— Нет, — возразил Чотанка Свирель, — это плохой совет. Духи послали нам этот сон, чтобы мы не сидели сложа руки, пока с нами нет Хавандшиты. Давайте вместе подумаем, что может означать этот сон!
— Возможно, медведь пошел к останкам убитых нами бизонов. Да, так, должно быть, и есть.
— Верно! — согласился с ним четвертый. — Он там, где его еще не искал ни один из наших воинов. Нас поразила слепота, но сон открыл нам глаза.
— Хау! Хау! — подали голоса и другие воины.
Оперенная Стрела вновь взял слово:
— Тогда я спрашиваю вас: кто из нас тот самый огромный воин, который поразит медведя, прежде чем тот вновь нападет на наш табун или разорвет кого-нибудь из наших детей во время игры?
Повисло долгое тягостное молчание.
— Маттотаупа далеко… — сказал наконец Старый Ворон, самый уважаемый из присутствовавших воинов.
— На юге можно наткнуться на пауни и на белых людей… — заметил Чотанка.
— Кто способен в одиночку справиться с медведем? — произнес третий. — Может, это был обманчивый сон?
Оперенная Стрела слушал их речи с недовольным лицом.
— Кто из нас может выйти на схватку с медведем, пока с нами нет Маттотаупы? — спросил он сердито. — Это может тот, кому духи послали этот сон! Я, брат Маттотаупы, пойду на юг, чтобы поразить чудовище! Хау! Я все сказал. Кто хочет отправиться со мной?
Мужчины смотрели в огонь, курили свои трубки, думали. Наконец два воина вызвались сопровождать Оперенную Стрелу: Старый Ворон и старший сын Старой Антилопы, которого обычно называли Сыном Антилопы. Остальные молча кивнули, одобрив их решение.
После этого состоялся прощальный завтрак, охотники собрали все необходимое, и Оперенная Стрела, вооруженный копьем, луком, палицей и длинным обоюдоострым ножом, пустился со своими помощниками в путь.
Мальчики проводили их немного и вернулись в стойбище. Всех мучила тревога. Верно ли был истолкован сон? Вернутся ли охотники живыми?
Привязав своего мустанга перед вигвамом, Харка увидел на площади художника. Тот рисовал вигвам вождя. Его мацавакен лежал внутри. Харка потрогал приклад, потом, убедившись, что ружье не заряжено, прицелился. Если бы это оружие принадлежало ему, он непременно отправился бы вместе с воинами на медвежью охоту. Ценность любого оружия всегда зависит от того, в чьих руках оно находится!
Он вышел из вигвама и собрал Молодых Собак, чтобы оказать добровольную помощь разведчикам, которые, стоя на подступах к стойбищу, всматривались в даль, не возвращается ли Маттотаупа.
Около полудня мальчики заметили двух всадников, приближавшихся с севера. Но это был не Маттотаупа с воинами, а Хавандшита! Его сопровождал Четан, который вел третью, свободную лошадь.
Харка смотрел на всадников со смешанными чувствами. Он всем сердцем радовался возвращению Четана. А вот без Хавандшиты он прекрасно мог бы обойтись еще недельку-другую. Он совсем не скучал по нему. Но тот вернулся. Интересно, что он скажет по поводу чужого белого человека в стойбище, его картин и медвежьей охоты, на которую отправились в разные стороны оба вождя?
Когда Хавандшита и Четан прибыли в стойбище, первыми к ним подошли Унчида, Шешока и Уинона, чтобы установить Священный Вигвам. Пять женщин из вигвама Чужой Раковины смотрели на них со стороны. Они охотно помогли бы, но право устанавливать Священный Вигвам имела лишь старая Унчида, умевшая врачевать раны.
Четан с помощью Харки позаботился о лошадях, потом выкупался, растерся жиром и пообещал своему любознательному другу прийти вечером в его вигвам и все рассказать ему. Все, что ему дозволено было рассказать!
Как только Священный Вигвам был установлен, туда вызвали Чужую Раковину. Видимо, Хавандшита хотел именно от него узнать обо всем, что происходило в стойбище в последние дни.
Услышав новости и подкрепившись, шаман не спеша обошел стойбище, походил среди вигвамов, посмотрел на табун, прогулялся по роще, окинул взором прерию, а затем отправился в вигвам Чужой Раковины и — как сообщил Харке Черная Кожа — велел показать ему изрешеченное изображение медведя. Наконец шаман в сопровождении Чужой Раковины явился в вигвам вождя. Харке нетрудно было догадаться, что ему было нужно: Хавандшита хотел увидеть бледнолицего шамана. Харке очень хотелось присутствовать при их встрече, но, не имея такой возможности, он решил позже расспросить обо всем Унчиду.
Под вечер старик вернулся в Священный Вигвам, приказав мужчинам развести большие костры и снова начать Танец Медведя, потому что дух медведя разгневан. И вскоре стойбище вновь огласили топот множества ног и рычание одетых в медвежьи шкуры воинов, а вигвамы и роща озарились отблесками костров.
Харка некоторое время смотрел на танцующих, потом пошел в свой вигвам, где у очага сидели Четан и Далеко Летающая Птица.
Сначала он сообщил старшему другу все, что художник рассказал о договоре верховных вождей дакота с Великим Отцом белых людей в Вашингтоне, — и спросил его, узнал ли он об этом что-нибудь новое?
Четан усердно закивал головой. О таком договоре Хавандшита говорил с великими дакотскими шаманами, а также с могучим шаманом и вождем дакота Татанкой-Йотанкой. Поскольку положение в южных районах земли дакота, где поставили свои вигвамы Сыновья Большой Медведицы, становилось все более опасным и непонятным, Татанка-Йотанка даже обещал приехать в их стойбище, чтобы все увидеть своими глазами.
Предстоящий визит такого важного гостя приятно волновал юношей.
— А что Татанка-Йотанка думает о тайнах белых людей? — спросил Харка. — Как нам быть? Держаться от них подальше или попытаться проникнуть в их тайны, чтобы самим воспользоваться ими?
— Мы должны раздобыть мацавакены. Но о священных золотых камнях надо молчать.
— Хорошо!
Харку очень обрадовало это сообщение. С одной стороны, он убедился в правоте отца, выбросившего золотой камень в реку, с другой — его желание иметь мацавакен оказалось оправданным. Татанка-Йотанка, несомненно, был великим и мудрым шаманом. Теперь неразрешенной оставалась лишь одна загадка: как индейцам добыть мацавакены, если они должны хранить тайну своего золота и, значит, не могут использовать его для обмена? Столько шкур, сколько требовали белые люди за один мацавакен, не было ни у одного краснокожего. Шкуры нужны были им самим — на вигвамы, на одежду, на одеяла. Несколько шкур, пожалуй, можно скопить, но так много?.. Для этого пришлось бы истребить целые стада бизонов. А что потом? Вопросам не было конца. Не успевал он ответить на один, как перед ним вставал следующий.
С площади доносились «медвежье» рычание и топот, ни на минуту не дававшие забыть о том, что вожди уехали на охоту и что, по мнению Хавандшиты, дух медведя гневается на Сыновей Большой Медведицы. Хотя жизнь в вигвамах, казалось, шла своим чередом, тревога в душах их обитателей росла и передавалась от одного к другому, как заразная болезнь.
На следующий день, около полудня, плавное течение жизни дакота было внезапно нарушено. В стойбище прискакал на взмыленном коне Старый Ворон, сопровождавший брата Маттотаупы. Все сбежались на площадь, услышав его крики и топот копыт. Лицо всадника не предвещало ничего хорошего.
— Оперенная Стрела погиб! — крикнул он. — Его разорвал на куски медведь! Горе! Горе!
Потрясенные известием, Сыновья Большой Медведицы несколько мгновений молчали, словно потеряв дар речи. Первым опомнился Чужая Раковина.
— Как это случилось? — спросил он, выйдя вперед. — Говори!
Старый Ворон окинул взором толпу:
— Где Хавандшита?
— В Священном Вигваме, — ответил Чужая Раковина.
— Сначала я хочу говорить с ним!
Четан отправился в Священный Вигвам, чтобы сообщить об этом Хавандшите. Вернувшись через несколько минут, он сказал:
— Шаман не желает ни с кем говорить. Дух медведя разгневан, сказал он.
Люди испугались и растерялись еще больше.
— Где Сын Антилопы? — спросил наконец Чужая Раковина.
— Он собрал останки Оперенной Стрелы в одеяло и везет их следом за мной.
— Поскачем ему навстречу!
— Хау! Поскачем ему навстречу!
Мужчины, юноши и мальчики бросились к лошадям и через несколько минут уже неслись по прерии, вытянувшись в одну длинную цепь, вслед за Старым Вороном, пересевшим на свежего мустанга. Вскоре впереди показался молодой воин Сын Антилопы. Всадники встретили его громкими криками скорби и гнева в отношении ненасытного чудовища. Они образовали круг, и Сын Антилопы поведал им о случившемся:
— Слушайте, Сыновья Большой Медведицы, воины великого племени оглала! Брат Маттотаупы, Оперенная Стрела, погиб! Это произошло так: мы скакали на юг, по земле, в которой мы нашли большое стадо бизонов. Вы знаете: мы оставили там туши старых бизонов, как оставили и детенышей. Хищникам досталась богатая добыча. Наконец мы обнаружили медвежьи следы, следы огромных лап. Да, это, наверное, был тот самый серый гризли! Мы с нетерпением ждали встречи с ним. Следы были свежие — не прошло и половины дня, как он там побывал. Но до вечера мы его так и не нашли. Мы остановились на ночлег на холме и разожгли большой костер. Он отпугивал хищников, а пауни мы могли не опасаться, потому что не увидели ни одного их следа и ни разу не почувствовали запаха дыма из их вигвамов. Мы решили дежурить по очереди. В полночь настал черед Оперенной Стрелы. Мы со Старым Вороном крепко спали и проснулись от душераздирающего крика и испуганного храпа лошадей. Старый Ворон остался при мустангах, а я с копьем в руке спустился в низинку, откуда донесся крик. Я издал громкий клич и увидел убегающего медведя. Я метнул в него копье, но промахнулся. Я выпустил в него мои стрелы, но попал лишь в заднюю ногу. Медведь ушел. А я увидел Оперенную Стрелу. Он лежал на траве, разорванный на куски. Видимо, он заметил медведя и решил добыть себе славу, сразившись с ним один на один, как видел во сне. Но ему не суждено было убить медведя. Медведь убил его самого!
Последние его слова утонули в скорбных воплях. Потом все направили лошадей к родным вигвамам.