— Пристрелочный, — пояснил Берингар. — Дети троллей стреляют прямо в порту. Начхать им на законы. Идем прежним курсом! — прокричал он команде и зло добавит что-то по-саргарски, сплевывая за борт.
Галеон скользил на полозьях по льду вдоль Суль, увеличивая свою скорость. «Водомека», как бы не бахвалился ее капитан, проигрывала в скорости боевому кораблю — расстояние между нами и галеоном уменьшалось.
— Ничего, — прошипел Берингар сквозь зубы. — Выйдем из пролива, по льду уйдем. Я знаю их капитана — редкая сволочь, но действует строго, как на учениях, второй выстрел носовой катапульты тоже будет пристрелочным.
Галеон приблизился, и теперь я услышал негромкий щелчок их катапульты. На этот раз бочонок разорвался впереди по курсу нашего корабля. Берингар снова выругался и начал считать себе под нос.
— Сможешь достать их отсюда? — спросил я у Олега.
Тот отрицательно покачал головой. На палубу выбрался Ёжик, и мой друг потащил его обратно в каюту. Мы приближались к выходу из залива, минуя большую прорубь, огражденную флажками с изображенной гарпией — капитан рыболовного баркаса ловил рыбу у самой разрешенной границы.
— Тридцать! Право руля! — закричал Берингар.
Шхуна накренилась, Олега и Ёжика бросило к фальшборту. На «Непобедимом» снова щелкнула катапульта, в небо взмыл очередной бочонок.
— Боевой заряд! — прокричал Берингар. — Черная кровь!
Мы смотрели за приближающейся смертью, и мне казалось — до дрожащих ног и испарины на лбу, что наша шхуна уходит из-под обстрела недопустимо медленно, и что нас сейчас накроет огнем. Но галеон промахнулся. Бочонок упал у самого края полыньи и взорвался огненными брызгами, заливая лед горящей смесью. Черная кровь сползла в полынью, продолжая гореть под водой. Поверхность шла пузырями.
— Лево руля! — закричал Берингар.
Олег втолкнул Ёжика в каюту, захлопнул за ним дверь, и в это время шхуна вновь зашаталась. Рев, рокочущий, словно при землетрясении, или схождении лавины, сотряс океан. По льду пробежала трещина, одна, вторая, лед у полыньи поднялся огромным пузырем и лопнул, разлетевшись осколками. Глыбы с оглушающим треском наползали друг на друга. Вода выплеснулась из образовавшейся промоины, подхватила нашу шхуну высокой волной. На поверхности показалась голова змеи, размерами больше чем галеон. Похожая на огромную скалу, заросшую водорослями, покрытую кронксами и ракушками, она всё выше и выше поднималась в небо на длинной шее. С тела стекала вода вместе с горящими потоками черной крови и водопадами устремлялась вниз.
Мы что-то кричали друг другу, но в царящем грохоте ничего не было слышно. Потом змея замотала головой, пытаясь стряхнуть горящую смесь, раскрыла пасть, заревела, и упала, ломая лед в заливе. Нам повезло, что первой волной «Водомерку» отнесло далеко от центра появления чудовища, наверное, поэтому мы выжили. Даже особо не пострадали — шхуну вынесло на свободное пространство, и она, встав на лыжи, лишь оцарапала борта о торосы. Основная часть залива превратилась в кашу из льдин и воды. Суль смешиваясь с океаном, создавала ледяную круговерть. Галеону повезло меньше, чем нам, — его выбросило на берег, пробивая борта, ломая мачты, и оставило лежать на боку.
Когда мы выходили из залива, гарпии спустились к самому океану, пируя на остатках катастрофы.
На палубу вышла Илва и с удивлением посмотрела на нас.
— Я многое пропустила? — спросила она.
Олег оторвал руку от фальшборта, с третьей попытки зажег трубку и молча закурил, разглядывая океан.
Утреннее солнце выглядывало над скрывающимся в туманной дымке горизонтом. Наверное, там, далеко на востоке, шел снег, бушевала буря, но здесь, сейчас, буран прекратился, на ясном небе наперегонки друг с другом летели лишь несколько подкрашенных розовыми красками тревоги облаков. Сильный ветер порой спускался к самой земле, и его холодные порывы уносили снег прочь, оголяя черные камни. Уже целый час мы пытались объехать врезавшийся в сушу фьорд, ведя гастонисов вдоль скалистого берега. Внизу блестел лед. Ёжик дремал, опустив голову на спину Олега. Илва наоборот, проявляла активность, будто не было бессонного ночного путешествия.
— Красиво, — сказала она. — Ты жил на подобном берегу?
— Нет. Это фьорд — залив, а моя хижина стояла у самого океана. — Я подавил зевок. — Плохо, что мы сбились с дороги. Лишняя трата времени.
— Смотри — зимники расцвели!
Несколько цветов у самого края обрыва раскрывали красные, дрожащие на ветру лепестки. Зимники зацветают в самый разгар холодов, вопреки здравому смыслу, нарушая все законы природы. Чем холоднее зима — тем крупнее их цветы. Они упрямо прорастают сквозь снег, пробивают наст, цепляясь за камни, противостоят яростному ветру. Говорят, что их опыляют зимние феи. Семена — белые кисточки с красными коробочками летят над фьордами, падают, скользят по льду, забираются на неприступные берега.
Я остановил своего гасторниса, спрыгнул и пошел к цветам.
— Стой! Не надо! — вскрикнула Илва, догадавшись о моих намерениях.
Но я уже стоял на краю обрыва и наклонялся, чтобы нарвать букет. Вернулось ощущение из детства. Точно так же я стоял на берегу у покрытого льдом океана и чувствовал перед собой необъятный мир. Или я замер у балкона на десятом этаже, когда Олег вылез на перила, в попытке доказать свою храбрость? Страх и понимание глупости — своей, чужой? — сливались с чувством восторга от содеянного. Потом, когда мы с Олегом отбежали на лестницу, и когда я отошел от обрыва, появилась дрожь в ногах. В настоящем мире мы больше не проводили таких глупых экспериментов, но в игре я подходил к краю обрыва вновь и вновь, пока не переборол свой страх. Теперь я не боюсь высоты.
Стебли зимника ломались неожиданно легко, даже не понятно, как они противостоят порывам ветра. Я заглянул в пропасть и отпрянул.
— Ходу! — закричал я, подбегая к гасторнису и впрыгивая в седло. — Быстрее!
— Что случилось?! — закричал скачущий за мной Олег.
— Возможно, всё обойдется!
Но было поздно — нас заметили. Из пропасти на длинной шее поднималась голова ледяного дракона. Эти крылатые хищники живут далеко в океане, селятся на скалистых островах. На материк прилетают за добычей вместе со снежными ветрами. Овца или зазевавшийся путник — драконы могут сожрать всех, кого увидят. Особо крупные, такие, как этот, не побоятся напасть и на группу путешественников.
Черные крылья распахнулись, дракон захлопал ими, поднимая вихри, но взлететь с первой попытки не смог — без подхватывающего бурана такой большой твари сделать это оказалось трудно. Дракон недовольно зашипел, вытягивая шею, и плюнул огнем.
Это была не та стена пламени, которую в ярости сотворял Олег — лишь ее подобие, огненный ручей, пролившийся на землю. Но от его жара трескались камни. Раскаленная капля упала на моего гасторниса и прожгла дырку в его теле. Запахло горелым пером. В первый раз я услышал, как мертвый гаторнис застонал — тонко, словно цыпленок: «И-и-и!».
— Бегите, не останавливайтесь! Сынок, правь сам! — Олег спрыгнул с гасторниса на землю и выпрямился, раскинув руки.
— Игорь, скачи, чего ты?! — закричала мне на ухо Илва, но я остановился, наблюдая за двумя противниками, замершими на расстоянии друг от друга.
Дракон больше не пытался взлететь. Он заглатывал воздух, как майский жук перед полетом. Из его покрытого чешуей брюха раздавались бульканье и треск — там шла химическая реакция, рождалась огненная смесь. Олег призывал волшебные силы, нараспев читая заклинание. Кто раньше сотворит огонь?
— Пламя, что живет в недрах земли, подчинись моей воле! Я призываю тебя вырваться на свободу, уничтожить моего врага!
Огненные руны плыли по воздуху, Олег покачивался, его ладони то сжимались, то разжимались. Воздух вокруг дрожал разгоряченным маревом. Дракон всхлипнул и с шумом выдохнул. Но Олег успел раньше. Огненная волна с ревом прокатилась по камням и ударила в дракона, опрокидывая его в пропасть. На мгновение опустилась тишина, а затем порыв ветра унес поднимающийся над обугленными камнями дым.
Олег взобрался на своего скакуна, Ёжик прижался к его спине.
— Ты горячий, — сказал он.
— Дракон мертв? — спросила Илва, пряча клыки.
— Не думаю, что стоит это проверять. Хей-хо! — Олег погнал своего гасторниса вперед.
— Держи, — сказал я, доставая из кармана и протягивая Илве несколько помятых цветов зимника.
— Спасибо, — сказала она. — Но, право, не стоило этого делать.
***
Грьёдт мы увидели издалека, стоя на возвышенности, где заканчивалось покрытое льдом ущелье. Дорога, к которой мы вышли, спускалась вниз и вела к прибрежному городку. Деревянные крыши маленьких домов прижимались друг к другу. На прибрежной равнине было тихо, дым из печных труб поднимался к небу, в вышине летали несколько гарпий, высматривая, чем бы поживиться.
До горизонта простирался замерзший океан. Лишь с запада огромный залив очерчивали гребни синих гор. Солнце серебрилась в водах текущей по льду Суль, настолько соленых, что река не замерзала даже в лютый мороз. Суль вырывалась на поверхность из подземных глубин и бежала вдаль по океану. Когда в жаркие года летний лед ломался, река смешивалась с водами залива, превращая их в мертвый соленый раствор, в котором могут жить лишь корнксы — полурастения-полуживотные, так любящие оплетать своими отростками днища кораблей. У пристани торчали мачты рыбацких лодок. Далеко в заливе стоял большой имперский галеон с развевающимися флагами — черными драконами на красном фоне.
— Что делают в этой глуши имперцы? — проворчал Олег.
Послышалось дребезжание колокольчика — по дороге в повозке с запряженным шестиногом ехал старик, везущий груду хвороста. Увидев нас, он широко улыбнулся.
— Приветствую, путники! Славный нынче денек! Тпру, блохастый!
Шестиног равнодушно остановился, звякнув привязанным к шее колокольчиком.
— За хворостом нынче далеко добираться надо, — продолжил старик. — Все кусты, что близко росли, давно вырубили. Вы в Грьёдт? Поехали вместе, составите компанию.