– Я чур с тобой буду жить, – быстро сказала Мирошина Алевтине. Та кивнула, и Инге показалось, что они специально договариваются об этом при ней, чтобы она почувствовала себя лишней.
Инге совершенно не хотелось провести два дня за городом в компании коллег. После всего, что случилось, такая поездка казалась медленной изощренной пыткой. На нее в принципе удручающе действовали подобные сборища: корпоративные игры, бизнес-тренинги, разговоры про эффективность, люди, изо всех сил демонстрирующие энергию и задор, – но в нынешних условиях и подавно ничего хуже было не придумать. В каком-то смысле это было так плохо, что даже смешно, – Инга знала, что не сможет это пережить, поэтому попросту не верила, что ей придется. Наверняка есть способ увильнуть.
Один способ точно был. Инга могла уволиться, и тогда все это разом: Илья, Мирошина, Кантемиров, ненавистный опенспейс с шушукающимися коллегами, дурацкие звякающие лифты с неприятными сюрпризами внутри, бровастый охранник Артур, ледяные кондиционеры, стеклянные стены, чахлый Аркашин фикус – все это останется в прошлом. Но стоило Инге подумать об этом, как перед ней всплыло лицо Ильи. Она говорила себе, что глупо доверять его угрозам, он просто пугал ее, чтó на самом деле он может сделать, однако самовнушение не работало. Он спланировал и провернул трюк с Мирошиной. Инга до сих пор не могла это как следует осмыслить, но теперь точно знала – Илья способен на все.
Она в очередной раз пообещала себе хорошенько обдумать все вечером, когда хотя бы отступит головная боль, но вечером решила, что слишком устала. Она и правда еле доползла до дома, тут же легла в кровать и, несмотря на жару, укрылась одеялом. Ей хотелось посмотреть что-то знакомое и доброе, и она включила «Гарри Поттера». В разгар лета это был неочевидный выбор, но Инга все равно мало следила за происходящим на экране – просто фиксировала перемещение фигур в кадре и знакомые голоса. Она не думала ни о чем определенном, она как будто не думала вообще и уснула, когда еще даже не стемнело.
На следующий в день в ней впервые зашевелилось что-то похожее на надежду. Ничего хорошего еще не произошло, но за окном светило солнце, Инга выспалась, и ее природный оптимизм брал свое. Она решила назло всем быть сегодня особенно красивой: долго выбирала платье, долго красилась и осталась очень довольна собой.
Инга помнила, что ей нужно как следует обдумать дальнейшие планы, и пообещала себе, что сделает это не позже обеда. Только проверит почту, ответит на срочные вопросы по работе – и засядет за «Хедхантер». В ней медленно просыпалась оскорбленная гордость. Они думают, что могут запугать ее и унизить, но она не позволит так с собой обращаться. Что Илья, в самом деле, может ей сделать, кому рассказать? Да, посты в фейсбуке будут преследовать ее еще некоторое время, но рано или поздно они забудутся, и вся эта история вместе с ними.
В офисе на полную мощность работал кондиционер. Мирошина жаловалась на холод, Галушкин посмеивался над ее мерзлявостью. Инге тоже было холодно, но она никогда бы не позволила себе поддержать Мирошину – не только вслух, но даже мысленно.
В фейсбук заходить не хотелось. Ингино душевное равновесие еще недостаточно окрепло, и она знала, что один-единственный обидный пост может начисто его разрушить. Изучать «Хедхантер» не хотелось тоже. Обед уже почти наступил, но Инга решила проявить к себе бережность: не хочет – значит, не надо. Вместо этого она открыла инстаграм. Он казался островком спокойствия, который все ее бури обошли стороной. Вяло пролистав несколько постов с морями и ресторанами, она вдруг нахмурилась и отмотала ленту назад. Какая-то фотография зацепила ее взгляд, и она ее нашла: на снимке была знакомая студия с темно-зелеными креслами, в одном из которых сидела Маргарита Арефьева. Инга подписалась на нее, как только дала интервью. Маргарита, впрочем, была не в красном костюме, а в голубом платье. В кресле напротив, в том самом, где должна была сидеть Инга, сидел Илья.
Инга перестала дышать. Ей захотелось, как это показывают в мультиках, протереть себе кулаками глаза. Она приблизила фотографию. Сомнений не оставалось: это был Илья, и он смеялся. Фотограф подловил его в тот самый момент, когда он закатывал рукава таким хорошо знакомым Инге жестом. Но откуда он там взялся?! Этого просто не могло быть. Легче было бы поверить, что кто-то пытается свести ее с ума, подменяя фотографии в ленте, чем в то, что Илья своими ногами пришел в ту же студию и из того же кресла дал интервью Маргарите Арефьевой.
Инга торопливо, как будто каждая секунда промедления и правда угрожала ее рассудку, открыла пост и стала читать:
«Этот выпуск я задумала давно. Хотела поговорить с женщинами, которые столкнулись с домогательствами на работе, о том, как они справляются с этим. Больше двух месяцев я искала героинь и записывала с ними интервью. Материала было уже достаточно, передача складывалась, но я все чего-то ждала. Мне казалось, что этой истории не хватает главного голоса.
Потом на весь фейсбук прогремел рассказ Инги Соловьевой, которая обвинила своего начальника Илью Бурматова в харассменте и систематической травле, которой подверглась, когда отказала ему. Я связалась с Ингой, и она моментально согласилась поговорить. Это интервью должно было выйти сегодня.
Но не вышло. Потому что история получила неожиданный поворот, а вместе с ней – и эта программа. Начальник Соловьевой, тот самый, которого она обвинила в домогательствах, спустя неделю молчания написал ответный пост, где рассказал свою версию событий. Внутреннее расследование, которое проводила компания, закончилось признанием его невиновности. Я захотела разобраться в том, что же там на самом деле произошло.
Этот выпуск – про «новую этику», которая в равной степени может покарать виноватых и невинных.
Спасибо Илье Бурматову за интересный разговор. Ссылка в сторис».
Первый и самый залайканный комментарий под постом принадлежал Илье:
«Маргарита, спасибо за приглашение и за искреннее желание разобраться в проблеме. Вы очень интересный собеседник».
Маргарита ответила: «Это вам спасибо за откровенность и взвешенность. Такое встречается редко».
Инга встала со стула и пошатнулась – пол под ногами поплыл. Очень осторожно, словно она была из хрусталя, Инга понесла себя по офису. Дойдя до туалета, открыла дверь и отстраненно отметила свое везение – внутри никого не оказалось.
Запершись в кабинке, Инга уже привычно уселась на крышку унитаза и перешла по ссылке в профиле Маргариты.
Интервью с Бурматовым вышло час назад, но под ним было уже почти сто пятьдесят тысяч просмотров – цифры для Инги столь немыслимые, что она не могла их до конца осознать. Сто пятьдесят тысяч незнакомых ей людей нажали на кнопку и посмотрели хотя бы несколько секунд видео, где Илья рассказывал об их отношениях. Сто пятьдесят тысяч – это в шестьдесят раз больше, чем прочитали ее первый пост в фейсбуке, популярность которого кружила Инге голову. Это население какого-нибудь подмосковного города. Столько человек просто не вмещалось у нее в голове.
Она ткнула по экрану, открыв видео в случайном месте:
– Я действительно был не фанатом идеи, что мы начнем появляться вместе на публике. Инга хотела. Мне кажется, с ее стороны это был некий род хвастовства. Мне он был чужд.
Чужд – а теперь Илья рассказывает об этом на сто пятьдесят тысяч человек. Инга ткнула в другое место.
– Разве вы сами не понимали, что отношения между начальником и подчиненной неэтичны?
– Я был влюблен. По уши, как в школе. Если бы это было не так, я бы, конечно, сдержался. Так что ответ на ваш вопрос – да, понимал. И все равно ничего не мог с собой поделать.
Еще щелчок по экрану:
– …до этого отношения с подчиненными?
– Нет, никогда.
Еще щелчок – и Инга остолбенела. На этот раз на экране была она – в том же самом кресле, в той же самой студии:
– Понимаете, это было как по учебнику: он то приставал ко мне, то отталкивал. И я не понимала, что хуже. Быть с ним я категорически не хотела, но когда он переставал меня замечать, то это отражалось на работе, на атмосфере в отделе. И я думала: да что угодно лучше, чем полный игнор.
У Инги так громыхало сердце, что она даже слова разбирала с трудом. До сих пор она была уверена, что тогда на интервью говорила искренне, проникновенно, но сейчас отчетливо видела самодовольство, написанное у нее на лице. Голос был тоненький, писклявый, совсем не такой, каким она привыкла его слышать.
Кадр с ней замер, а потом сместился вбок. В освободившемся окошке появился Илья, который сказал:
– Я видел, что Инга ко мне неравнодушна, и старался избегать ее, не оставаться наедине. Понимал, что это может спровоцировать всплеск чувств, и надеялся, что если я этого не допущу, то мы оба остынем.
Инга хотела промотать интервью, но пальцы не слушались. Она все никак не могла попасть по бегунку внизу экрана. Когда ей все-таки удалось и перед ней замелькали кадры, оказалось, что таких вставок было множество: интервью с Ильей то и дело перемежалось кадрами с нею.
Инга смотрела на телефон, не в силах поверить. Они нарезали ее слова и соединили их со словами Ильи. Как это возможно? Как они посмели?! Она никогда не соглашалась на такое!
Инга открыла телеграм и нашла в нем чат с продюсером Татьяной. Пальцы по-прежнему плохо слушались, мысли путались, сердце грохотало. «Вы не имели права использовать мое интервью в вашем выпуске. Вы даже не попробовали спросить у меня. Я могу подать на вас в суд», – написала она.
Татьяна раньше всегда моментально ей отвечала. На этот раз она долго не открывала сообщение, а когда прочла, то еще некоторое время молчала.
«Здравствуйте, Инга. Позвольте напомнить, что вы подписали согласие на использование вашего изображения и всех отснятых материалов на наше усмотрение. Вам прислать договор, чтобы вы его освежили в памяти?» – написала Татьяна.
Инга медленно сползла с унитаза и села на пол. Ей было плевать и на свое нарядное платье, и на то, что теперь ее могут увидеть в щель под дверью. Она явственно вспомнила, как Татьяна дает ей какую-то бумажку на подпись. «Это простая формальность, разрешение на использование видеоматериалов. Но вы же и так согласны?» – сказала она тогда и засмеялась. Инга засмеялась в ответ. Интервью закончилось пять минут назад, она была в эйфории.