— Из тех, кто ходил в него за сокровищами, никто не вернулся, — сообщила Илва. — После того, как убили твоего дядю, замок пал. Лишенные властелина защитники не смогли, или не захотели противостоять лесному хаосу и покинули стены крепости. Сбежали, проще говоря. Кто-то остался в Вормсе, кто-то ушел в Формир.
— Но мы всё равно попытаемся. — Я отрезал от зайца кусок мяса, попробовал на вкус и сказал: — Кажется, уже можно есть.
***
В моем детстве деревья казались реже и меньше. Тогда Железный лес еще совсем робко пытался захватить новые земли, прорастая молодыми деревцами. Сейчас, после того, как замок пал, лес показал свою полную силу. Ветви могучих деревьев переплетались, создавая непроходимые заросли. Казалось, даже холод не мог вырваться из их объятий — в лесу было гораздо холоднее, чем на поле, хотя и безветренно. Стволы покрывал толстый слой инея, длинные сосульки свешивались с ветвей ледяным частоколом.
Мы остановились на краю широкой поляны. Впереди, на открытом пространстве, кое-где торчали пни, но деревья были не спилены, а сломаны или выкорчеваны с нечеловеческой силой.
— Странно, — сказала Илва, и ее слова прозвучали глухо, отразившись эхом, словно мы находились в пещере. — Совсем недавно было не так холодно. Где спуск в подземных ход?
— Возле старого дуба на том конце поляны. Там, где лежит камень, напоминающий спящего гасторниса. Что-то мне это не нравится. Слышите, какая тишина?
Олег зажег на ладони огонь и поднес к сосульке, наблюдая, как она тает. Саламандра, сидящая в заштопанном мешке, заворочалась у него за спиной. Илва провела пальцем по наклонившейся ветви, соскребая иней, и сломала одну из сосулек. Я услышал как звон, тонкий, будто гудение комара, прокатился по дереву и скрылся под землей. Мне показалось, в глубине завозился кто-то большой и вздохнул, почувствовав добычу. Чужие мысли возникли в голове — Джереон учил меня слышать нелюдей.
«Съесть, — шептали они. — Добыча».
— Назад! — вскрикнул я, отпрыгнул и потащил за собой Илву.
Олег среагировал быстрее, оказавшись за моей спиной. Из-под земли, в том месте, где мы только что стояли, проломав корку льда, выскочили высокие, в мой рост, острые сосульки. Ловушка! Я выхватил меч из ножен и перерубил ледяные копья.
Земля на той стороне поляны вспучилась холмом и лопнула, разбросав в стороны осколки льда и сдвинув в сторону камень. Нечто белое и бесформенное выползало на поверхность. На поляне закружился ветер, наполненный снегом и острым льдом.
— Это ледяной демон! — закричал я, защищая лицо от болезненных уколов.
Олег бросил огненный шар, но сгусток пламени не долетел до цели, его поглотил холодный ветер. Демон открыл пасть, наполненную зубами-сосульками. Илва упала на четвереньки. Миг — и возле меня стояла черная волчица, поскуливающая от страха. Она боялась, но рвалась в бой.
Вокруг нас закружился хоровод зимнего ветра со снегом и льдом. Тело сковало холодом, будто на морозе окатили ведром с водой. Стало трудно дышать. Олег хватал воздух ртом, как вытащенная на берег рыба. Волчица жалась к его ногам.
Я помню, как Лотар кормил своего питомца, забрасывая в банку мышат. Ледяной демон замораживал их дыханием, а потом пожирал, обессиленных, неподвижных, но еще живых. Сейчас хищник ждал на другом конце поляны, пока мы упадем без сознания. Не было сил уйти. Холод его дыхания всё равно нас догонит.
Олег зажег на ладони огонек; сначала едва заметный, он разгорался всё больше, но я видел, каких усилий это стоило моему другу. Меня коснулось тепло пламени, придало сил. Я опустил непослушную руку на рукоять меча, достал клинок из ножен. На металле тут же пробежали ледяные узоры.
— Будьте здесь, — сказал я, а может быть, лишь беззвучно пошевелил губами.
Облачко пара вырывались у меня изо рта
— Что? — спросил Олег.
— Останьтесь здесь, — проговорил я, опустив ладонь на холку Волчицы. — Береги ее.
— Ты точно знаешь, что делаешь?
Огонь на руке Олега заколыхался, погас, но тут же снова вспыхнул.
— Да, — ответил я и, подняв меч, шагнул на поляну.
Прошли несколько минут полета, когда крик рвался наружу, а руки цеплялись за паутину так, что, казалось, потом нельзя будет разжать побелевшие пальцы. В прорехах мелькали серое небо и черные лоскуты полей. Горизонт закрывала стена Железного леса, за которой поднимались башни с зубчатыми крышами и провалами бойниц — ветер нес паучье гнездо к старому маркрафскому замку.
Внезапно воздушный корабль рвануло в сторону, завертело, стропы запутались, один парус выпрямился и забился на ветру, словно тряпка. Корабль бросило к земле. Мы неслись к деревьям, ощетинившимся копьями веток.
— Паруса! — закричал Олег. — Руби паруса!
Я ударил мечом по стропам, но с одного раза перерубить толстый жгут не удалось — клинок лишь перерезал часть веревок и завяз в тугой паутине.
— Чего ты возишься? — Олег кинулся на помощь, и в этот момент две стропы лопнули.
Веревки хлестнули Олега по лицу, парус вырвался на свободу огромным воздушным змеем. Наш корабль стукнуло о землю, раз, другой, и поволокло, разрывая его стены, ломая скрепленные паутиной ветки.
Олег вывалился наружу первым, с коротким криком исчез в образовавшейся прорехе. Илву швырнуло на меня, и мы выпали из гнезда вместе, я — спиной вперед, до боли в легких и мысли о сломанном позвоночнике.
«Минус пять единиц жизни».
Сверху упала Илва.
— Извини, — сказала она.
— Ничего, — ответил я, пытаясь заставить себя дышать.
Спина и легкие — сплошной комок боли. Илва смотрела мне в лицо. Глаза у нее были голубые как небо в солнечный день над шумным городом. Интересно, какого они цвета, когда Илва превращается в волчицу? Глупо, наверное, думать о подобном в такой момент.
— Отпусти, — прошептала Илва.
— Уже, — сказал я, убирая руки с ее талии.
Раздался треск — это паучье гнездо налетело на деревья. Оставшийся парус разорвался, опутав ветки серыми тенетами. Илва поднялась, глядя на приближающегося Олега. Выпачканный в грязи, он шел, хромая на правую ногу. По щеке струилась кровь, и мой друг вытирал ее лоскутом паутины.
— Живые, — сказал Олег и устало опустился на землю возле меня. — Саламандра сбежала.
Он продемонстрировал разорванный мешок.
— Чёрт с ней, — пробормотал я.
В воздухе кружилась мелкая ледяная крупа, падала на застывшую землю, оседала на нашей одежде и волосах. Ветер, гнавший по небу свинцовые тучи, поднимал над заброшенным полем белые вихорки. Стоящий невдалеке покинутый крестьянский дом скрипел незапертой дверью. Наклонившееся пугало — того и гляди упадет, смотрело вырезанными в сухой тыкве глазами на замок маркграфа. На тыкве сидел ворон. Вокруг царили ветряная заверть, холод и запустение.
— Что будем делать? — спросил Олег. — Мне надо отдохнуть у огня, иначе не смогу сотворить даже простого заклинания. Заодно и единицы жизни восстановим.
Серое пятно за время полета наползло на его левую скулу.
— Совсем плохо? — поинтересовался Олег, проследив за моим взглядом, поскреб пальцами шею и сказал: — Надо найти хворост. Возможно, в доме остались запасы.
Он поднялся. Дверь снова заскрипела, словно приглашая войти. Было бы неплохо укрыться под крышей от непогоды, но в пустых домах часто поселяется нечисть.
— Стой, подожди. — Я поднялся и вошел в дом первым.
Остановился у входа и сосредоточился. Голые стены с потоками плесени, висящая паутина и прогнивший потолок начали терять объем, распадаясь на составляющие их элементарные фигуры. Сквозь прорехи в крыше пробивались лучи-ниточки, рисуя на полу овалы. Разбегались статические тени из квадратов, среди которых проявлялись следы прошедших событий. Они были повсюду. Я видел, как в прошлом дверь распахнулась, и в дом забрался тролль — модель из цилиндра с нарисованными зубами, и расходящимися угловатыми щупальцами. Молодой и еще неопытный, он вошел осторожно, словно вспоминая то время, когда был человеком.
Тролль заметил спрятавшуюся под кровать дочку хозяина и пополз к ней. Я видел, как хозяин — плоская фигура, почти не отличающаяся от пугала, бежал с мечом в руках, но я знал, что он опоздает. Крик — и пиксели крови разлились на полу.
Потом — пустота. Лишь тени собирались, пируя на остатках трапезы. Одна из них осталась в доме до сих пор. Сидела, забившись в угол, и зло смотрела на меня красными угольками глаз. Верни полную модель мира — и тень исчезнет, сольется с окружающим мраком. Неприятный сосед, но нам она не причинит вреда.
Мне кажется, я помню хозяина дома. Он любил угощать маленького сына маркграфа красными яблоками, настолько сочными, что сок сбегал по подбородку, стоило погрузить зубы в мякоть плода. Теперь он тоже мертв. После гибели дочки, когда захлестывает отчаянье, немудрено допустить неосторожность в бою с троллем.
— Всё в порядке, опасности нет, — сказал я. — Но лучше развести костер снаружи.
Я вышел из дома и вдохнул свежий морозный воздух.
В доме нашлась вязанка хвороста, и мы вынесли ее во двор. Олег зажег на ладони огонек, который вскоре превратил груду отсыревших веток в жаркий костер. Плотные клубы дыма стелились над самой землей.
Олег сидел у огня, скрестив ноги и закрыв глаза. Казалось, его тело впитывало часть искр, вылетающих из костра. Илва стояла позади моего друга, опершись на его плечи. Но смотрела она на меня. Не мигая и едва заметно улыбаясь. И этот взгляд определенно смущал. Чтобы чем-то заняться, я положил меч на колени и наполовину вынул его из ножен.
— Что такое магия, Бефстроган? — спросил я.
Олег открыл глаза.
— Прекрати меня так называть, — сказал он. — Магия… Трудно объяснить, что это. Я чувствую, как некая волна зажигается внутри меня огнем, поднимается по телу, перетекает в руки. Усилие — и я выпускаю ее на свободу, испытывая приятное опустошение.
— Как в пик любовных отношений, — улыбнулась Илва.
— Э-э-э… Ну да, наверное. — Олег накрыл своей ладонью Илвину у себя на плече и тоже улыбнулся. — Хотя и не настолько приятно. Иногда магия сама рвется на свободу, а порой прячется где-то глубоко и нужны слова, чтобы ее вызвать. Необходимо сосредоточиться и произносить их мысленно или вслух, обращаясь к внутренней силе.