Найдя, как ему казалось, ответ на мучившие его вопросы, Харка вдруг пришел в сильное волнение и негодование. В то же время его охватил страх перед Хавандшитой, проявившим такую изощренную хитрость.
Утром он мрачно бродил вокруг Священного Вигвама и с горечью смотрел на мацавакен, которым ему пришлось пожертвовать. Этот старый стервятник всё прибирает к рукам, всё! И все теперь почитают его так, как будто он — сама Великая Тайна.
Харка вдруг испуганно вздрогнул. На шесте с трофеями перед вигвамом шамана, чуть выше мацавакена, в маленькой сеточке висел золотой камень! Значит, он ошибся в своих рассуждениях? Но как же все было на самом деле? И почему Хавандшита повесил желтый камень на шесте, так что он был виден всем — и Маттотаупе, который в гневе бросил его в реку? Харка поспешил в отцовский вигвам, чтобы немедленно рассказать об этом вождю.
— Этого не может быть! — воскликнул Маттотаупа и побледнел.
— Но это так, отец.
— Идем! Я хочу сам видеть это.
Когда они подошли к Священному Вигваму, на шесте уже не было ни желтого камня, ни сеточки.
— Тебе это привиделось, Харка, — с облегчением произнес Маттотаупа. — Злые духи ввели тебя в заблуждение.
Харка провел рукой по глазам. Он же не слепой! И не привык спать на ходу. А может, он и в самом деле одержим духами? Или старый шаман почуял его недоверие и водит его за нос? У Харки вдруг как будто ушла земля из-под ног, как у человека, погружающегося в болотную трясину. Теперь ему нужно было действовать очень осторожно, обдумывая каждый шаг.
Он вновь и вновь спрашивал себя: не мог ли Черная Кожа слышать его короткий разговор с Маттотаупой о желтом камне? Он в этот день очень рано зашел за ним и Харпстенной. Харпстенна еще спал, как и женщины и Шонка, так что Черная Кожа был единственным, кто мог услышать что-нибудь из их разговора.
Под вечер Черная Кожа уговорил Харку без всякой цели поскакать вместе с ним в прерию, чтобы на обратном пути он мог поупражняться в искусстве следопыта, рассматривая свой собственный след. Харка охотно согласился, ведь скакать по вольным просторам навстречу прохладному ветру было одним из его любимейших удовольствий. Они позабыли про время и вскоре оставили стойбище далеко позади. Черной Коже нелегко будет в сумерках находить оставленный ими след, но для Харки Ночного Ока это было детской забавой, и он хотел показать своему чернокожему другу, как много знает и умеет мальчик племени дакота.
Однако Черную Кожу сумерки, казалось, совсем не смущали. Когда Харка наконец остановился, волки уже выли на луну, им вторили собаки в стойбище. Черная Кожа спешился, ловко стреножил лошадь и сел на пригорке.
— Посмотрите-ка на этого ленивца! — сказал Харка. — Медведь, разомлевший на солнце! Только сейчас не полдень, а ночь.
— Я заметил это, Харка, Поражающий Стрелами Бизонов! Уже ночь. Ты что, боишься темноты?
— Не болтай глупости. Что ты затеял?
— Мне надо с тобой поговорить.
— Говори.
Харку разбирало любопытство.
— Представь себе: есть тайна…
— Что за тайна? Есть много тайн.
— Ну, какая-нибудь тайна, которую ты еще не раскрыл. И это тайна белых людей…
— Ну хорошо, у белых людей есть тайна. Что дальше?
Харка сорвал травинку и, сунув ее в рот, зажал зубами.
— У белых людей есть тайна, которая дает им силу. Что бы ты стал делать?
— Белые люди — наши враги. Если у них есть тайна, надо отнять ее у них. Или найти другую тайну, которая даст нам еще бóльшую силу.
— Но кто может отнять тайну у другого?
— Только тот, кто ее узнает.
— А как узнать тайну?
— Это всегда опасно. Ее нужно разведать.
— Да. Теперь я хочу тебе кое-что сказать. Но я скажу лишь то, что хочу сказать, и ни слова больше!
— Ты говоришь как мужчина.
— Хау! Я хочу тебе кое-что сказать, Харка Ночное Око, Убивший Волка! Ты сам все время пытаешься раскрыть одну тайну. Но тебе не помогут ни твои осторожные вопросы, ни твое зоркое око. Я думаю, ты никогда не разгадаешь эту загадку. Отступись! Хавандшита знает больше всех, и он мудрее всех мужчин вашего рода, даже твоего отца, Маттотаупы.
Харка выплюнул травинку.
— О том, что думаешь ты, — можешь мне не рассказывать, Черная Кожа Курчавые Волосы. Ты пришел в ярость, ты с ненавистью смотрел на моего отца, когда он бросил злой желтый камень в реку. Я говорю правду: я видел твои глаза. А потом Хавандшита освободил твоего отца, и поэтому ты так почитаешь старого шамана.
— Харка, разве это дурно, что я почитаю его за это? Но я хотел сказать тебе совсем другое. Не перебивай меня, не то я умолкну, и ты ничего не узнаешь. Итак, слушай: желтый камень — священный камень. Но в чем его сила — знают только белые люди. Краснокожим она неподвластна. И это правда! Вот в чем беда! Мой отец долго жил среди белых людей и знает это. Когда у белых людей есть в кармане такие священные камни, им достаточно лишь приказать — и они тут же получают всё, чего только пожелают, как будто все падает с неба. Им не нужно ни охотиться, ни готовить себе пищу, ни выделывать ткани или кожу, ни ловить мустангов. За эти камни им тотчас же всё приносят или привозят. Ведь это Великая Тайна?
— Да.
— Так вот я и говорю: у белых людей есть чудо, которое мы должны у них отнять. Или мы должны найти большее чудо. Но мы не сможем сделать этого, если станем бросать священные камни в воду. Хавандшита — великий шаман. Он раскроет тайны белых людей и будет повелевать ими. Он знает, что это нехорошо — сидеть на старых тайнах, как птица на яйцах. Нужно заклинать новых духов. Хау. Я все сказал.
Харка долго молчал.
— Многое из того, что ты сказал, — верно, — произнес он наконец. — Ожерелье твоих речей состоит из красивых раковин, но в одной из них кроется зло. Я только пока не знаю в которой.
— Когда узнаешь это, скажи мне.
— Скажу, если к тому времени у меня не пропадет желание говорить тебе это.
Рассказ Черной Кожи дал Харке богатую пищу для размышлений и одновременно чем-то огорчил его. Возможно, потому, что он теперь знал: Черная Кожа, каким бы добрым и веселым он ни был, пожалуй, никогда не станет его союзником в борьбе с шаманом. В борьбе с шаманом?.. От этой мысли Харка пришел в ужас. Вот до чего он дошел в своем недоверии к Хавандшите! Может, тот уже знает об этом и его духи уже подстерегают его?
Харка встал. Через миг мальчики уже скакали назад. Ни о каком «чтении следов» теперь не могло быть и речи. Харка хорошо запомнил дорогу, и Черная Кожа следовал за ним.
Если дружба между ними и дала трещину, то этого, во всяком случае, никто не заметил, в том числе и они сами.
Харка, Харпстенна и Черная Кожа по-прежнему оставались неразлучной троицей. Даже во время игр Молодых Собак они всегда держались вместе.
Их дружба, судя по всему, злила Шонку, хотя его это совсем не касалось. Юноша не стал помощником шамана и вновь вернулся в вигвам Маттотаупы. Однако отблеск приобретенной Хавандшитой славы упал и на него, и он ходил по стойбищу с гордым видом, как будто озаренный каким-то особым светом. Это, в свою очередь, было неприятно Харке. И оба только и ждали случая, чтобы вновь помериться умом, силой и ловкостью.
Такой случай вскоре представился им во время очередных скачек. На этот раз их устроили не Молодые Собаки, а Красные Перья. Харка по возрасту не мог участвовать в состязаниях. Шонка же в отряде не состоял, но был ровесником Четана и его товарищей, а Красные Перья призвали принять участие в скачках всех юношей. Шонка охотно согласился. От отца ему достались хорошие лошади.
В день состязания Шонка утром не спеша подошел к Четану. Харка стоял в стороне, но слышал весь их разговор.
— Четан, — сказал Шонка, — ты всегда был так дружен с Харкой, Поражающим Бизонов. Почему же ты совсем перестал заботиться о нем? Разве это правильно, что тебя ему заменил Черная Кожа, у которого он не научится ничему, кроме глупостей?
Четан смерил его с ног до головы далеко не самым дружелюбным взглядом.
— Шонка, — ответил он, — я не вижу в твоих словах большого ума.
Харка и в самом деле в последнее время виделся со своим старшим другом не так часто, как прежде, но лишь потому, что стал учителем Черной Кожи.
— Дело твое, — насмешливо произнес Шонка. — Но Харка мог бы сегодня скакать вместе с нами. Почему бы ему не принять участие в скачках?
— Он встретил всего лишь двенадцатое лето.
— Но у него хорошая лошадь.
— Да, очень хорошая. Ты обращаешься ко мне с этим предложением по просьбе Харки?
— Нет. Харка вообще не разговаривает со мной. Он упрям, как буйвол. Но мне кажется, его можно было бы допустить к состязаниям. Я слышал, что он скоро станет вожаком Красных Перьев?
— Да, станет. Я поговорю с другими наездниками о его участии.
Четан направился к товарищам.
Шонка только теперь заметил Харку.
— А, это ты? Ты что, подслушивал?
— Что значит подслушивал? Нужно быть слепым, чтобы не заметить меня здесь.
— А может, я слепой!
— Может быть. Кое-чего ты и в самом деле не видишь.
Харка повернулся и пошел прочь.
Четан догнал его и сообщил, что Красные Перья не возражают против его участия в скачках. В другое время Харка был бы счастлив, но теперь не желал и слышать об этом.
— Зачем я вам нужен? — ответил он. — Ведь я уже дважды пришел на скачках Молодых Собак вторым. Красные Перья прекрасно обойдутся без меня! Пригласите лучше победителя наших последних скачек!
— Красные Перья сами решают, кого приглашать, Харка. Иди за лошадью!
— Красные Перья ничего не решали: они послушались Шонку, как сборище болтливых женщин.
— Так попытай силы в состязании с этим сборищем болтливых женщин! — Четан осторожно улыбнулся.
Он не хотел, чтобы Харка воспринял его слова как насмешку.
Харка на минуту задумался.
— Ну, как хотите! — произнес он раздраженно. — Я приду.
— Хорошо.
Маршрут скачек был вдвое длиннее и сложнее, чем тот, по которому скакали Молодые Собаки. Последняя треть пути пролегала вверх по склону песчаного холма, затем шел крутой спуск. Перед финишем наездников ждал длинный ровный отрезок, который хорошо просматривался издалека. Судьями на этот раз были два воина, в том числе Старая Антилопа.