– Не жалуюсь.
Мужик с хрипом выдохнул, а потом снова достал свой виски и сделал несколько глотков.
– Ты молодая, может, поэтому. А я видеть уже все эти рожи не могу. Все ходят и ноют, ноют… – Мужик вытянул лицо и издал несколько нечленораздельных звуков, видимо изображая нытье. По мере того как он говорил, он все больше распалялся и теперь уже смотрел на Ингу с откровенной злостью, словно она лично была во всем этом виновата. – Знаешь, когда я окончательно понял, что надо валить?
Инга не спросила и не кивнула, чтобы не поощрять продолжение, но он все равно сказал:
– Сегодня в очереди в аэропорту. Позади меня стояли муж с женой, и баба все его пилила – эскалатор не работает, билет на аэроэкспресс дорогой, какая-то их знакомая – дура. И я подумал: вот всё в России так. Все проблемы позорные. То ли дело во Франции. Две недели назад летел, там тоже в очереди сзади стояли французы. Так они обсуждали, разрешить ли администрации района спилить дерево во дворе. Ты понимаешь? Дерево! Нет у людей других проблем, они деревья обсуждают!
Мимо прошла бортпроводница, собирая пустые стаканы. Воспользовавшись паузой, Инга торопливо надела наушники. Когда раздавали завтрак, она предусмотрительно вытащила один, но не выпустила его из рук и, получив поднос, сразу заткнула уши снова.
Инга задремала, а когда проснулась, самолет пошел на посадку, клюнув носом облака, и салон, как обычно, затрясло. Инга краем глаза видела, что мужик схватился за бутылку, но там давно уже ничего не осталось. Ей, наоборот, особенно нравилась турбулентность при снижении – тряска напоминала разновидность аттракциона, к тому же она значила, что настоящее приключение вот-вот начнется.
Когда они приземлились, Инга опять внутренне напряглась – сейчас ей надо было не потерять журналистов, пройти с ними по аэропорту, отстоять в очереди, миновать контроль, не забыть ничей багаж, а потом найти ожидающий их где-то трансфер. Ее расслабленность после удачного вылета моментально сменилась тревогой.
На улице было пасмурно, но тепло. Журналисты, взбодрившись по сравнению с утром, забрасывали Ингу вопросами, только Наталья держалась в стороне и как будто совершенно не интересовалась предстоящей программой. Когда они получили багаж, Инга не сразу разобралась, куда теперь идти, но Наталья уверенно направилась налево, ни слова, впрочем, не говоря. Остальные после секундной заминки последовали за ней, и Инга тоже, раз и навсегда Наталью невзлюбив.
Едва выйдя в зал ожидания, Инга увидела человека с табличкой их компании и только тут наконец-то расслабилась. Полоса препятствий была позади, никакие неприятности теперь не грозили. Они погрузились в небольшой автобус и отправились в гостиницу.
Остаток дня был в их полном распоряжении, а завтра утром открывалась выставка, на которую они и приехали: Ингина компания демонстрировала чудеса своего нового программного обеспечения, которое, согласно пресс-релизу, использовалось везде, от самолетостроения до медицины. Инге нужно было каждый день сопровождать журналистов в выставочный зал где-то на окраине Парижа, а затем следить, чтобы каждый из них вовремя оказывался на интервью, подписании важного договора или пресс-показе. Ингины ожидания от предстоящих дней менялись раз в полчаса: то ей казалось, что ничего сложного ее не ждет – всего-то надо следить за временем, то – что она никогда не справится с графиком десяти человек сразу и в опозданиях будут винить ее одну. Вечера же у них были благословенно свободными, за исключением последнего, когда планировался большой ужин с французским и американским начальством. Вообще-то это была Ингина гордость: она сама предложила Илье такой формат и знала, что российские журналисты, которых она привезет, будут единственными представителями прессы, туда допущенными.
Гостиница оказалась неподалеку от выставочного комплекса – можно было бы дойти пешком, но их все равно собирались возить на том же автобусе. Инга немного расстраивалась: хотелось, конечно, жить в районе попрестижнее. Она представляла, как просыпалась бы рано-рано утром, заходила в какое-нибудь маленькое уютное кафе на углу, покупала бы там кофе и круассан, а потом ела его на балконе (непременно с коваными перилами), глядя, как просыпается улица.
Гостиница действительно не имела никакого парижского флера – большое бездушное здание. Номера оказались огромными, что особенно бросалось в глаза из-за минимума мебели: кровать, кресло, письменный стол и стул. На одной стене висела черно-белая фотография, на противоположной – телевизор. Ванная тоже была огромная и сверкала в иссиня-белом свете ламп, скорее напоминая операционную. Балкон имелся, но без всяких кованых перил. Выйдя на него, Инга оглядела открывшийся ей вид на типовую застройку спального района.
Ей хотелось бросить вещи и сразу же поехать в центр, чтобы глотнуть воздуха настоящего Парижа, однако совесть не позволяла. Инга стыдила себя, напоминая, что приехала сюда работать, а не гулять, хотя и неясно было, что такого она может делать, сидя в гостинице, чего не могла бы возле Эйфелевой башни. Настроение ей немного портила мысль, что нужно написать Илье – отчитаться и узнать планы на завтра. Делать этого Инге совсем не хотелось, но не написать было нельзя.
Она сходила в душ, разобрала чемодан, изучила карту Парижа и проложила маршрут до туристических мест, потом полистала соцсети и написала в их общий с журналистами чат, во сколько они встречаются утром. Батонов сообщил, что они планируют в семь поехать в центр и выпить «в высшей степени цивильно» и что Инга обязательно должна поехать с ними. Она как раз подумывала выведать их планы и присоединиться, так что была рада повторному приглашению. Когда она печатала ответ, в дверь ее номера постучали.
Переодеться из белого гостиничного халата в нормальную одежду Инга не успевала, поэтому запахнула его полы потуже и осторожно выглянула в коридор.
За дверью стоял Илья.
– Можно? – спросил он, широко улыбаясь.
Инга не ожидала его вот так увидеть, хотя не сразу поняла почему. Может, она думала, что он еще не приехал? Или что живет в другой гостинице? Правда, однако, заключалась в том, что она вообще не думала, где он и как ее найдет.
– Конечно, – пробормотала она и отошла в сторону, пропуская Илью в номер.
Он сделал два шага по ковролину и замер, словно не решался пройти вглубь комнаты без дополнительного приглашения.
– Хотел спросить, как ты устроилась. Нормально долетели?
Инга одновременно пожала плечами и кивнула. Из внезапно вспыхнувшего в ней упрямства она решила не предлагать Илье пройти дальше. Они так и остались стоять у двери.
– У тебя есть планы на вечер? – помолчав, спросил Илья.
– Есть.
Инга скрестила руки на груди, ничего больше не добавив. Илья тоже не говорил, только смотрел на нее, и под его взглядом она наконец сдалась:
– Я собиралась выпить с журналистами.
– Зачем?
– Что значит «зачем»? Чтобы узнать их получше. Мне вообще-то еще потом работать с ними.
Илья поморщился.
– Забей на журналистов. У тебя еще будет куча времени узнать их получше. Я не видел тебя целую неделю. Давай поужинаем вечером.
Инге не хотелось ужинать с Ильей, но она знала, что, если он что-то вбил себе в голову, этого не миновать. Сейчас она откажется, ссылаясь на работу, а он начнет уговаривать, и в конце концов она уступит, просто чтобы он отстал.
Инга посмотрела в сторону окна и все же сделала попытку:
– Мне завтра рано вставать.
Илья взглянул на часы.
– Сейчас четыре. Давай встретимся внизу в шесть. Вернемся не поздно.
Инга вздохнула и понурила голову, выражая этим неохотное согласие.
– Не боишься встречаться внизу? – Она все же не удержалась от маленького укола. Еще недавно она боялась обидеть Илью, а сейчас ей было даже приятно. – Журналисты ведь могут увидеть.
Взгляд Ильи похолодел:
– Не боюсь.
– Ну, тогда увидимся в шесть, – бросила Инга и открыла дверь, недвусмысленно намекая, что имеющиеся у нее два часа намеревается провести в одиночестве. Илья еще некоторое время смотрел на нее, не двигаясь с места, а потом вышел, так больше ничего и не сказав.
Как только он ушел, у Инги волшебным образом улучшилось настроение. Она была довольна тем, как независимо держалась, и тем, что Илья прекрасно это видел. На Ингу вдруг снизошла необычайная легкость, словно она сбросила с ноги камень, тянущий ее на дно, и взмыла к поверхности. Этим камнем был даже не сам Илья, а Ингин мнимый долг ему угождать. Все время, пока они были вместе, она как будто выполняла тяжелую работу, стремясь убедить себя, что сделала правильный выбор. Инга вела себя сдержаннее, чем ей было свойственно, преувеличенно радовалась его знакам внимания и самоотверженно выполняла прихоти Ильи, начиная от выбора блюд и заканчивая наручниками и плетками. Как будто это была ее обязанность: создавать условия, в которых Илью ничего не раздражало, чтобы он представал перед ней беззаботным и приветливым, лучшей версией себя. Инга надеялась, что тогда ей наконец-то удастся его полюбить.
Теперь все это было ей ни к чему. Его отношением она больше не дорожила и не желала обманываться на его счет. Было бы даже хорошо, если бы он снова повел себя как-нибудь особенно мерзко: устроил ей сцену сегодня в ресторане, например, или как-то ее оскорбил. Это бы сработало окончательным противоядием против той волны обаяния, которая подкупила Ингу в самом начале их отношений. Сейчас она даже не понимала, что вообще ее в нем привлекало. Теперь Илья казался ей не самоуверенным, а капризным, не дерзким, а бесчувственным, да и ореол запретности, который сопровождал их отношения, совсем перестал Ингу будоражить.
Мурлыча под нос какую-то мелодию, она открыла шкаф и оглядела свои наряды. Инга взвесила в голове возможность пойти на ужин в чем-то нарочито повседневном, чтобы лишний раз продемонстрировать, как мало она теперь заботится о том, что Илья о ней думает. Однако этот вариант она все же отмела: наряжаться стало для нее теперь ни с чем не сравнимым удовольствием, и она не желала лишаться его, пусть и во имя декларативных целей. Впрочем, чуть позже она нашла компромисс: решила надеть самое простое белье без кружев, чтобы, во-первых, сказать самой себе, что сексом с Ильей сегодня заниматься не будет, а во-вторых, ему (если все-таки до