— Иди к тому маленькому холму. Там увидишь развороченный дерн и камни, торчащие из земли. Набери этих камней, чтобы бросать их в медведя.
— Хорошо.
Харка поспешил к указанному месту и набрал камней из песчаной земли. Когда он вернулся к отцу, лошади были уже сильно встревожены. Кусты у ручья шевельнулись, остатки жеребенка исчезли. Харке показалось, будто он слышит чавканье и скрип страшных зубов хищника.
Маттотаупа спрятался в траве поодаль от лошадей.
— Вот сюда, на это место, где я сейчас лежу, ты вернешься, как только медведь выйдет из кустов, — сказал он сыну. — Попробуй раздразнить его так, чтобы он встал на задние лапы. Тогда мне легче будет попасть ему ножом в сердце.
— Хорошо, отец.
Харка глубоко вздохнул и отправился выполнять опасное поручение.
Выпрямившись во весь рост, он пошел по высокой траве к логову медведя и, подойдя на нужное расстояние, бросил в кусты первый камень.
Это не произвело никакого действия.
Из кустов по-прежнему доносились чавканье и хруст костей.
Харка бросил второй камень и сразу же третий. Чавканье и хруст смолкли. Ветви раздвинулись, и показались острая медвежья морда и лапа, державшая в когтях ногу жеребенка.
Четвертым камнем Харка прицелился прямо в морду зверя, но попал, по-видимому, в лоб. Медведь издал страшный, леденящий душу рев.
Харка бросил последний камень. Это мало что изменило. Медведь лишь чуть-чуть подался вперед и застыл на месте.
Из-за невозмутимости зверя положение Харки стало еще опасней: теперь, побеспокоив зверя, он не решался еще раз сбегать за камнями. Проворный гризли мог отрезать его от отца. Но и сдаваться Харка тоже не хотел. Он закричал на медведя.
Это тоже не произвело на зверя особого впечатления. Он ответил лишь коротким сердитым рыком. Харка решил во что бы то ни стало добиться своего. Он подскочил к самому берегу.
Сейчас он отчетливо видел в кустах всю громаду серого чудовища, сидевшего на кровавых останках жеребенка. Медведь, не сводя маленьких глаз с непрошеного гостя и тихо рыча, медленно двинулся вперед, готовясь к нападению.
Харка выхватил нож и, прицелившись, метнул его в зверя.
Рычание смолкло. На мгновение воцарилась зловещая тишина. Затем медведь вышел из кустов. Его пасть и лапы были испачканы кровью жертвы. Он потряс головой, стряхнул торчавший в коже нож, как надоедливую муху, и с неожиданной быстротой устремился к Харке. Тот со всех ног, петляя, как заяц, помчался туда, где должен был находиться отец.
Медведь был уже совсем близко!
Харка внезапно остановился и повернулся к нему. Сердце его бешено колотилось. Медведь от неожиданности опешил. Харка испустил пронзительный боевой клич. Он знал, что отец все еще слишком далеко от него.
Вдруг что-то пролетело мимо и воткнулось в землю.
Нож отца!
Он не попал в медведя.
Появление второго врага еще больше разъярило зверя, и он грозно встал на дыбы. Харка, рост которого, несмотря на его возраст, уже составлял метр шестьдесят восемь, казался букашкой по сравнению с серым исполином. Но у него хватило самообладания прибегнуть к последнему средству, имевшемуся в его распоряжении, — к дубинке. Он успел нанести ею ощутимый удар по лапе исполина. Этой крохотной заминки оказалось достаточно, чтобы Маттотаупа преодолел расстояние, отделявшее его от медведя. Прыгнув зверю на спину, он сдавил ему шею руками.
Медведь, все внимание и ярость которого были направлены на Харку, от этого еще больше растерялся и беспорядочно махал лапами, не причиняя никакого вреда нападавшему. К тому же одна из них после удара дубинкой еще плохо слушалась его. Нечеловеческими усилиями, борясь за жизнь сына и за собственную жизнь, Маттотаупа душил медведя. Мускулы его напряглись, на висках, залитых потом, вздулись синие жилы. Хищник, широко раскрыв страшную пасть, обнажив смертоносные клыки и высунув язык, пытался стряхнуть с себя врага.
— Отец! — крикнул Харка и, взмахнув дубинкой, нанес зверю еще один удар. На этот раз по задней лапе.
Силы медведя казались неистощимыми, хотя он уже хрипел. Глаза Маттотаупы были широко раскрыты, он тяжело дышал.
Харка заметил в траве рукоятку отцовского ножа. Он одним прыжком очутился рядом с ним и схватил его. Тем временем медведь, задыхаясь, боком повалился на землю, увлекая вместе с собой вождя, силы которого были уже на исходе.
Харка хотел подсунуть отцу нож, но тот пока не видел его. Наконец Маттотаупе удалось вывернуться из-под медведя и схватить нож.
Медведь дергался и размахивал здоровой лапой. Маттотаупа изловчился, поднырнул под лапу и вонзил ему нож в сердце.
Голова медведя откинулась назад, лапы обмякли. Зверь перевернулся на другой бок и замер.
Прерия огласилась победными воплями вождя и его сына.
Отдышавшись, они принялись рассматривать медведя. Это был необыкновенно крупный и сильный зверь среднего возраста. Харка с благоговейным страхом смотрел на огромную серую тушу, на страшные зубы и лапы, которые могли разорвать его на куски.
— Ты победил его, отец! — произнес сказал Харка с гордостью и восхищением. — Ты задушил медведя! Такого еще не бывало!
— Мы вместе победили его, Харка.
Харка все еще ходил вокруг зверя. Он уже много слышал о сером медведе, но видел его в первый раз. И убил его отец! Как будут радоваться Сыновья Большой Медведицы! Оперенная Стрела был отомщен.
— Эта шкура украсит наш вигвам, — сказал Маттотаупа.
— А из когтей ты сделаешь себе ожерелье, отец! И оно будет еще лучше, чем ожерелье Длинного Копья.
— Да, ожерелье. И мясом его мы тоже полакомимся, Харка. Мы будем есть медвежьи лапы! Ты же знаешь, я уже привез медвежьи лапы. Мы на славу угостим гостей!
Харка рассмеялся:
— Да, отец, медвежьи лапы всем придутся по вкусу. Может, нам сразу снять с него шкуру?
Маттотаупа посмотрел на солнце:
— Да, надо поторопиться. Снимем шкуру и возьмем ее вместе с лапами с собой. А остальное принесут женщины.
Они принялись за работу. Харка со знанием дела помогал отцу. Снимать шкуру с гризли ему еще не приходилось, зато с мелким зверьем он давно уже легко управлялся.
— Что скажут Татанка-Йотанка и Хавандшита, отец? Ведь дух медведя нас не покарал.
— Он не покарал нас. И мы будем танцевать, чтобы задобрить его.
— В стойбище пришел еще один белый человек. Четан сказал, что он хорошо стреляет.
— Это мы скоро увидим.
— Теперь Желтая Борода может нарисовать тебя?
— Да, теперь он может меня нарисовать. Хау!
Наконец шкура была снята. Маттотаупа перебросил ее через спину своего дрожащего мустанга, и они легким галопом поскакали по залитой золотым закатным светом прерии к родным вигвамам.
Мацавакен
Маттотаупа и Харка не торопились, но и не медлили. Они наслаждались сознанием, что совершили нечто важное, значительное, преодолев опасность, и возвращались домой победителями. Там их ликующими криками встретят юноши и подростки, а воины и старейшины выразят им свое восхищение. Какое счастливое совпадение, что в день, когда гостем Сыновей Большой Медведицы стал сам Татанка-Йотанка, один из мудрейших шаманов и вождей племени дакота, Маттотаупа возвращался домой со шкурой серого медведя, огромнейшего из всех, что когда-либо видели его воины!
Харка, ехавший за отцом, то и дело с восхищением поглядывал на медвежью шкуру, предвкушая почетную встречу, которую им устроят в стойбище. Им, избавившим своих братьев от страха перед хищником! Он любовался травами, колеблемыми ветром, синевой неба, по которому быстро плыли белые облака, слушал тихий плеск Конского ручья. А впереди его зоркое око уже различало темные очертания рощицы, за которой стояли вигвамы.
Вдруг он заметил какие-то движущиеся точки. Маттотаупа тоже повернул голову в ту же сторону и в следующий миг натянул поводья и остановил мустанга.
— Харка, что ты видишь? — спросил он.
— Четыре лошади, отец. Две и еще две. С всадниками. Но… кажется, всадников всего два.
Маттотаупа продолжал всматриваться в даль, не спеша с ответом.
— Они едут шагом, — сказал он наконец.
— Да. Очень медленно. На восток.
— Догоним их. Я должен знать, кто это.
Они пустили лошадей в галоп.
Индейцы не пользуются седлами и стременами, не ездят рысью, так как это очень неудобно для всадника на неоседланной лошади. Они либо едут шагом, либо скачут галопом.
Незнакомые всадники продолжали ехать медленно, поэтому они быстро догнали их. Это были Далеко Летающая Птица и Длинное Копье. Они вели за собой своих двух мулов с поклажей. Заметив Маттотаупу и Харку, они остановились и подождали их.
Те по индейской привычке скакали прямо на них, словно решив растоптать их, и резко остановились всего в нескольких метрах, подняв мустангов на дыбы.
— Маттотаупа! — радостно воскликнул художник.
— Что мы видим? — одновременно с ним заговорил Длинное Копье. — У тебя шкура медведя! Да еще какая шкура! Но ведь это шкура того самого бродяги, который так испугал нас в горах?.. Великий охотник Маттотаупа! Ты убил такого матерого зверя!
— Да, — ответил вождь и весело рассмеялся.
Харка тоже улыбнулся. Он озабоченным взглядом окинул художника, его спутника и мулов. Что это все значило? Неужели он решил покинуть их, так и не нарисовав портрет великого охотника и не приняв участия в празднике? Харка успел привязаться к Длинному Копью и к художнику, хотя тот и не очень метко стрелял. Но по его мнению, Желтая Борода показал себя умным человеком и к тому же научил его обращаться с мацавакеном. Вспомнив, какие мысли и чувства вызвали у него Длинное Копье и художник, когда он впервые увидел их с песчаного холма, Харка невольно улыбнулся. Теперь он знал, что Желтая Борода носил на голове котелок, чтобы защитить голову от солнца и холода, к которым он не привык, живя в каменных домах белых людей, что в высоких мокасинах удобно переходить вброд реки и что мацавакен — не чудо, а всего лишь оружие, сделанное искусными человеческими руками. Он знал, что целые племена краснокожих живут в плену у белых людей и что Длинное Копье получил от Великого Отца в Вашингтоне разрешение сопровождать художника. О Великом