, что открывал ящики, начал доставать из них документы и класть на стол.
– Мне Самойлова говорила, что придут осматривать рабочее место, – откликнулась Алевтина, тоже не сводя глаз с полицейских. Впрочем, весь офис, казалось, замер и следил за кабинетом.
– А этот в кожаной куртке – это кто?
– Не знаю. Может, следователь?
– Следователь был бы, если бы дело уже возбудили, – поправил Галушкин.
– А еще нет?
– Понятия не имею, но вряд ли. Вроде сначала обычные менты приходят. Обыскивают, беседуют.
– Беседуют? – нервно переспросила Инга.
Галушкин не удостоил ее взглядом, продолжая смотреть на полицейских, но все же ответил:
– Ну, какие-то данные собирают. Приметы там. Были ли планы уехать. Я так понимаю, дело возбуждают, если есть основания полагать, что было совершено преступление.
– В смысле? – пробормотала Алевтина, испуганно поворачиваясь к Галушкину. – То есть они думают, что его убили?
Это слово, произнесенное другим человеком, заставило Ингу вздрогнуть. Она считала, что привыкла к нему и перестала воспринимать, но оказалось, что привычка распространялась только на ее собственный внутренний голос. Проговоренное посторонним, да еще и с положенным благоговейным ужасом, оно застигло Ингу врасплох.
– Да почему ты у меня спрашиваешь, я откуда знаю? Наверное, пришли это устанавливать как раз. Этот в куртке, наверное, из розыска.
– Но ведь если бы его… убили, – сказала Инга, перекатив слово во рту. Оно оставалось чужим. – Если бы его убили, то тело бы уже нашли?
– Не факт, – пожал плечами Аркаша. – Вот у нас однажды…
– Только не очередная история про соседа! – взмахнула руками Мирошина.
Аркаша посмотрел на нее с неожиданной злобой и упрямо продолжил:
– У нас однажды в деревне, откуда моя мама родом, был случай. Мужика убили и скинули в прорубь. Так до весны и не нашли.
– Но сейчас не зима, – недоуменно заметила Алевтина, словно всерьез примеривала такое развитие событий на Илью.
– Ну я для примера. – Аркаша сегодня был явно не в духе. – Просто говорю, что могут не найти.
– И что тогда делают?
– Да ничего, наверное. Если тела нет, то и дела нет.
– Ой, давайте перестанем об этом говорить, – захныкала Мирошина. – Найдется он. Никто его не убивал!
– А может, он покончил с собой? – задумчиво сказал Галушкин.
Алевтина тут же взвилась:
– Типун тебе на язык, что ты такое говоришь! Илья? Покончил с собой?
– Ну не знаю, у него последние месяцы были не из легких. – Галушкин бросил мрачный взгляд на Ингу.
Повисло молчание.
– По-моему, Илья не сильно страдал в последние месяцы, – отчеканила Инга. Она чувствовала себя по-настоящему задетой тем, что кто-то мог посчитать жертвой Илью, а не ее. – Как по мне, он отлично себя чувствовал. В отличие от меня, например.
Они впервые прямо говорили о произошедшем, но развиться этому разговору не дала Алевтина, которая обернулась и отрывисто сказала:
– Да хватит уже собачиться. Тут дело посерьезнее. – И все опять замолчали.
Чуть позже к ним в отсек зашла начальница отдела кадров и попросила Алевтину пойти с ней. Инга видела, что они скрылись в переговорке. В ней предусмотрительно были опущены жалюзи, чтобы из опенспейса туда никто не заглядывал.
Алевтина вернулась очень быстро. Лицо у нее было расстроенное.
– Ну что? – встревоженно спросил Галушкин.
– Да ничего. Такое впечатление, что им вообще без разницы.
– Что спрашивали-то?
– Инга, пойдемте со мной, – сказала начальница отдела кадров, снова возникнув на пороге их отсека.
Инге ужасно не хотелось идти, пока она не услышит, что спрашивали у Алевтины, но та словно воды в рот набрала и, видимо, ждала, пока кадровичка уйдет. Инга неохотно встала и направилась в переговорку.
В ней горел свет, в тесном помещении казавшийся более ядовитым, чем в опенспейсе снаружи, а за столом сидел человек в кожаной куртке, похожий на хорька. Полицейских в форме не было.
– Капитан уголовного розыска Исаев, – представился он, когда Инга села, щурясь. – А вы у нас кто?
Инга назвалась. Хорек медленно провел ручкой вдоль распечатанного списка, лежащего перед ним. Ингина фамилия оказалась в самом конце. Он поставил напротив нее плюс. Инга успела заметить, что плюсов пока немного.
– Вы давно работаете?
– Скоро год.
– И все время работали с потерпевшим?
Ингу удивило это слово. Они ведь не знают, что случилось с Ильей. «Потерпевший» еще и звучало неприятно – формально, безучастно. Наверное, это расстроило Алевтину. Они искали не Илью, а абстрактного среднестатистического человека, единственной отличительной особенностью которого была его пропажа. Инга парадоксальным образом почувствовала обиду за Илью, но следом, конечно, радость. Незаинтересованность полицейских была ей на руку.
– Да, все время.
– В каких отношениях вы с ним состояли?
Инга сразу напряглась, заподозрив подвох, но постаралась ответить спокойно:
– В основном в рабочих.
– В основном? – Хорек изогнул одну бровь. Он, наверное, думал, что это придает ему вид более мужественный и дерзкий, но, по мнению Инги, так он выглядел только комичнее. Она знала, что ей следует вести себя осторожно, но не могла заставить себя всерьез относиться к этому крохотному тщедушному человеку в куртке не по размеру.
Она переменила позу, положив одну ногу на другую, и сразу вспомнила знаменитую сцену из «Основного инстинкта». Это, впрочем, заставило ее внутренне поежиться. Воображать хорька на месте Майкла Дугласа не очень льстило самолюбию.
– Мы некоторое время встречались. Но расстались несколько месяцев назад.