«Ты думаешь, ты какой-то особенный? Я вижу тебя насквозь и знаю, чего ты на самом деле хочешь. Я сказала: придешь домой, включишь и напишешь мне».
Отправила и тут же испугалась. Слишком презрительно, слишком грубо. Она знала Илью, он не мог такое проглотить. Сейчас он нахамит ей в ответ и заблокирует в телеграме.
«Хорошо», – написал Илья.
Инга не знала, что эта песня его любимая, – она наткнулась на нее случайно, когда читала про фильм и книгу. Послушала и поначалу не придала значения – заунывная, бесконечно повторяющаяся мелодия. Однако текст сумел ее заинтересовать. В сочетании с названием это была жемчужина, поднятая ею из сетевых глубин специально для Ильи, как по заказу.
Инга помнила то, что ей сказал Лазерсон: фантазия важна не меньше самого переживания. Илью нужно было погрузить в фантазию, а для этого недостаточно просто бросить в переписке: «Кстати, что ты думаешь насчет «Венеры в мехах»? Может, повторим?» Он должен был верить в то, что она и есть такая Венера, а не просто девушка, решившая ради забавы помахать хлыстом. Поэтому, найдя на сайте магазина с пластинками нужную – это была запись какого-то концерта, – Инга поехала туда, нашла ее и спрятала от глаз подальше, чтобы ее случайно не купили.
На обложке пластинки был изображен человек, с головой затянутый в латекс и одновременно весь покрытый иголками, как дикобраз. Этот латексный костюм с прорезью для глаз и рта заставил Ингу содрогнуться, но сигнал он посылал однозначный. Она надеялась, что до Ильи этот сигнал дойдет.
«Я приехал домой и включил», – наконец написал он.
Инга, подумав, тоже включила трек у себя на компьютере. Она сосредоточилась и попыталась представить себя Агатой. Подведенные глаза и черная магия.
«Представь, что я вхожу к тебе в комнату. Прямо сейчас. В руках у меня хлыст. Ты бы хотел, чтобы я тебя ударила?»
«Нет».
«Ты лжешь. Помни, что я вижу тебя насквозь. Представь этот хлыст. Он тонкий, длинный. Как он свистит в воздухе».
«Нет».
«Я заставлю тебя встать на колени. Ты полностью обнажен. Я начну с пяток, а потом буду медленно подниматься выше».
«Нет!»
Инга получала странное удовольствие, видя его «нет» на экране. Если бы Илья писал ей что-то другое, она бы, может, снова испугалась, но одно-единственное слово «нет», повторяемое многократно, распаляло и подстегивало ее. За окном сгущалась темнота, в сумерках ее комната была освещена только светом, льющимся из ноутбука, и крохотным оконцем телефона. Весь мир для Инги сейчас сузился до этого прямоугольника, в котором она была только буквами на экране – и одновременно незнакомой ей женщиной с хлыстом в руках, нависающей над скрюченным жалким мужчиной. Впервые в жизни это ее возбуждало.
«Наконец я ударю тебя по ягодицам. И так сильно, что ты закричишь, дернешься и попросишь меня перестать. Но я не послушаю и ударю еще сильнее».
На этот раз Илья не ответил. Из динамиков неслось: «Kiss the boot of shiny shiny leather».
«На твоей коже будут оставаться красные полосы. Ты уже не вскрикиваешь, а скулишь. Я бью тебя последний раз, обхожу тебя по кругу и становлюсь перед тобой. Носок моего сапога перед твоим лицом. Я приказываю тебе вылизать его».
Снова молчание, потом синяя надпись «печатает…». Инга больше не испытывала никакого волнения, глядя на мигающее многоточие.
«Какие на тебе сапоги?» – спросил Илья.
«Черные, выше колена. Они блестящие, от них пахнет кожей. У них очень тонкий высокий каблук, и когда ты вылижешь носок, я позволю тебе вылизать и его».
«Что еще ты позволишь мне сделать?»
Инга сказала. С каждым сообщением ей делалось все легче и легче. Она погружалась в детали, описывала цвета, запахи, ощущения.
Песня стояла на репите, и бог знает сколько раз она прозвучала, прежде чем Ингу вдруг выдернуло из ее маленького светлого оконца. Она даже не поняла, что случилось. То ли в трубах громко зашумела вода, то ли где-то на улице каркнула ворона, но Инга внезапно резко осознала комнату и себя в ней. В тот же момент заунывная мелодия сверлом вгрызлась ей в висок, от неудобного положения заныла шея и захотелось есть. Инга вспомнила, что не ужинала.
«Ты позволишь мне надеть твои чулки?» – спросил тем временем Илья.
«На сегодня достаточно, – отрезала Инга. Она встала с кресла и ойкнула. В бедре хрустнуло. – Мы продолжим в другой раз, если я захочу».
«Когда?»
«Я сказала: если я захочу».
Инга выключила телефон и швырнула его на подушку. Он тут же зажужжал снова – пришло очередное сообщение, – потом снова и снова. Она не стала проверять. Она вдруг поняла, что ужасно устала, как бывало, если долго работала или над чем-то усиленно размышляла. Голова казалась тяжелой, лоб горячим. Инга потянулась, размяла затекшую шею, потом пошла на кухню и налила себе вина. Встав у окна и специально стараясь ни о чем не думать (особенно о том, что происходило только что), она медленно потягивала его, глядя на каштан.
На следующий день Инга долго не заходила в чат с Ильей, чтобы дать ему как следует помучиться, но потом все же открыла переписку и заявила, что если Илья хочет ее увидеть, то он должен немедленно купить наручники и хлыст.
«Наручники у меня есть. Дома. А сейчас я на работе, – тут же написал Илья, а потом добавил: – Ты так долго не писала, что я подумал, ты пропала вообще».
«Ты решил мне противоречить? – набрала Инга. Вообще-то сначала она написала «перечить», но потом решила, что это слишком книжное слово. – Я последний раз разъясняю тебе правила: ты не споришь, не задаешь вопросов и делаешь то, что я прикажу».
«Хорошо, я все сделаю, но, пожалуйста, давай вечером?»
«Если ты не сделаешь это прямо сейчас, я исчезну. Я хочу, чтобы ты купил наручники и хлыст сию секунду, где бы ты ни был».
«Но мне потом надо будет вернуться. Ты хочешь, чтобы я на работу с этим пришел?»
Инга молчала. Прошло две минуты, и Илья написал:
«Я понял, не задаю вопросов. Прости меня».
Инга молчала.
«Я сделаю, как ты приказала. А что будет за то, что я осмелился с тобой спорить?»
«За то, что ты посмел открыть свой грязный рот, я заклею его, чтобы ты не смог кричать. Потом я заставлю тебя лечь на живот, привяжу твои руки к кровати, спущу штаны и ударю ровно три раза. И на этот раз я не буду сдерживать силу».
Илья ничего больше не написал. Инга украдкой посмотрела на него через стекло: он встал и вышел из кабинета. Алевтина подскочила со стула и бросилась к нему с бумажками, которые хотела подписать все утро. Инга услышала, как он буркнул ей что-то и размашисто пошел к выходу.
Инга отмотала их чат и перечитала вчерашнюю переписку. Сегодня от приятного возбуждения не осталось и следа, только тягостная неловкость. Ее фразы казались ей надуманными и вместе с тем совсем неизобретательными, и стыдно было не за то, что она вообще их писала, а за то, что писала так плохо. Халтура, а не доминирование. Как Илья вообще мог клюнуть на такое? Либо он был настолько всеяден, что не утруждал себя изысками, либо так изголодался.
Через час он прислал ей фотографию распахнутого черного пакета с наручниками и хлыстом, свернутым колечком. Через полчаса он вновь появился в офисе и поспешил на свое место. Инга видела, что черный пакет он нелепо прижимает к бедру, словно так его было хуже видно. В кабинете Илья затолкал пакет в рюкзак и сел за стол.
Инга выждала десять минут и написала:
«Куда ты положил наручники?»
«В рюкзак».
«Я хочу, чтобы они лежали у тебя на столе. Достань!»
Она была убеждена, что он снова начнет спорить, но сквозь стекло увидела, как Илья потянулся за пакетом и положил его на стопку документов. Сделав фотографию, он отправил ее Инге, а пакет тут же убрал.
«Ах ты ж скотина», – пораженно подумала Инга. Ее так и подмывало написать ему от Агаты что-то еще, разоблачить его как-то, но она не могла так рисковать.
Вечером она сообщила Илье, что они встретятся завтра и ровно в девятнадцать ноль-ноль. Она прислала ему название гостиницы. «Если ты опоздаешь хоть на минуту, я уйду», – пригрозила она. Илья клятвенно заверил, что будет вовремя. Инга велела принести с собой купленные наручники и хлыст, и разговор почти сразу перетек в секс по переписке.
На этот раз на Ингу напал исследовательский азарт. Дома она специально посмотрела несколько порнороликов с госпожой и рабами, чтобы подслушать характерные фразы, и теперь решила испытать их на Илье. Она больше не боялась его спугнуть, но и вчерашней увлеченности не чувствовала – чистейший эксперимент, ничего личного. Илья отвечал с энтузиазмом. Дождавшись, когда он окончательно впадет в раж, Инга, как и в прошлый раз, резко оборвала разговор. Она решила, что незавершенность должна еще больше распалить его интерес.
Чтобы доехать от офиса до гостиницы на машине, нужно было сорок восемь минут – Инга специально построила маршрут по навигатору накануне в то же самое время. Это означало, что Илья не мог выйти позже восемнадцати десяти, чтобы успеть вовремя. Инга собиралась во что бы то ни стало помешать ему.
Вообще-то она полагала, что и мешать особо не придется. На семнадцать тридцать было назначено совещание Ильи с отделом внешних коммуникаций – то есть самой Ингой, Алевтиной и Галушкиным. Оно и так могло затянуться.
Однако ровно в шесть вечера Илья посмотрел на телефон и объявил, что встречу пора заканчивать. Остальные тут же встали, только Инга осталась сидеть.
– Я бы хотела обсудить еще вопрос по «Деливери клабу», – сказала она.
– Завтра обсудим, – бросил Илья.
Не обращая на нее внимания, он принялся собирать рюкзак.
– Нет, мне кажется, лучше сейчас.
Алевтина и Галушкин, замерев в дверях, с изумлением смотрели на нее. Илья тоже поднял голову. Инга последние недели не просто избегала его, она боялась сказать лишнее слово при коллегах. Ее настойчивость казалась удивительной.
Инга густо покраснела под этими взглядами. Идею с «Деливери клабом» она вынашивала с самого утра, как только Алевтина упомянула, что там возникли проблемы. Инга решила, что вспомнит об этом на совещании и вынудит Алевтину подключиться к разговору.