Мирошина, по-прежнему жевавшая печенье, производила впечатление полной противоположности Алевтине. Она была невысокой блондинкой с формами, которые старательно подчеркивала поясами и вырезами. Инга довольно быстро сделала вывод, что Мирошину в жизни интересует ограниченное количество вещей: ее британский кот (судя по всему, очень капризное создание), инстаграм-аккаунты магазинов одежды и сплетни о коллегах.
– Аркаша написал, что ему сегодня так плохо, что он впервые за год проспал, – сообщила она, как только Инга села напротив.
– Но ему уже лучше?
– Вроде да. Говорит, мчит на такси. Если Илья будет спрашивать, просил сказать, что мать заболела и пришлось завезти ей лекарства.
Инга хмыкнула и тут же опять покосилась на кабинет Бурматова. Он что-то печатал. Разбудив свой компьютер, Инга снова открыла телеграм и написала в окошке: «По-моему, я вчера немного странно вела себя со своим начальником». На этот раз сообщение повисло непрочитанным.
В ожидании ответа она вяло полистала фейсбук, потом инстаграм, потом не без отвращения открыла рабочую почту. О делах думать не хотелось. Инге нужно было срочно обсудить вчерашнее.
Обычно Максим отвечал быстро, если только сам не был занят работой, но в этот раз как будто прошла целая вечность. Наконец в углу экрана всплыло сообщение:
«Насколько странно?»
«Мы пошли отметить окончание проекта, и все напились. И я. Мы остались вдвоем. Я несла какую-то чушь и тупо хихикала. А потом стала гладить его по руке».
«А он тоже напился?»
«Мне казалось, что да, но теперь я не уверена. В общем, я в какой-то момент поймала себя на том, что сижу и натурально наглаживаю ему руку через пиджак. А он ничего не говорит!!! И свою руку не убирает!!! Короче, я так охренела от того, как мы к этому пришли, что убежала в туалет и просидела там минут 20, пока пыталась сообразить, что дальше делать».
«А потом что?»
«Ну я вернулась, схватила сумку и сказала, что мне срочно нужно уйти. И буквально сбежала. Вспомнила, что надо вызвать такси, когда была уже в конце улицы. Еще ждала потом на холоде сто лет. Зато хоть протрезвела слегка».
«Нуууу… могло быть и хуже».
«Ты думаешь?»
«Ну, ты могла, например, комично упасть, когда убегала. Или тебя могло, например, стошнить ему на пиджак».
«Дурак».
Инга свернула телеграм и, откинувшись в кресле, раздраженно огляделась. Галушкин отвратительно громко прихлебывал чай.
На экране снова возникло сообщение.
«Камон, не переживай. Ну, погладила по руке. Странно, конечно, но не смертельно. А сегодня ты его видела уже? Он что-нибудь сказал?»
«Видела, как он в офис пришел с опозданием на час. Кивнул просто, мне показалось, не очень по-доброму. И всё».
«Ну и забей. Слушай, все были пьяные, с кем не бывает».
Инга перечитала сообщение, чтобы как следует проникнуться этой мыслью. Максим прав. Алкоголь все оправдывает.
Пришло новое сообщение:
«А он тебе вообще нравится?»
У Инги даже дыхание перехватило. Она замолотила по клавиатуре:
«Да при чем здесь «нравится»?! Мне работать с ним! Что он обо мне подумал, ты представляешь? Первая вечеринка, и я лезу к начальнику. Блин, скажи мне кто-нибудь это вчера, не поверила бы. Может, мне нужно пойти и извиниться?»
«Мне кажется, это будет еще страннее. Веди себя обычно. Если он адекватный чувак, то понял, что ты просто напилась и тебя не туда занесло. Ты ж к нему не целоваться лезла».
«Целоваться точно не лезла».
«Вот и забей».
Инга отключила телеграм на рабочем столе и снова открыла почту. Последний ответ Максима опять немного ее успокоил. Они дружили одиннадцать лет, и она привыкла доверять его мнению. Только Максиму было позволено ее критиковать, и только его похвала казалась Инге по-настоящему ценной. Иногда она ловила себя на ощущении, что если у всех людей существовал какой-то таинственный аппарат внутри, определяющий хорошее и плохое, то свой она как будто вынесла за пределы тела и поместила в другого человека. Жить так было довольно просто: можно было не утруждать себя самоанализом, а просто обратиться к Максиму, как к священному оракулу, и ждать, когда он все растолкует. Его авторитет для Инги был непререкаем.
Прямо сейчас ей все еще было немного не по себе, но привычный механизм уже пришел в движение: надо просто осознать слова Максима, и тогда сомнения отступят. Что, в самом деле, такого? Пьяные поглаживания – вещь, безусловно, стыдная, но нормальный человек на месте Бурматова и сам, скорее всего, сделает вид, будто ничего не произошло.
Аркаша влетел в офис и, зыркая в сторону бурматовского кабинета, направился к своему месту короткими перебежками, то и дело прячась за перегородками опенспейса. Все следили за его приближением с усмешкой, только Бурматов, кажется, был настолько поглощен работой, что ни разу не поднял головы. Наконец Аркаша добрался до их углового отсека и рухнул на стул.
– Фуууух, ну и утро! – выдохнул он.
– Похмелье? – тут же участливо поинтересовалась Мирошина и, забрав от Инги печенье, пододвинула к нему.
Аркаша благодарно на нее посмотрел. Он был похож на огромного младенца – пухлый, рыхлый, с круглой лысой головой и огромными голубыми глазами. Иначе чем «Аркаша» его не называли. Инга испытывала затруднения, обращаясь к нему, потому что так фамильярничать было преждевременно – она еще и двух месяцев не проработала, – но церемонное «Аркадий» звучало даже нелепее.
– Пока собирался, выпил две таблетки аспирина, – пожаловался он уже лично Мирошиной. – Кто придумал праздновать в четверг, когда в пятницу на работу?
Инга в душе была горячо с ним согласна.
– Знаете, что меня всегда поражало? – заявил Галушкин, еще раз громко отхлебнув чай. – Что большие корпоративы устраивают в понедельник или вторник.
– Потому что место снять дешевле, – ответила Алевтина очень серьезно. Она закончила разговаривать по телефону и теперь что-то быстро печатала на компьютере, не глядя на коллег.
– Да я понимаю. Но мне всегда казалось, что таким образом нам намекают, что на корпоративах не положено пить.
– Это была бы отличная идея, – простонал Аркаша.
Галушкин, несмотря на все свои околоалкогольные рассуждения, выглядел возмутительно бодро и вчера действительно ушел одним из первых – сразу после Алевтины (что, кстати, лишний раз заставляло Ингу усомниться, будто та могла напиваться и падать со стульев). В отличие от Аркаши, он был высоким, подтянутым и плечистым, и хоть не казался особым красавцем, Инга поначалу на него заглядывалась – было в Галушкине что-то дерзкое и вызывающее, что ей нравилось.
У Инги коротко завибрировал телефон, и она машинально открыла сообщение, не обратив внимания на отправителя. «В 13 идем на обед» – было написано на экране.
Инга уставилась на текст, потом на имя автора. Она неожиданно почувствовала себя в луче света, сидящей у всех на виду. Ей хотелось повернуть голову и посмотреть на Бурматова через стеклянную стену кабинета, но она не сомневалась, что прямо сейчас он сам на нее смотрит. Следующим ее порывом было, не выпуская телефон из рук, написать Максиму и попросить совета, но это желание она тоже подавила как недостойное. Расхлебывать нужно было самостоятельно, причем быстро, однако Инга совершенно не понимала, что написать. Ее смущало сразу все – и смысл сообщения Бурматова, и его повелительный тон, и даже то, что оно пришло ей в телеграме, а не через корпоративный мессенджер. Неужели он вчера расценил ее пьяные прикосновения как приглашение к чему-то еще? Стыд окатил Ингу с головой. Что же ему ответить? «Прости, Илья, ты меня неправильно понял»? «Мое поведение вчера было непрофессиональным, но я не имела в виду ничего такого?» Все это представлялось ужасно глупым, особенно будучи написанным.
Вдруг она вообще надумала лишнего? Тогда ее дурацкое положение только усугубится этими сообщениями. Может быть, Илья вовсе не заигрывает с ней, а, наоборот, хочет сделать выговор за нарушение рабочей этики. Инге стало жарко.
В замешательстве она снова посмотрела на телефон. Оправдываться в ответ на приглашение обедать, да еще по переписке, не хотелось. Что тогда, отказаться? Общая экстраординарность ситуации лишила ее возможности сделать это непринужденно. Очевидно, оставался единственный вариант – согласиться и уже за обедом понять, как вести себя дальше. Инга написала «окей» и быстро отложила телефон, для верности перевернув его экраном вниз. Она не хотела больше никаких сообщений.
Следующие два часа Инга старалась работать, надеясь своим заблаговременным усердием заслужить прощение на случай, если придется его просить. К тому же работа помогала отвлечься. На телефон она по-прежнему старалась не смотреть, забывая, что телеграм установлен у нее и на рабочем столе компьютера. Однако он молчал. Без десяти час Инга удостоверилась, что новых сообщений нет, и покосилась через плечо на кабинет Ильи. Он расслабленно сидел, повернувшись на стуле спиной к столу, и держал телефон обеими руками. В этот же момент Ингин айфон ожил и завибрировал. От неожиданности она даже вздрогнула и схватила его со стола так быстро, словно сообщение мог прочитать кто-то другой. «Через пять минут встречаемся внизу». Инга покраснела. Ей было неловко оттого, что только что она как будто случайно подглядела за Ильей.
– А ты куда? Ты обедать с нами не пойдешь? – спросила Мирошина, когда она встала из-за стола.
– Нет, – помедлив, ответила Инга. – У меня встреча.
Она не испытывала ни малейшего желания говорить, что идет обедать вдвоем с Бурматовым, потому что ей мерещилось в этом что-то предосудительное, но это же ее и раздражало. Инга не хотела иметь никаких сомнительных секретов. Твердо решив раз и навсегда разобраться с ситуацией, как бы унизительно это ни оказалось, она направилась к лифту.
Внизу в холле было шумно. В ожидании Бурматова Инга присела на бортик декоративного фонтана, расположенного на равном удалении от всех лифтов, и стала смотреть по сторонам, на снующих мимо людей. Первый этаж их бизнес-центра жил особенно бурной жизнью: здесь находилось бесчисленное