1
С тяжелым чувством выходил Александр из организации. Чтобы привести в порядок мысли, решил пройтись по городу пешком.
После вчерашнего ненастья нынешний день выдался солнечным и по-летнему теплым. Где-то среди молодой листвы громко переговаривалась пернатая мелочь. Казалось, сама природа жила в ожидании каких-то добрых перемен. И только сосредоточенные лица прохожих и нескрываемая тревога в их глазах говорили о другом. Видно было, что люди жили в каком-то недобром предчувствии, а то и страхе. Война… Это слово постоянно повторяли в эти дни и взрослые, и дети, неся в своих настороженных душах его суровый и коварный смысл.
В гостиницу возвращаться не хотелось. На миру оно как-то веселее, а там в этих четырех стенах тебя замучают недобрые мысли или же захлестнет ностальгическая волна воспоминаний. Так всегда случалось, когда где-то далеко от родного дома Болохов оставался наедине с самим собой.
Город жил своей привычной будничной жизнью. Повсюду были толпы народу; звенели набитые людьми трамваи; бесконечной чередой шли авто, обгоняя вездесущих потных рикш и велосипедистов; громко кричали извозчики у театров и у кабаков, призывая пассажиров. «Полтинный до Пристани!», «Рупь до Старого города!», «Подходи, подвезу с ветерком!»
Жизнь!.. Но Болохова ничто не радовало, потому что все для него здесь чужое. И эти улицы, и дома, и люди… Даже воробьи здесь не те. Эх, скорее бы домой! – думал он. Вот только как быть с Лизой?
Этот вопрос больше всего мучил его сейчас. «Неужели ради любви она не отречется от своей веры?» – спрашивал он себя. Но ведь это смешно… Россия давно уже не та, а эти люди, что живут здесь, продолжают грезить о какой-то монархии. Они верят в то, что все еще можно изменить. Говорят, они тут каждую весну собираются в поход на советы, но по каким-то причинам постоянно откладывают его. На этот раз, кажется, все серьезно. Но, может, и сейчас пронесет?.. Побряцают-побряцают оружием – да и успокоятся. Хотя вряд ли. Ведь за их спиной стоят японцы. А те не любят блефовать – Восток, одним словом. Если они что-то задумали, то пойдут до конца. А планы у них, как известно, грандиозные.
Побродив по городу, Болохов отправился в гостиницу, по пути купив в винной лавке бутылку «чуринки» и какую-то закуску к ней. Не успел он накрыть стол, как в дверь постучали.
Это был связной Иван Иванович. «Какого черта он приперся?» – глядя на этого невысокого седого человека с плохо запоминающейся внешностью, поморщился Александр. Он-то хотел немного выпить и забыться, а тут на тебе.
– Выпьете? – усаживая гостя за стол, спросил он. – Правда, закуска у меня не ахти какая.
Связной замахал руками.
– Нет, спасибо, у меня сегодня много дел, – сказал тот. – Да и вам я не советую…
– Это еще почему? – не понял Болохов.
Гость усмехнулся.
– Ну, во-первых, для этого нет повода… Вы же провалили операцию… Да-да, и не спорьте – именно провалили. Я знаю, что там произошло… – кивнул он куда-то за окно, и было понятно, что он имеет в виду. – Ваше милосердие погубило все дело… Видно, вы забыли главную нашу заповедь: все ради достижения цели и никаких слюней.
Болохова буквально поразила такая осведомленность связника. Но кто, кто мог ему об этом сказать? Разве что Лиза… Да еще Шатуров. Больше никто про тот его злополучный портфель, в котором находилась бомба, не знал. А он-то грешил на Карсавина. Значит, не он? «А вот мы сегодня все и выясним», – тут же решил Александр.
– Было дело… – пробормотал он, не глядя на связного.
– Вот-вот, – произнес тот. – Я вынужден был доложить обо всем в Центр. Час назад оттуда пришла шифрограмма… Короче, вас отзывают в Москву.
Болохов побледнел. Ведь он всего ожидал, только не этого.
– Нет… нет, это невозможно! – воскликнул он. – Дайте же мне шанс! Я должен довести дело до конца…
– Увы, приказ есть приказ, – сказал Иван Иванович. – А насчет задания не беспокойтесь – за вас все сделает другой человек. Так что собирайтесь… Да, деньги на дорогу я передам вам завтра. И никому ни слова о своем отъезде. Иначе это вызовет у многих подозрение. – Он сделал паузу, будто бы что-то соображал. – На этот раз вам не придется трястись в грузовиках – поедете восточной веткой КВЖД, – сказал он. – На границе вас встретит наш человек, который поможет перебраться на советскую территорию. Легальный способ исключен – для этого нужны соответствующие документы, а у нас с вами нет времени заниматься этим вопросом. Ну, вам все понятно? – вставая со стула и собираясь покинуть номер, спросил он Болохова.
Тот тоже поднялся из-за стола. Он был бледен и у него от волнения тряслись губы. Да как же так? Неужели он уедет без Лизы? Но тогда он больше никогда – никогда! – ее не увидит. Надо было что-то срочно решать. Но прежде ему нужно выяснить, откуда связной узнал о деталях провала операции.
После ухода гостя Болохов тоже недолго находился в номере. Выждав какое-то время, он, оставив на столе непочатую бутылку «чуринки», вслед за связным отправился в город.
– Куда едем, мил человек? – видя растерянное лицо Болохова, спросил его рыжебородый извозчик, одетый в старенькую стеганую безрукавку, которую, видимо, он не снимал в любую погоду.
Тот не сразу ответил. Он был настолько расстроен, что голова его плохо соображала.
– Вези, братец, меня в центр…
– А точнее не изволите? – повернулся к нему рыжебородый.
Получив приказ ехать к управлению «Русского общевоинского союза», извозчик как-то весело гикнул и погнал лошадку вдоль по мостовой.
Пока они ехали, мужичок выложил ему всю свою биографию. Оказывается, то был старый вояка. В мировую войну он участвовал в знаменитом Брусиловском прорыве, потом была Гражданская, где он воевал на стороне белых. Да мне-то, отметил, все равно было, за кого воевать. Мол, и там были наши, и там. Выбирать не приходилось – пошел за теми, что первыми заняли его деревню. Да лучше бы в своих родных муромских лесах переждал смуту – теперь бы не пришлось горе мыкать на чужбине, признался он. Ну а тут, мол, сплошь одни горюны. Теперь бы рады домой возвратиться, да боятся. Уж больно, говорят, большевики там зверствуют.
– Эх, ваше блаародие, знал бы ты!.. Ведь мне моя деревнишка до сей поры снится… И этот запах пашни… – И мужик мечтательно закатил глаза. – Как весна настает – так душу наизнанку выворачивает… Правильно люди говорят: деревенщина в лесу родилась и пенью молилась. Иначе рази б я пустился во все грехи тяжкие?..
Болохов подъехал вовремя, не то не застал бы ротмистра, который уже садился в свой «форд», собираясь куда-то по своим делам.
– Ну что, пришел в себя? – как ни в чем не бывало, спросил его Шатуров, снова переходя на «ты». – Тогда тебе придется немного подождать… Но я мигом. Как говорится, одна нога здесь, другая там…
– Да я, собственно, пришел поговорить…
– Тогда садись в машину – по пути и поговорим, – предложил ротмистр.
Александру ничего не оставалось, как принять предложение.
– Скажи, Серж, ты никому не говорил… – Он подыскивал нужное слово. – Ну, я о том портфеле… – когда они уже отъехали от здания РОВСа, спросил Болохов.
– О портфеле?.. О каком еще портфеле? – не понял ротмистр. – А-а, вот ты о чем! – сообразил наконец он. – Ты бы знал, как смеялся Борис, когда я ему рассказал, как искал его под столом среди генеральских сапог. Видно, представил эту картину, вот и заржал как конь…
– Ты это о ком говоришь? – пытаясь не выдать себя, ровным голосом спросил его Александр.
– Да о ком же – конечно, о Карсавине! Мы с ним вчера вместе поужинали у Гамартели – ну, я тебе рассказывал об этом грузине…
– Это тот, что на строительстве КВЖД был заведующим столовой?
– Нет, то другой грузин – господин Агрести, первый здешний коммерсант, – объяснил Шатуров. – А Гамартели – это бывший ссыльнопоселенец. Он открыл в Харбине первую частную гостиницу с рестораном. Знаешь, какие там шашлыки с люля-кебаб подают – пальчики оближешь! Так вот под такую славную закусочку я и решил потешить Бориса. Но прежде хорошенько выпил – сам знаешь, что у меня было на душе…
Он тяжело вздохнул и невольно покосился на Болохова. Дескать, и все из-за тебя. Какого черта ты отбил у меня Лизу? А еще друг называется…
Болохов почувствовал себя неуютно. Одно радовало – он теперь точно знает, кто этот «доброжелатель».
– Ты не особо-то откровенничай при этом Карсавине, – неожиданно произнес Болохов.
– Это еще почему? – не понял ротмистр.
– Да так… Когда знают двое – знает и свинья, слышал такое?
Шатуров покачал головой.
– Зря ты так, – упрекнул он товарища. – Борис – человек порядочный.
– А я говорю тебе, что он трепло… Прошу только, не передавай ему эти слова… Но я знаю, что говорю. Вот увидишь, завтра уже все будут знать о том… – Болохов вдруг споткнулся.
– Ну, говори же! Что замолчал? – обгоняя впереди идущий «крайслер», произнес Шатуров.
– Я это о вас с Лизой… – скупо бросил Александр.
Тот фыркнул.
– А ты думаешь, без него некому это сделать? – спросил он. – Да, Харбин – город большой, но вести тут разлетаются мгновенно. А все из-за того, что слишком много болтунов развелось. Я тебе вот что скажу: не успели мы провести вчерашнее свое совещание, как об этом стало известно в Москве.
– В самом деле? – удивился Болохов.
– Мне об этом сказали наши контрразведчики. У них там в Генеральном штабе есть свой информатор – вот он и сообщил.
Услышав это, Болохов побледнел. «Крот»? В Генеральном штабе? Вот это номер! Выходит, мы за ними шпионим, а они за нами?.. Надо немедленно поделиться этой новостью со связным. Пусть сообщит об этом в Центр. А заодно и передаст его просьбу о том, чтобы там не торопились отзывать его в Москву, а вместо этого поручили узнать имя того «крота». Иначе вся здешняя работа чекистов пойдет насмарку.
Всю ночь он не спал – все думал о том, что ответит Москва. А утром чуть свет к нему явился связной и сообщил, что Центр благодарит его за ценную информацию, тем не менее свое решение не отменяет.
– Так что поспешайте, – сказал ему Иван Иванович. – Вот вам деньги – сегодня же и уезжайте.
Болохов был в отчаянии.
– Нет… нет, это исключено! – неожиданно заявил он. – Пока не выполню задание – никуда не поеду… Так и передайте в Центр: в связи со сложившимися чрезвычайными обстоятельствами я, согласуясь со своей совестью и долгом, принял самостоятельное решение еще на какое-то время остаться в Харбине.
Говоря об этом, Александр понимал, что поступает опрометчиво, однако ничего поделать с собой не мог. Потому что уже не представлял дальнейшую свою жизнь без Лизы.
Глаза связного налились кровью.
– Вы что, с ума сошли? – пошел он в наступление. – Нарушить приказ Центра?.. Да вам этого никогда не простят. Одумайтесь, Болохов! Пока еще не поздно… – добавил он.
Но Александр настроен решительно.
– Все, разговор окончен, – ответил он. – Как только я что-то выясню – сразу вам сообщу. Будьте уверены, у нас с вами все получится. Ну а победителей, как известно, не судят.
Иван Иванович покачал головой.
– Ну, точно деревня переехала поперек мужика! – произнес он. – Вы хоть понимаете, что говорите? Ведь вы не первый день в наших рядах и сами знаете, как у нас поступают с предателями.
– Я?.. Предатель? Да окститесь, уважаемый! – вспыхнул Болохов. – Ведь я для чего решил остаться? Правильно, чтобы до конца довести дело. И это, я думаю, вполне разумно и целесообразно. И вообще по мне так лучше ослушаться, чем выполнять совершенно необоснованные, попросту говоря, дурацкие приказы!
– Ну, глядите… – угрожающе посмотрел на него Иван Иванович. – Последний раз вас спрашиваю: вы едете?
– Нет!
– Хорошо… Так я и передам в Центр, – заявил связной.
– Что ж, это ваше право… Только не забудьте сказать, что предавать я никого не собираюсь, а буду, как и раньше, верой и правдой служить своей партии и народу. Запомнили? Ну, тогда до свидания…
Связной ушел, оставив Болохова наедине с его тяжелыми мыслями. Как бы то ни было, а он прекрасно сознавал, что играет с огнем и что если не одумается, то уже завтра его могут объявить предателем. Но что он мог с собой поделать? Лиза – вот что было для него сейчас важнее всего на свете. Но ему требовалось какое-то время, чтобы уговорить ее отправиться с ним в Москву. В противном случае он потеряет ее навсегда.
Но разве в Центре его поймут? Для них любовь – пустой звук. Революция – вот то главное, ради чего, по словам ее вождей, стоит жить. А он хочет любить. Разве это преступление?
А тут и без того нервы ни к черту. И все из-за этих участившихся чисток в их системе. Новый вождь не доверяет силовикам, боится удара в спину. Чуть оступился – тут же попадешь в мясорубку. Ну а этот подлец Карсавин выставил его в таком черном свете – не отмоешься. Тогда разве имеет значение, когда он вернется в Москву?
Но тогда что же – чужбина? Но ведь это страшно – остаться без родины. Уж лучше сразу, как говорится, головой в прорубь.
А может, все-таки рискнуть? Может, вернуться? – думал Болохов. – Глядишь, и пронесет… Только вот как быть с Лизой?.. Может, наконец открыться ей, может, рассказать, кто он есть на самом деле, – и будь что будет?.. Вот ведь какое дело: он и родину терять не хочет и любимую. Но надо делать выбор. А что, если Лизу насильно увезти? – внезапно пришла ему на ум эта сумасшедшая мысль. Но тогда она его возненавидит, а какая уж после этого совместная жизнь? Одни только душевные муки…
А время бежит… Вот сейчас этот Иван Иванович зашифрует сообщение и по своим каналам передаст его в Москву, – усевшись на кровать и обхватив голову руками, думал он. Что-то там предпримут? Может, все-таки пронесет? Люди-то, кажется, там серьезные, думающие. Хотя – всякое может быть. Возьмут, да и впрямь приклеют ему ярлык предателя. Но это же несправедливо! Он ведь действительно хочет довести дело до конца. Надо полагать, это было не последнее совещание при генерале Хорвате – будут и другие. Значит, у него есть шанс. Главное – сохранить добрые отношения с ротмистром, иначе он лишится возможности бывать в управлении.
Так, вероятно, он сидел бы еще долго, если б не услышал за окном знакомый звук клаксона. Выглянул на улицу и увидел рядом с гостиницей сверкавший на солнце черный «Ви-Эйт», за рулем которого сидел ротмистр. На нем был цивильный твидовый пиджак и модная фуражка-шестиклинка с поднятыми на лоб мотоциклетными очками. Тот, заметив его, сделал знак, чтобы он вышел.
– Я не понял, друг мой, почему ты не на службе? – стягивая лайковую перчатку и протягивая Болохову руку, вполне серьезно спросил Шатуров. – Его превосходительство приказал мне срочно доставить тебя в управление.
– Генерал? – изумился Александр. – Что это он вдруг обо мне вспомнил?
– Да вот вспомнил, – произнес ротмистр. – Давай-ка садись – поедем.
Болохов в растерянности.
– Тогда мне надо хотя бы переодеться, – начал было он, но Шатуров махнул рукой.
– Не в ресторан едем – и так сойдет, – окинув взглядом товарища, заключил он. – Пиджак, брюки на месте – что еще надо?
Болохову ничего не оставалось, как сесть в машину.
– Скажи, тебе приходилось иметь дело с картами? – поддав газу, спросил его ротмистр.
– Ты это про игральные, что ли?
– Про топографические…
Болохов пожал плечами.
– Увы!.. Если бы ты спросил меня про покер или же там про вист…
– Нет, я серьезно. Генералу потребовался человек, который смог бы искусно чертить схемы. Я предложил ему тебя… Ты когда-нибудь видел фронтовые карты?
– Да вроде нет, – соврал Болохов. – Я же по штабам-то не сидел.
– Ну ничего, – успокоил его ротмистр. – Тебе покажут, как это делается. Главное, что у тебя рука верная – ты же художник. Я где-то слышал: картография выросла из искусства. – Он улыбнулся.
Александру с трудом удавалось скрывать свое волнение, когда он слушал ротмистра. Ведь он прекрасно понял, о чем идет речь. Коль заговорили о фронтовых картах, значит, скоро война. Тогда у него есть шанс быть в курсе всего, что происходит в логове врага. Бедный ротмистр! Он даже не представляет, какую страшную ошибку совершил, предложив генералу в качестве помощника Болохова. Ведь теперь советское командование будет знать о своем противнике все, включая численность его войск, схему диспозиций, и самое важное – направление его главных ударов.
– Ну коль вы принимаете мое предложение, то вам придется теперь подчиняться воинской дисциплине, – сказал Александру Хорват, который, как оказалось, общим решением лидеров эмигрантских организаций и движений был назначен Верховным главнокомандующим русской армии в Маньчжурии. – Не стану от вас скрывать: не сегодня-завтра мы объявим Советам войну. Вашей задачей будет заниматься штабными картами. Сможете?.. Ну вот и хорошо… Да, Сергей Федорович, – обратился он к ротмистру, – найдите господину Болохову подходящее обмундирование. С этой минуты он становится бойцом славной белой армии. Вопросы есть? Ну, коль нет, вы пока свободны. Идите, переодевайтесь, а завтра с утра на службу… Да, вот что… С сегодняшнего дня помещение нашей организации временно переходит в распоряжение штаба армии, так что жить вам придется здесь. Отлучаться можно будет только с моего личного согласия. Сами понимаете, работа секретная. Шульженко! Где ты там? – позвал он временно исполняющего обязанности начальника контрразведки харбинского отделения РОВСа, и тот тут же появился в дверях. – Сведи поручика с начальником секретного отдела – пусть выдаст ему карты.
– Слушаюсь, ваше превосходительство! – ответил тот. – Пошли за мной! – нахмурив косматые брови, бросил он Болохову, которого, и об этом знали многие в управлении, он сильно недолюбливал. А в конечном счете – просто не верил ему.
2
В тот же вечер Болохов решил связаться с Иваном Ивановичем. Однако взявший трубку портье сообщил ему, что господин из сорок седьмого номера еще утром срочно покинул отель. Он тут же все понял: так обычно поступают в случае провала явки. Значит, Центр ему не доверяет? Но ведь новость, которую он хотел сообщить, их бы обрадовала.
Болохов не знал, что ему делать. Ехать в гостиницу он не хотел. Решил позвонить Лизе, которой в связи с чрезвычайными обстоятельствами вплоть до особого распоряжения запретили являться на работу.
– Приезжайте, – сказала она. – Я очень хочу вас увидеть.
Купив по пути у уличной торговки букетик ландышей, Болохов отправился в Модягоу.
– Какая прелесть! – взяв из его рук цветы, воскликнула Лиза. Вдохнув их аромат, закрыла от удовольствия глаза. – Ах!
Было обеденное время, и Мария Павловна, как обычно, приветливо встретившая Болохова, попыталась усадить его вместе с домашними за стол, но он вдруг запротестовал.
– Я предлагаю погулять, – шепнул он Лизе. – Мне нужно тебе кое-что сказать.
Она побежала в свою комнату и вскоре вышла оттуда нарядная и сияющая. На ней было модного фасона крепдешиновое платье в цветок, а на голове соломенная легкая шляпка.
– Знаешь, я тут внезапно разбогател, – когда они вышли на улицу, – признался Болохов. – Так что мы можем с тобой славненько покутить…
Лиза знала, откуда у него деньги – это был гонорар за написанный им портрет государя.
– Вы так говорите, будто мы живем последний день, – произнесла девушка с нескрываемым укором. – Думаю, деньги вам еще пригодятся.
Болохов усмехнулся.
– Пустое! – ответил он. – Завтра меня поставят на казенный кошт, так что буду есть солдатскую кашу.
– А что случилось? – не поняла она.
– Меня, Лизонька, мобилизовали, так что я теперь не просто какой-то там мсье Болохов, а поручик Болохов!
Лиза пожала плечами.
– Я совершенно ничего не понимаю! – заявила она. – Вы, может быть, объясните мне, что происходит?
Александр прижал ее к себе и поцеловал в лоб.
– Я думаю, не сегодня-завтра начнется война, – сказал он.
– Война? – удивилась девушка. – Что вы говорите?
– Ну вот, ты снова «выкаешь», – обиделся Болохов.
– Прости… – проговорила она.
– Кстати, ты знаешь причину, почему тебя отправили в бессрочный отпуск? – спросил Александр.
– Мне это не объяснили, – посетовала девушка.
– Дело в том, что в здании управления теперь разместится штаб армии, ну а ваш генерал Хорват сейчас ни много ни мало – Главнокомандующий объединенными войсками. – Он вдруг порывисто вздохнул. – Но главное не в этом… Теперь, Лизонька, у нас не будет возможности встречаться.
Она побледнела.
– Как?.. Ты что, уезжаешь?
– Нет, дело в другом. С завтрашнего дня в городе вводится военное положение. А это значит, я не смогу даже на минуту выйти из штаба. Так мне генерал и сказал.
– Но ведь это же нонсенс! – воскликнула Лиза. – Спать-то вы все равно, надеюсь, будете дома?
– Да в том-то и дело, что нет, – хмыкнув, проговорил Болохов. – Штаб теперь для нас и место службы, и дом родной.
Лиза была в отчаянии.
– Тогда я пойду и попрошу генерала, чтобы он и меня мобилизовал! – решительно заявила она. – Кто вам еще будет печатать документы? И вообще… – Она прижалась щекой к его груди. – Я же не смогу без тебя.
Он погладил ее по голове. Милая, ей так хочется быть с ним рядом! Увы, ее место уже занял белобрысый писарь из пехотного полка, который, как оказалось, ловко умеет управляться с «ундервудом».
– И мне будет тяжело. Но ведь война все равно когда-то кончится, и мы снова будем вместе.
Она встала на цыпочки и поцеловала его в губы.
– Поклянись, что ты всегда будешь думать обо мне, – попросила она.
– А ты поклянись, что не пойдешь к генералу…
– Мы пойдем к тебе, – неожиданно ответила она. – Я же должна проститься с тобой… Так всегда поступали русские девушки, отправляя любимых на войну.
От этих слов его вдруг бросило в жар и следом быстро и громко заколотилось сердце.
– А может, все-таки в ресторан?.. – пытался он остановить ее.
– Нет… нет, мы должны проститься…
Болохов купил в винной лавке бутылку «Мадам Клико» и фрукты, и они отправились к нему в гостиницу.
…Вышли они уже затемно. Шли молча, переживая в душе случившееся. Только что они стали мужем и женой. Нет, еще не официально, но разве это важно теперь? Главное, что они соединили свои судьбы, сделав последний шаг к этой вершине под названием «любовь». Быть может, в эти минуты под сердцем Лизоньки уже зарождалась новая жизнь – тогда какие могут быть бумажки со штампами, какие подвенечные платья? Хотя и это когда-то будет. А сейчас для них главное то, что они закрепили свою любовь безумной страстью, сопряженной с великим чувством взаимного доверия.
Молчали они и тогда, когда извозчик вез их в Модягоу. Вернулись на землю только у дверей Лизиного дома, когда поняли вдруг, что им предстоит расставание. Пусть и не навсегда, но все же…
– Это был самый счастливый день в моей жизни, – нежно проведя рукой по колючей щеке Александра, сказала Лиза.
Он поймал ее руку и поднес к своим губам.
– Это было начало нашей долгой счастливой жизни, – произнес он.
Возвращался в гостиницу Болохов на такси. Водитель был веселый малый. Всю дорогу он пытался разговорить пассажира – тщетно.
– Да что же вы такой неразговорчивый? – удивился он. – А хотите, я вам китайский анекдот расскажу? У них тут, правда, своеобразный юмор, но это, видно, издержки восточной целомудренности… В общем, некий чиновник в парадном халате посетил своего знакомого. Только он сел, как притаившаяся на полке с продуктами крыса испугалась и опрокинула горшок с маслом, которое залило весь халат. Гость был готов разразиться грубой бранью, но тут вошел хозяин. Гость с подобострастной улыбкой начал объяснять свое состояние: «Когда я вошел в ваш почтенный дом, – говорит, – и сел на ваше почтенное место, я испугал вашу превосходную крысу, которая опрокинула ваш отменный горшок с маслом на мой никчемный и грубый халат. Это и составляет причину моего жалкого вида в вашем присутствии». Ну как? – спрашивает таксист. – Ну, право, это не идет ни в какое сравнение с тем, что мы травили в окопах.
– Вы воевали? – спросил Болохов.
– Во время мировой я был мальчишкой, а вот в Гражданскую да, было дело… – отвечает водитель. – Нас, гимназистов, тогда под Симбирском насильно мобилизовали в белую армию. Теперь вот хочу домой возвратиться… А вы не думаете? Нет? А зря. А то бы я дал вам адресок комиссии, которая занимается возвращением русских на родину.
Болохов мысленно пожалел парня. Он-то знал, что ждало тех, кто с чистым сердцем решил вернуться домой. В лучшем случае их посадят в тюрьму или пошлют, куда Макар телят не гонял, а могут и расстрелять.
…Не успел он войти в свой номер, как в дверь постучали.
– Господин Карсавин? – увидев Бориса, удивился Александр. – Вот уж кого не ожидал увидеть, так это вас… Хотя… – Он пристально посмотрел на него. – Ну, садитесь, коль пришли, – указал он глазами на стул. – А то ведь, говорят, в ногах правды нет.
Карсавин сел, положив руки на стол. «Так обычно поступает тот, кто приходит с миром», – отметил про себя Александр. Хотя этот человек очень коварный и за ним нужен глаз да глаз. Теперь придется постоянно быть начеку – ведь еще неизвестно, с чем он пришел. За эти годы Болохов приобрел какую-то первобытную способность предугадывать беду. Такое дано только зверям. Это те загодя покидают свои насиженные места, предчувствуя надвигающуюся опасность. Потому Болохов следит за каждым движением гостя, мысленно готовясь отразить удар.
Но пока что ничто не предвещало беды. Борис был спокоен и улыбчив. Да и одет он был так, будто бы собрался идти в концерт или в ресторан. На нем был строгий темный костюм из английского сукна, белая сорочка с накрахмаленным воротничком и широкий модный галстук в горошек. В отличие от него Болохов выглядел в своем светлом твидовом пиджаке в рубчик вполне демократично.
– У вас, как я вижу, были гости?.. – заметив початую бутылку вина и фрукты на столе, улыбнулся Борис. Не получив ответа, сказал: – А хотите, я угадаю, кто у вас был? Мадмуазель Гридасова или я ошибаюсь?
Болохов вспыхнул.
– Простите, но я не намерен отвечать на этот вопрос, – решительно заявил он.
– Ну и ладно! – миролюбиво заключил гость. Он по-прежнему чувствовал преимущество перед Александром, надеясь, что тот ни сном ни духом не ведает, кто такой на самом деле Борис Карсавин. Но он глубоко ошибался. – Вы спросите, чем вызван мой столь поздний визит?.. – обратился он к нему. – В общем, я тут на днях встретил одного человека, который, как оказалось, давно с вами знаком… Так вот, он мне все о вас рассказал. И то, что вы воевали в рядах Красной армии, и что работаете в ОГПУ… Неужели это правда? – нарочито удивленно посмотрел он на Александра.
«Блефует, гад, – решил Болохов. – Ну, давай-давай, гони дальше…»
– Интересно… – произнес он. – Может, скажете, кто вам это все наплел?
– А почему ж не сказать – скажу. – Карсавин почесал пятерней затылок. – Как же там его?.. Ах, да – Василий Петров… Слыхали о таком? Вы с ним в художественной академии когда-то учились.
Болохов пришел в ужас, услышав эту фамилию, но виду не подал. «Выходит, он и про Васю знает», – подумал. Впрочем, это и не удивительно. Видимо, Центр перепоручил именно ему заняться беглыми художниками. Ну он-то не пожалеет их. Перестреляет, как куропаток. Надо срочно их предупредить! Но как? С завтрашнего дня его переводят на казарменное положение. Может, кого-то попросить? Но кого? Не Лизу же… Значит, нужно это сделать самому.
– А что, разве Вася здесь? – сделал Болохов удивленное лицо.
– Здесь, здесь, и он хочет встретиться с вами…
– Прекрасно! Я готов хоть сейчас ехать к нему, – заявил Александр. – Только вы что-то, уважаемый, перепутали… Вася ничего не может знать обо мне… И вообще прекратите строить из себя дурочку, товарищ чекист! – не выдержал он, решив, что в данной ситуации для него уже нет смысла играть в прятки.
Карсавин мог ожидать всего, только не этого.
– Вот тебе, бабушка, и Юрьев день! – выказал он откровенное удивление. – И как же вам удалось меня вычислить?
– Как? – недобро усмехнулся Болохов. – Морда тебя твоя выдала, – невольно перешел он на «ты», при этом сделал это зло и грубо. – Ты вот что мне скажи, зачем Туманова убил? Он был моим лучшим другом…
– Этот друг бы тебя и сдал, – сказал Карсавин. – А мне было приказано тебя страховать. Как говорится, одна голова хорошо, но с туловищем лучше… Шутка! – улыбнулся он. – В общем, бывают моменты, когда мертвые становятся полезнее живых, – уже серьезно проговорил он. – Ведь тут мы сразу двух зайцев убили. Убрали предателя родины, а заодно и подстраховались… Я же говорю, с Тумановым были бы проблемы…
Болохов внезапно поднял кулак, но вместо того, чтобы двинуть им в зубы Борису, с грохотом опустил его на стол.
– Сволочь ты, Карсавин! Да тебя пристрелить за это мало…
– Что?! Да это ты… ты ведешь себя, как предатель!.. – бешено раздул он ноздри. – Да-да, именно как предатель!
Болохов был взбешен.
– Да как ты смеешь!.. – выхватив из кармана пиджака револьвер, вскочил он со стула.
– А вот и смею! – следом поднялся из-за стола с револьвером в руках Борис. Они хрипели и тянулись друг к другу лбами – будто бы два быка-изюбра готовятся к схватке.
Так они и стояли, упершись друг в друга бешеными взглядами, пока наконец не остыли. Первым, сунув револьвер в карман пиджака, тяжело опустился на стул Болохов. Карсавин последовал его примеру.
– Знаю, знаю, это ты, гад, сделал все, чтобы меня отозвали в Москву… – играя желваками, сказал Александр. – Наверное, выслужиться решил перед начальством? – помня о том, что в погоне за карьерой это стало в порядке вещей в их «конторе».
– А хотя бы и так… – хмыкнув, произнес Карсавин. – А что мне оставалось делать? Ты же сорвал операцию! И все из-за этой девки… Ладно-ладно, ты не очень-то!.. – заметив, как рука Болохова снова потянулась к револьверу, остановил он его. – А то мы тоже не лыком шиты… Ну хорошо, коль тебе не нравится слово «девка», назову ее барышней… Так вот, это ты ее пожалел. Бомба-то в портфельчике была спрятана, так? А тут вдруг твоя краля нарисовалась. Ну ты и ударился в панику… Мне все Шатуров рассказал. Или он врал?..
– Нет, не врал… – нахмурил брови Болохов. – А ты бы что, по-другому поступил?
Карсавин тоже насупил брови.
– Мне бы ничто не помешало довести дело до конца, – сказал он.
– Даже если бы то была твоя женщина? – невольно вырвалось у Болохова.
Тот на мгновение задумался.
– Да, скорее всего… – проговорил он.
– А если бы это была твоя родная мать? – не унимался Александр.
У Бориса будто судорога пробежала по щеке.
– Сейчас речь идет не о моей матери. Послушай, Болохов, вернулся бы ты в Москву – что упрямишься?
Вот ты, оказывается, зачем ко мне пришел, наконец-то догадался Александр.
– Я вернусь только после того, как выполню задание, – твердо заявил он.
Карсавин покачал головой.
– Не завидую я тебе, Болохов. Пока не поздно – возвращайся. Иначе начальство никогда тебе этого не простит. А так пожурят немного и перестанут.
Болохову странно все это слышать. Ведь он ни в чем не провинился, тогда за что его ругать?
– А что это ты так обо мне печешься? – удивился он. – Скажи уж честно, что тебе приказали уговорить меня уехать домой. Что молчишь?
– Ну, допустим… Так сделай это, иначе, брат, худо…
– Что ты имеешь в виду?
– А то ты не знаешь…
– Может, тебе и убрать меня уже поручили? – настороженно спросил Александр.
Борис замотал головой.
– Нет, что ты… Ты для Москвы ценный работник – зачем тебя убирать? Видимо, тебе хотят дать другое задание. Так что живи и радуйся жизни. Как там говорили в Древнем Риме? Наслаждайтесь моментом?
– Но мне прежде нужно закончить здешние дела! – пропуская его слова мимо своих ушей, заявил Болохов.
– Не беспокойся, мы все за тебя сделаем.
И ведь сделают! – отчаявшись переубедить Карсавина, подумал Александр. Ну, Хорвата с Семеновым ему не жалко – у них руки по локоть в крови, – но ведь они и про его старых товарищей не забудут. Вон уже и на след Васи Петрова вышли. А там и остальных найдут. Делать зло – это тебе не добро вершить. Тут все просто: пиф-паф – и готово… Но что они привязались к этим несчастным художникам? – никак не мог понять он. – У них что, свет на этих людях клином сошелся, что ли? Или это прихоть нового вождя? Вот сдались-то они ему!
– Я бы сам довел дело до конца, – говорит Александр. – У меня уже и план был для этого готов…
Карсавин как-то странно посмотрел на него – будто бы решил вынести ему окончательный приговор.
– Извини, но Центр тебе уже не доверяет.
Болохов был в отчаянии.
– У меня совесть чиста, – произнес он.
– Неужели? А я вот в этом не уверен… – юродствовал Борис. – Сознайся уж, что работаешь на японцев.
У Болохова потемнело в глазах.
– Ты что, с ума сошел? – воскликнул он. – Да если хочешь знать, я за Советскую власть жизнь свою готов отдать, а ты: «японцы»…
– Да ты не кипятись, – успокоил его Карсавин. – Лучше скажи, что у тебя общего с этим господином Наямото из японской военной миссии? Вы же с ним встречаетесь, так?.. На днях я вас видел вместе в монгольской закусочной на Музейной площади, а до этого вы встречались в Храме Конфуция… Или это были не вы?
– Все шпионите за мной! – с ненавистью посмотрел на него Александр.
– Да, приходится, – улыбнулся одними глазами Карсавин.
Болохов о чем-то сосредоточенно думал.
– Все дело в том, – начал он, – что, когда я переходил границу, меня задержали и передали в руки японцев. Они пытались меня завербовать и отослать с заданием назад. Но мне нужно было во что бы то ни стало попасть в Харбин. Я сказал им, что меня сразу же арестуют, если я вернусь. Сошлись на том, что я должен буду встретиться в Харбине с неким господином Наямото, в противном случае они продержали бы меня в тюрьме до морковкиного заговения. А мне это надо?..
Он побоялся сказать этому человеку о том, что на последней встрече Наямото, выслушав его пространный и малозначимый доклад о том, что происходит в местной организации РОВС, неожиданно дал ему еще одно задание. Он просил его чаще бывать на всяких мероприятиях, которые устраивали служащие КВЖД. Человек, мол, вы интересный и достаточно общительный – люди к вам потянутся. Не исключено, что среди них будут и те, чья информация окажется нам полезной. Их интересовала информация о персонале управления дороги. КВЖД – советский стратегический объект, поэтому те, кто на нем работает, безусловно, владеют какими-то государственными секретами. И еще… Советская разведка, скорее всего, попытается вас ликвидировать. Так что будьте осторожны… – предупредил он Болохова.
Конечно, можно было послать этого японца ко всем чертям, но тогда бы Александр нажил себе смертельного врага. Пришлось сказать, что он по-прежнему готов служить великому микадо верой и правдой.
– Вот ты и признался, дорогой товарищ, что работаешь на японцев, – откровенно обрадовался Борис.
– Замолчи! – сжал кулаки Болохов. – Иначе… – Он перевел дыхание. – Да не работаю я на них – просто делаю вид… Японцев интересует обстановка в местном отделении РОВСа – больше я ничего им не могу предложить. Разве что свежим русским анекдотом угостить. – Он усмехнулся. – Я вот что тебе скажу: этот вопрос мы обговаривали в Москве. Те, кто направлял меня, прекрасно знал, что обойти японцев мне, скорее всего, не удастся. Потому и разработали для меня легенду… Интересно, почему Центр так жестко отреагировал на мое мнимое сотрудничество с этими узкоглазыми?.. – удивился вдруг он. – А, может, ты что-то наплел? Смотри, Карсавин, а то я ведь не посмотрю, что ты мой, так сказать, боевой товарищ, – удавлю собственными руками.
«Если, конечно, успею», – тут же подумал Александр. Ведь он-то знал всю эту традиционную схему действий, разработанную еще на заре возникновения чекистской организации: когда не удается решить проблему уговорами, ее решают с помощью револьвера или бомбы. Пока что Болохова пытаются миром вернуть домой, но события развиваются так стремительно, что уже завтра его могут просто ликвидировать. И что тогда скажут его матери? Неужели назовут его предателем? Это же убьет ее! Тогда как ему быть? Как сделать так, чтобы и волки были сыты, и овцы целы? Или это невозможно?..