Если клиника, куда Инга ходила сама, располагалась в дореволюционном доме, окруженная тихими дворами и переулками, то этот медицинский центр был ее полной противоположностью – он находился внутри огромного здания из стекла, стоящего на оживленном проспекте. Инга тут же подумала, что это красноречивая разница между ней и Ильей. Стеклянное здание ей не понравилось, но, возможно, ей просто не нравилось все связанное с Бурматовым.
У клиники был отдельный вход. Внутри, как она и ожидала, все оказалось блестящим, очень современным и безнадежно пустынным. Осторожно переступая на каблуках по сверкающему скользкому полу, Инга подошла к регистратуре.
– К Льву Аркадьевичу? – слишком искренне ей улыбаясь, спросила девушка в очках. – По коридору налево. Он вас пригласит.
Инга посеменила по скользкому полу в указанном направлении. Кабинет Лазерсона опознать было легко – на нем висела табличка с фамилией. Дверь была массивная, деревянная и тоже блестящая. Инга села в кресло напротив. Кроме девушки в очках, ей пока не встретился тут ни один человек.
Она сложила руки на животе и глубоко вздохнула. Нужно было сосредоточиться. Дело предстояло сложное – обмануть психолога! – но что еще хуже, туманное. Ей надо было получить ответы на вопросы, которые она пока даже не придумала. Та еще задачка. Инга, однако, намеренно решила не планировать разговор: чем тщательнее она отрепетирует свои реплики, тем фальшивее они прозвучат. Она уповала на то, что вдохновение снизойдет на нее в кабинете, а если нет – что ж, тогда она попросту обогатит свою личную коллекцию психологов. Успокаивая себя так, она пыталась расслабиться, но сделать это было трудновато, принимая во внимание грабительскую цену консультации. Интересно, заставляет ли Лазерсон своих клиентов раскладывать по полу бумажки?
Блестящая дверь с табличкой вдруг открылась, и из нее вышла совершенно заплаканная женщина. Взглянув на Ингу, она шмыгнула носом и поспешно отвернулась.
Вслед за женщиной на пороге возник Лазерсон – по крайней мере, Инга надеялась, что это он. Его лицо уже полностью изгладилось из памяти.
– Здравствуйте, Агата, – сказал он без улыбки. – Я приглашу вас через пару минут.
Инга забыла, что представилась Агатой, и в первую секунду не поняла, к кому он обращается, а в следующую похолодела, на мгновение решив, что ее раскрыли. Вылупив глаза, она машинально кивнула и, только когда Лазерсон скрылся в кабинете, вспомнила, что сама так назвалась.
Она посмотрела на часы – до семи оставалось ровно две минуты.
Когда Лазерсон вновь распахнул дверь, Инга запаниковала. Как вообще можно обмануть психолога? Разве их не учат распознавать ложь? Что она вообще о себе возомнила, зачем пришла?
Деваться, однако, было некуда, и Инга с тяжелым сердцем вошла в кабинет.
Поначалу он показался ей совсем непохожим на тот, в котором принимала Анна, но это было только первое впечатление. Уже через пять минут Инга с изумлением поняла, что кабинеты похожи, как близнецы, только если Аннин был легкомысленным младшим братом, то этот – солидным старшим. На стенах висели не нежные ботанические иллюстрации, а настоящие картины в рамах, какие-то абстракции. Мазня, постановила Инга, едва скользнув по ним взглядом. Мебель тут была не яркая, а темная, массивная, но набор похожий – два кресла, между ними стол, до которого нельзя дотянуться, а на столе ваза с цветами, на этот раз, впрочем, настоящими. Инга смутно помнила, что позади Анны на стене были какие-то полки с безделушками, а здесь у стены стоял шкаф с книгами.
Лазерсон указал Инге на кресло, а сам сел в противоположное. Она велела себе успокоиться, хотя это было непросто: он смотрел на нее, по-прежнему не улыбаясь, и если бесстрастность Анны Ингу раздражала, то его, скорее, наводила страх.
Тем не менее Инга шмякнула сумку об пол, плюхнулась в кресло и небрежно скрестила ноги, стараясь вести себя раскованно.
– Что вас ко мне привело? – спросил Лазерсон, задумчиво глядя на нее.
На вид ему было лет сорок пять, на лице никаких опознавательных признаков – ни очков, ни бороды, ни усов. Даже характерных морщин не было. Волосы самого обычного темного цвета, глаза не различить. Инга обыскивала Лазерсона взглядом, пытаясь обнаружить в нем хоть что-то особенное, но не находила. Без этого же ей казалось, что она говорит со стеной. Интересно, как Илья его нашел? И чем он так ему понравился?
Нужно было как-то ответить на его вопрос, а ответа не было. Вдохновение запаздывало.
– Ну-у-у… я-я… начала встречаться с мужчиной. И выяснилось, что он поклонник специфических, кхм… сексуальных практик. И я не знаю, как мне… как он… как мне дальше… – Инга окончательно запуталась и примолкла. От ее нарочитой раскованности и следа не осталось.
Она поглубже заползла в кресло и исподлобья посмотрела на Лазерсона.
– Эти сексуальные практики угрожают вашему здоровью? – спросил тот.
– Что? Нет! Скорее, его! Понимаете, он любит… ну, когда его бьют. Унижают. Наручники, повязки на глаза. Все такое.
– Вас это смущает?
– Не то чтобы. – Инга опять выпрямилась в кресле и посмотрела на Лазерсона с вызовом. В конце концов, терять уже было нечего. – Просто он скрывает это от меня.
– Как же вы узнали?
– Я… ну, стыдно вообще-то об этом говорить, но однажды я взяла его компьютер без спроса, а там была вкладка с порно. Ну я и увидела. Я знаю, что это нехорошо, но что уж теперь поделаешь.
– При этом он сам с вами никогда об этом не говорил?
– Нет, но я же сказала, я понимаю, что подсматривать нехорошо. – Инга была раздосадована – сейчас он начнет ей читать лекции про доверие вместо того, чтобы сказать хоть что-то дельное!
– Я не собирался осуждать вас, – сообщил Лазерсон, пару мгновений поизучав ее расстроенное лицо. – В этом кабинете вы можете не бояться быть собой, я не собираюсь вас оценивать.
– Вы же психоаналитик, – с подозрением заметила Инга. – Разве вы не должны меня анализировать?
– Я психотерапевт. Я слушаю то, чем вы решились со мной поделиться, и иногда задаю вопросы, чтобы найти проблему и помочь вам с нею справиться. Осуждать вас, оценивать или даже как-то специально анализировать не входит в мои компетенции. Вы верите мне?
– Нет, – дерзко сказала Инга. – Я вас первый раз вижу, с чего бы мне вам верить?
Лазерсон неожиданно рассмеялся. Смеялся он на удивление весело, от души, чего Инга от него совсем не ожидала.
– Вы правы. Но обещаю, никакого осуждения. Так вернемся к вашей проблеме.
– Ну да. Так вот. Он скрывает это от меня, хотя я знаю точно, что он хотел бы. Это не только порно, а вообще. Но у него такой характер, что я не могу предложить открытым текстом.
– Что вы подразумеваете под «таким характером»?
– Ну, он очень замкнутый. Скрытный. Если он узнает, что я подсмотрела что-то в его ноутбуке, будет скандал.
– Вы считаете, что обязаны сказать ему, как узнали?
– Нет, но он удивится и не поверит, если я просто так предложу. Он, понимаете, не производит впечатление человека, которому может такое нравиться. И будет странно, что мне это вдруг пришло в голову.
Лазерсон мягко постучал подушечками пальцев друг о друга, словно задумался. Инга, впрочем, не понимала, думает он над ее словами или над какими-то ее качествами. Она не могла отделаться от мысли, что психолог – это коварный шпион, который пытается прочитать между строк и расколоть собеседника.
– Наша сексуальность – отражение более глубинных пластов нашей психики, – наконец изрек Лазерсон. – Какое-то событие или модель поведения отозвались в нас, и мы начинаем имитировать их в других областях. Грубо говоря: если в жизни мужчины была какая-то сильная доминантная женщина, оказавшая на него большое влияние, то потом он может искать этот образ и в сексуальных партнершах.
– Это что значит? – нахмурилась Инга, потеряв нить за нагромождением словесных конструкций.
– Это значит, что необязательно начинать с секса. Властность можно проявлять по-всякому. Более того, секс вообще может не быть частью таких отношений. Это скорее психологическая игра.
– Игра?
– Да. Ну смотрите: существует распространенное убеждение, что мазохистам нравится боль в принципе. Это, конечно, не так. Если они ушибут мизинец, то не получат удовольствие. Важное условие здесь – предсказуемость. Вы говорите человеку, что именно вы собираетесь с ним сделать, и, если он выражает согласие или не использует заранее оговоренное стоп-слово, вы можете продолжать. Заранее согласованный сценарий и соблюдение правил – важный элемент такого опыта. Особенно в случае, если партнеры еще не очень знакомы друг другу, это снимает тревогу.
Инга задумалась.
– Кроме того, предсказуемость порождает предвкушение. – Лазерсону, кажется, нравилось рассуждать на эту тему. – Человек получает удовольствие не только от самого переживания, но и от его ожидания. Наслаждение возникает уже на этапе фантазии.
– Но как эту фантазию создать? – нетерпеливо спросила Инга.
Она уже давно забыла, что должна изображать потерянную пациентку, и не сводила с Лазерсона горящих глаз, ожидая, что он сейчас выложит ей подробную инструкцию.
– Как я и сказал – постепенно. Сначала вы должны понять, что вам с партнером обоим комфортно. Начать с малого и выяснить границы допустимого. Ну а уже потом, если вы все-таки решитесь на физический контакт в рамках этой игры, выбрать место, инструментарий.
– Место, – эхом отозвалась Инга.
– Ну да. Место может стать важным элементом фантазии. Это усиливает эффект погружения. Соответствующие отели, клубы. Ну или что-то совсем особенное. Здание бывшей больницы, например. Все зависит от воображения и желания.
В Ингиной голове что-то щелкнуло, и пазл вдруг сложился.
– Спасибо, – пробормотала она. – Вы мне очень помогли.
Точнее, не совсем сложился и даже вряд ли пазл – в тот момент Инге скорее показалось, будто она долго-долго находилась в темной комнате, пока наконец не забрезжил рассвет и очертания предметов не начали выплывать из темноты. Но этого было достаточно. Она, как и в прошлый раз, уже знала, что на верном пути – надо просто ждать, пока комнату зальет свет.