К сожалению, в этой экспедиции Прончищев погиб, а Татьяна не смогла жить без мужа и умерла через три дня. Трагедия потрясла экипаж и стала личной болью для каждого из его членов.
И вот теперь все с некоторой опаской ждали – каким будет новый капитан?
В академии немцы учили гардемаринов: «При вступлении в должность вы обязаны растоптать бывшего начальника, максимально унизить его. Только так вы сможете заполучить власть. При этом обязательно найдётся хоть один матрос, который станет на защиту прошлого командира. Уничтожьте его немедленно! Только тогда ваш авторитет станет незыблемым!»
Штурманом на «Якуцке» служил Семён Челюскин. Он тоже закончил академию и хорошо знал о выдаваемых немцами рецептах. Ничего хорошего от прихода нового капитана он не ждал. Обстановка на судне была накалена до предела…
После прибытия на борт Лаптев приказал экипажу построиться на палубе. Он прошёлся вдоль строя, смотря в глаза каждому. Перед ним стояли опытные полярники, во взглядах которых он не прочёл ничего, кроме злого недоверия. Челюскин покусывал губу. Он знал – если Лаптев начнёт с обхаивания Прончищева и прошлой работы экспедиции, то обозлённые, тоскующие по своему капитану, полуголодные, год не получавшие денежного довольствия люди просто сметут его.
Лаптев прокашлялся и звонко приказал:
– Зарядить пушку!
Это было неожиданно: моряки растерянно переглянулись. Боцман бросился выполнять поручение. Все не отрываясь следили за Лаптевым. Наконец орудие было заряжено, в руки капитану передан горящий факел. Лаптев высоко поднял его.
– Мой друг по академии и ваш капитан, Василий Васильевич Прончищев, не пожалел жизни своей ради выполнения великой миссии экспедиции. В честь его этот салют. Смир-но!
На глазах многих выступили слёзы. Экипаж вытянулся в струнку. Лаптев торжественно поднёс факел к пушке, прозвучал выстрел. Помолчав несколько секунд, Лаптев повернулся к экипажу:
– Сегодняшний день приказом своим назначаю днём памяти. Сейчас поминальный молебен, вечером – обед. Подготовку к выходу начнём завтра.
Такого не ожидал никто.
На следующий день команду было не узнать. Во-первых, лопнул жуткий пузырь ожиданий: новый капитан не только не выказал хоть какого-то неуважения к их погибшему командиру, напротив, ему были возданы высшие военные и гражданские почести. А во-вторых, настроение сильно улучшила первая за год выдача денежного пособия, а также одежды и материалов, необходимых для работы.
Подготовка шла очень быстро. Все прекрасно понимали: на Севере нужно спешить – каждая секунда навигации на вес золота. На вечернем совещании все офицеры доложили о готовности своих служб. Лаптев встал, перекрестился.
– На рассвете выходим.
Он поднялся на палубу. Парусник мягко качнулся на волне. Было непривычно светло – начинался полугодовой полярный день. Лаптев посмотрел вдаль – широкая Лена уходила за горизонт. Внезапно он почувствовал что-то родное, до боли знакомое, что-то, поднимающееся из самой глубины души. Он никак не мог понять, почему ему сейчас так хорошо. И вдруг… Точно! Именно такое волнение он испытывал тогда, в детстве, отправляясь в плавание на сделанном вчерашними «боярами» плоту. Лаптев улыбнулся сам себе – волнение души у него сейчас похоже, вот только теперь он точно знает, куда плывёт и зачем.
Тут же защемило сердце – Тиран… Но Лаптев быстро взял себя в руки – с годами он научился не давать разгуляться мыслям о потерянном друге детства. Хотя сейчас это было особенно сложно. Дело в том, что на борт пришлось принять целую свору собак. Лаптев был категорически против. Но Челюскин, другие бывалые полярники убедили: собачья упряжка с нартами не только расширяет возможности исследователей, но может помочь элементарно выжить – Север без собак немыслим. Лаптев настолько расстроился, что даже на долю секунды решил отказаться от путешествия – ну не сможет он постоянно слышать собачий лай! Только воспоминание о брате Дмитрии, о его вере в то, что Харитон сможет пройти этот тяжелейший путь, заставило Лаптева успокоиться и приступить к делу…
Перед рассветом «Якуцк» поднял паруса и взял курс на север.
На корабле всегда много работы, а у капитана, только принявшего команду и вынужденного немедленно отправиться в одно из самых опасных путешествий, – и подавно. Лаптев постоянно давал задания по смене курса, остановкам, промерам и разведке фарватера. Особой надобности в этом не было, но ему важно было понять сильные и слабые места корабля и команды до того, как они окажутся в Ледовитом океане. К счастью, команда правильно понимала своего капитана и никаких проблем не возникало. Но сам Лаптев всё чаще ловил себя на том, что ему тяжело сосредоточиться на задаче. Наконец он осознал, что «виной» тому была окружающая природа.
Что знает о Севере простой человек, никогда там не бывавший? Север – ледяная и безжизненная пустыня. Холод и смерть ожидают попавшего сюда. И Лаптев был готов именно к этому. Весь год пути из Петербурга в Якутск он изучал способы выживания в условиях Крайнего Севера. Но что он видел теперь?!
Бескрайние просторы, сколько хватало взгляда, были покрыты бесконечными плавнями, озёрами, невероятной красоты и разнообразной невиданной травой. И на этом блистательном, изумрудно-зеркальном ковре бурлила жизнь! Бесконечные стаи птиц, олени, волки, песцы, зайцы – от обилия живности рябило в глазах. Да ещё всё это под особым северным небом – одновременно и низким, и бесконечным, дающим ощущение близости к Богу.
Однажды Лаптев так засмотрелся, что не заметил подошедшего Челюскина.
– Я тоже в первый год поверить не мог, что такое возможно…
Лаптев вздрогнул, повернулся:
– Я понимаю, зверьё, но птицы – их же зимой тут быть не должно?
– Гуси-лебеди – те точно улетают.
– А почему возвращаются? Это ж лететь сколько…
Челюскин снял треуголку, почесал макушку под париком.
– Да кто их знает… Может, чтоб людей не видеть. А может, просто по привычке – раньше-то тут никаких льдов в помине не было – леса, благодать…
Лаптев с опаской посмотрел на Челюскина. Только неадекватного штурмана ему в походе недоставало. Челюскин поймал этот взгляд:
– Есть такая теория. И доказательств хватает.
Челюскин повернулся к мачте:
– Вахтенный! Мамонта мне найди!
После этих слов Лаптев понял, что с мозгами у штурмана явно проблемы, придётся держать ухо востро.
– А людей тут совсем, что ли, не бывает?
Челюскин улыбнулся:
– Промысловики-охотники встречаются. Тут за пару месяцев столько дичи набить можно, сколько на Большой земле за год не сыщешь.
Лаптев кивнул, поспешил на бак. Сам же подумал, что если встретятся им промысловики, то непременно нужно Челюскина на Большую землю с ними отправить. Непременно.
Путешествие шло своим ходом. Продвигались сложно – из-за переменчивого русла часто садились на мель. Приходилось снимать парусник шестами и брёвнами, для чего почти вся команда спускалась в ледяную воду. Лаптев руководил большею частью таких операций. Особое уважение команды заслужил тем, что не отсиживался в каюте, при необходимости тоже прыгал в воду, работал наравне со всеми.
Наконец штурман Челюскин доложил, что завтра они выйдут в океан. В целом он вёл себя отлично, и Лаптев стал уже подзабывать нелепую историю с мамонтами – других дел хватало.
Во время экзаменовки группы высадки на предмет навигации сверху раздался крик вахтенного:
– Мамонт по правому борту!
Лаптев похолодел внутренне, осторожно посмотрел на сидящего напротив Челюскина. Тот широко улыбнулся:
– Наконец-то! Пожал-те смотреть.
Лаптев вздрогнул, но, глянув в трубу, замер: из какой-то земляной кучи торчал бивень. Капитан не поверил глазам, проморгался, снова приник к трубе. Это определённо был бивень! Точно такой же он видел в питерской Кунсткамере. Он с облегчением вздохнул:
– Шлюпку на воду!
Когда они на шлюпке подошли к берегу и раскопали кучу, оказалось, что под нею целый скелет мамонта. Лаптев был впечатлён. Челюскин рассказал, что это довольно частая находка в тундре. Местные племена используют бивни для изготовления ножей и украшений. Слушая это, Лаптев навсегда запомнил: Север – это край, где невозможное возможно.
На следующий день вышли к устью Лены. Долго ждал Лаптев этого часа. Продираясь сквозь сибирские просторы с грузом для экспедиции, много раз представлял он, как выйдет в океан. Но всё случилось не так, как мечталось, – устье Лены было забито льдами. Пришлось стать на якорь.
Деятельная натура Лаптева не терпела простоев. Пользуясь паузой, уточнили фарватер выхода из устья и воздвигли на крутом берегу маяк для будущих путешественников. Интересным было то, что материалом для постройки стали окаменевшие стволы деревьев, которые отрыли здесь же. Брёвна эти, как и виденные ранее останки мамонтов, были ещё одним доказательством того, что тысячи лет назад климат здесь был совершенно другим. О чём и была сделана запись в судовом журнале.
Наконец ветер сменился на восточный, и льды унесло в океан. Началась основная фаза экспедиции парусника «Якуцк»…
Если во время хода по Лене Лаптева поразило разнообразие природы, то после выхода к океану ситуация кардинально изменилась. Сине-серые цвета, скалистые берега, бесконечные океанские горизонты призывали не рассматривать всё в деталях, а сосредоточиться на целостности северного мира. И в нём чувствовалась огромная сила. Невозможно было не осознать, насколько мал в этой вселенной крохотный парусник, насколько ничтожны шансы экипажа на покорение Севера. И в то же время – насколько велики мужество и решимость моряков. Капитан с гордостью и уважением смотрел на свой экипаж.
Однажды, наблюдая с кормы в подзорную трубу колонию морских котиков, Харитон Лаптев увидел, что там что-то происходит. Медведь! Белый медведь! Котики заметили приближающегося хищника и с истошными криками бросились к воде. Огромный, не менее пятисот килограммов весом, зверь пытался поймать хоть кого-то, но успевшие достичь воды котики ловко уходили от него. Всё это попало в журнал экспедиции, где подробно описывался животный мир, морские обитатели, погода. Но главным было нанесение на карту вновь открытых островов и береговой линии, изрезанной заливами и проливами.