Следом Инга вспомнила, как писала пост про Мирошину, усмехаясь себе под нос, что этим продаст себя подороже. Не переезд, а переезд с повышением! Инга сжалась на стуле и издала еле слышный глухой стон. Этот звук был таким чужим, что она не узнала собственный голос. Стон как будто исторгало какое-то смертельно раненное существо внутри нее.
Что же ей делать теперь? Как ей дальше жить с собой?
Инга поднялась с кресла и поплелась между рядами столов. Вернулось ощущение тяжести во всем теле. Проходя мимо коллег, она на них не смотрела, и ей было совершенно безразлично, смотрят ли они на нее. Последнюю неделю Инга жила на пределе чувствительности: замечала любой, даже случайный взгляд, фиксировала малейшее изменение на лице собеседника или его в интонации по телефону, – но теперь ее вдруг разом отпустило. Ее как будто ударили мешком по голове – сознание не погасло, но было временно дезориентировано. Краски поблекли, звуки слились в невыразительный гул, люди превратились в неразборчивую колышущуюся массу.
Инга не знала, куда идет. Проходя мимо туалета, машинально сунулась внутрь, но, увидев там других женщин, отпрянула и поспешно закрыла дверь. Добредя до выхода из офиса, она в растерянности остановилась перед лифтами. Пойти пообедать? Есть не хотелось. Просто прогуляться? Само здание бизнес-центра и все прилегающие к нему окрестности казались матрицей, специально созданной для проживания ее страданий. Здесь все напоминало о произошедшем. Куда бы она ни пошла, она не сможет освободиться. Впрочем, Инга тут же поняла, что, даже если бы она могла отправиться на все четыре стороны, это не принесло бы ей облегчения. Источник страданий находился внутри, и пока он не ослабеет, покоя ей не найти.
Лифт звякнул и открылся, хотя Инга не нажимала кнопку. Внутри стоял Илья. Когда она шла по офису, то не обратила внимания, есть ли он в кабинете. Увидев Ингу, Илья на миг остолбенел, а потом шагнул наружу. Инга как заколдованная шагнула внутрь. В дверном проеме они на мгновение оказались совсем близко, и хоть это длилось доли секунды, время словно отяжелело. Инга успела разглядеть переплетение ниток на ткани его рубашки, заметить седой волос на виске и почувствовать запах одеколона – до того знакомый, что ее оглушило, как будто рядом взорвалась граната. Кажется, это она подарила его Илье на Новый год в какой-то другой, бесконечно далекой жизни.
Он вышел, а она на автомате нажала кнопку первого этажа, но двери не закрылись. Инга перевела взгляд – Илья придерживал их ногой.
– Ты как? – спросил он.
В его голосе слышалось беспокойство, до того искреннее, что Инга изумленно моргнула. Она молчала, а Илья продолжал смотреть на нее, ожидая ответа. Наконец он вздохнул:
– Я надеюсь, мы сможем прийти к какому-то пониманию. Просто хочу, чтобы ты знала, что я действительно намерен работать дальше так, как будто ничего не случилось.
Инга обернулась и оглядела кабину лифта.
– Куда ты смотришь? – удивился Илья.
– Пытаюсь понять, стоит ли кто-то за моей спиной. Иначе перед кем ты изображаешь доброго начальника.
Илья сузил глаза.
– А ты все шутки шутишь? Мало тебе было? Я хотел по-хорошему. Ну смотри, я всегда могу по-плохому.
– Что ты сделал с Мирошиной? Запугал ее? Пообещал что-то?
– Мне не нужно было ее запугивать или обещать что-то. Ничего не было.
– Так я тебе и поверила.
– Мне не нужно, чтобы ты мне верила. – Илья широко улыбнулся, словно его ужасно забавляло происходящее. Инга чувствовала какой-то подвох в его непробиваемой самоуверенности, но не могла понять какой.
– То есть ты хочешь сказать, что она все выдумала? И зачем ей это?
Улыбка, казалось, уже не помещается у Ильи на лице. Он выглядел как мальчишка, которого распирает от какого-то секрета: и хочется поделиться, чтобы всех поразить, и страшно, потому что тогда он потеряет преимущество.
И тут у Инги в голове что-то щелкнуло.
– Ты подговорил ее? – потрясенно прошептала она. – Ты спланировал это и подговорил ее? Чтобы она сначала рассказала мне, а потом при всех опровергла?
Илья засмеялся. Он выглядел совершенно счастливым, упоенным своей победой. Инга не заметила, как ее руки сжались в кулаки.
– Знаешь, как говорят в таких случаях? «Без комментариев». Доказательств у тебя все равно нет. Посты свои сраные удали, и будем жить дальше.
– Я увольняюсь, – прошептала Инга бледными губами. – Да. Я увольняюсь прямо сейчас. Заявление будет у тебя через час.
– И куда ты пойдешь? – резко изменив тон, спросил Илья. От его беспечности вдруг не осталось и следа. Он наклонился вперед – неожиданно, как будто клюнул. Инга не пошевелилась. – Кто тебя возьмет после такой истории? Кому ты нужна? Тусовочка маленькая. Уж я позабочусь, чтобы все на рынке знали. Если они еще не прочитали в фейсбуке, ха-ха. Нет. Ты останешься здесь. Ты будешь работать со мной. И все будут знать, что ты та баба, которая пыталась обвинить начальника в домогательствах.
Илья убрал ногу и направился к офису.
– Посты удали, – бросил он через плечо.
Спускаясь на лифте на ненужный ей первый этаж, Инга думала, что ничего хуже с ней сегодня уже не случится. Как оказалось, зря.
Высидев положенные рабочие часы, она поехала домой, от метро прямиком двинулась к магазину и купила бутылку виски. Пробив на кассе ее одну, она вышла на улицу и зашагала к дому, одной рукой придерживая на плече сумку, а второй – сжав бутылку за горлышко. Встречные прохожие задерживали на Инге взгляд. Она и правда смотрелась колоритно: девушка в деловой одежде на шпильках, целеустремленно идущая вперед с бутылкой наперевес.
Льда дома не оказалось, но Ингу это не остановило. Она налила полстакана виски, но, решительно отхлебнув, тут же скривилась. Она вообще не любила крепкий алкоголь и никогда сама его не покупала, в том числе и потому, что ей было неловко. Боялась, что кассир посмотрит на нее осуждающе. Несколько лет назад Инге в хозяйственных целях понадобилась водка, и она долго кружила по магазину, собираясь с духом, прежде чем отправиться на кассу. В последний момент она подумала, что нужно купить что-то еще, чтобы одинокая водка не смотрелась так провокационно, и схватила маленькую бутылочку колы. Только выйдя из магазина, Инга осознала, что такой набор едва ли сделал ее солиднее.
Однако сейчас в ней ничего не шевельнулось ни при покупке алкоголя, ни при его распитии. Не то чтобы она хотела опьянеть и забыться. Забывать, в общем-то, было нечего – Ингин разум был абсолютно пуст. Она ощущала себя так, словно бредет по темному лесу с фонариком: видит пятачок света под ногами и потому знает, куда прямо сейчас поставить ногу, но все вокруг теряется в непроницаемой мгле. Каждое следующее действие Инге было понятно – поднять стакан, сделать еще один глоток, переодеться, открыть холодильник и изучить его на предмет ужина, снова сделать глоток, кинуть вещи в стиральную машинку и так далее. Инга совершала последовательность этих действий, не нуждаясь в результате. Она не хотела есть и не знала, понадобится ли ей завтра постиранная одежда. «Завтра» пока вообще не существовало.
Порой это абсолютное небытие, как вспышкой, рассекалось внезапной мыслью. Например, Инга вдруг с неожиданной ясностью представляла себе, как с утра будет собираться на работу или как ей позвонит мать. В этот краткий миг яркого света Инга осознавала, что все, случившееся с ней сегодня, останется навсегда. Ни предстоящие годы, ни все мировые запасы виски не отменят и не сотрут из памяти то, что произошло. Однако внутри почти сразу же срабатывал какой-то предохранитель и опять погружал ландшафт Ингиного сознания в непроглядную тьму.
Вторые полстакана пошли легче, чем первые. Темнота в голове существенно потеплела, словно теперь Инга брела с фонариком по джунглям. В этот момент ей пришло сообщение, и, скосив глаза на телефон, Инга увидела имя отправителя – Антон. Поставив стакан на стол, она равнодушно щелкнула по уведомлению.
«Ты дома? Хотел зайти».
«Я сегодня не готова видеться, извини», – напечатала Инга, в эту минуту не испытывая никаких чувств. Она отхлебнула виски.
«Это важно. Много времени не займет. К тому же я уже в пяти минутах от твоего дома».
Инга ничего не стала отвечать. Хочет зайти – пускай заходит. Ей было все равно. Антон казался ей призрачным, далеким отголоском нормальной жизни.
Через пять минут в дверь и правда постучали. Антон всегда стучал, а не звонил, что поначалу очень нравилось Инге как еще один признак его исключительности.
– Привет, – сказал он. – Можно? Я ненадолго.
Инга отступила вглубь квартиры, пару секунд смотрела, как он разувается, а потом вернулась на кухню. Антон вошел следом за ней и оглядел стол с назойливо торчащей из него бутылкой виски, а потом стакан в Ингиной руке.
– Налить тебе? – безразлично спросила Инга.
– Нет, спасибо. – Он глубоко вздохнул, словно готовясь к чему-то. – Ты, наверное, понимаешь, почему я пришел?
– Не имею ни малейшего представления.
– Я увидел пост твоего начальника. Этого, как его… Бурматова.
– Любопытно, – задумчиво проговорила Инга, неторопливо отпивая из стакана. Виски уже почти не обжигал ей горло. – Любопытно, что его пост ты увидел сразу, а мои – нет.
Антон, казалось, даже немного смутился.
– Мне его знакомый прислал. Заметил там твое имя и прислал.
Инга молчала, перекатывая очередной глоток по небу и глядя на холодильник перед собой.
– А потом я прочитал и твои посты. Все.
– Их было всего два.
– Ну да, два. Вот их я и прочитал.
Теперь замолчал Антон, и Инга, подождав некоторое время, перевела на него взгляд и спросила:
– И?
– Ты ничего мне об этом не рассказывала.
– А что я должна была рассказывать?
– Ну, все это… Это не маленькая подробность твоей биографии, тебе не кажется?
– Ты как моя мать. Она тоже, когда прочитала, спросила только, когда я собиралась ей рассказать.
– Это другое. Мать, наверное, за тебя волнуется…