Когда на второе утро после этого над вигвамами Сыновей Большой Медведицы забрезжил рассвет, в стойбище, казалось, царил мир и покой. Конский ручей тихо струился в своем сузившемся русле. Несколько мустангов бродило по немногим тощим, чудом не обгоревшим лугам в поисках корма. Вигвамы еще были закрыты, ни одна женщина еще не спешила на берег за водой, ни один мальчишка еще не плескался в речке.
Дакота только начали просыпаться в своих жилищах. Уинона посмотрела на Унчиду, которая поднялась первой.
И вдруг тишину разодрал пронзительный вопль, раздавшийся в одном из вигвамов. Уинона, похолодев от ужаса, успела заметить, что и Унчида испуганно вздрогнула. Шонка и Харпстенна сбросили с себя шкуры, как будто услышав боевой клич. Шешока тряслась в приступе кашля.
Уинона бросилась вслед за Унчидой и Шонкой на площадь, чтобы узнать, что произошло.
Перед вигвамом Старой Антилопы уже стояло несколько мужчин, которые старались оттеснить назад женщин. Послали за Старым Вороном. Тот вошел в вигвам и провел там несколько минут, затем молча вышел и позвал шамана. Когда Хавандшита переступил порог вигвама, площадь уже была заполнена людьми. Но никто из тех, кто уже успел побывать внутри, не говорил о том, что увидел там, и остальные до сих пор пребывали в неведении.
Наконец пришел старший сын Старой Антилопы, которого уже посвятили в воины. Пробыв довольно долго в вигваме, он вынес на руках мертвеца. Это был Старая Антилопа. В его груди торчала стрела. По вырезанным на ней знакам каждый сразу понял, что это стрела Маттотаупы. Но как именно все произошло, пока еще никто не мог сказать. Покойника обнаружил его младший сын. Проснувшись, он увидел, что отец неподвижно лежит со стрелой в груди, и от страха закричал.
Женщин и детей отослали в вигвамы, а мужчины принялись за поиски следов. Они искали целый день. Только вечером дакота наконец узнали, что произошло.
Маттотаупа тайно проник на стойбище. Скорее всего, он залез на крышу вигвама и выстрелил в своего обидчика из лука через отверстие для дыма. Это случилось еще до полуночи: рана Старой Антилопы уже успела подсохнуть. Затем Маттотаупа так же незамеченным покинул стойбище.
От вигвама Старой Антилопы уже доносилась песня-плач по умершему. Шаман бил в барабаны в Священном Вигваме, а родственники погибшего грозно клялись отомстить за его смерть.
С этого дня Уинона стала еще более тихой и робкой.
В отношении Унчиды никто не мог позволить себе враждебного взгляда или слов презрения. Она по-прежнему гордо несла свою славу великой знахарки, и даже Хавандшита ничего не предпринимал против нее.
Маттотаупа и Харка ничего этого не знали. Но они очень изменились, и все, что они испытали, словно покрылось коркой. У Харки эта «корка» получилась еще толще, чем у отца, потому что подавление чувств в его юном возрасте еще более противоестественно и болезненно.
Маттотаупа, вернувшись после той ночи к сыну, сказал только:
— Он мертв, и все это знают.
Но Харка заметил, что отец не принес обратно стрелу.
Вскоре после этого они вместе собрались в путь.
— Посмотрим, как живут белые люди, — сказал Маттотаупа. — У тебя кончились патроны, значит нам надо выменять их на что-нибудь. К тому же надо найти жилище на зиму. Ты еще слишком молод, тебе рано умирать.
Харка погрузился в раздумья.
— А что ты собираешься дать белым людям в обмен на патроны для моей винтовки?
Маттотаупа, опустив уголки губ, сунул руку в мешочек, висевший у него на поясе:
— Вот это!
Маттотаупа показал Харке золотой самородок, который он нашел в реке у подножия Черных холмов и которым завладел шаман.
— Это?.. Откуда он у тебя?
— Хавандшита проявил неосторожность. Когда я крался к вигвамам, чтобы убить Старую Антилопу, камень снова висел в мешочке на шесте перед Священным Вигвамом. Я взял его с собой. Но может, нам не придется отдавать его в обмен на патроны. Посмотрим.
— Мы не станем отдавать золото Длинным Ножам. Я не забыл, что ты мне сказал, бросив этот камень в реку. А старый мацавакен пауни?
— Я оставил его Хавандшите. Он уже покрылся ржавчиной. Пусть шаман сам стреляет из него.
— А твоя новая винтовка?
— Никто из воинов не воспользовался ею в битве. Наверное, ее тогда взял себе Татанка-Йотанка.
Слово «тогда» в его устах показалось Харке горьким, как желчь. Маттотаупа имел в виду день своего изгнания.
Больше Харка ни о чем не стал спрашивать отца. Он пока еще не знал, как относиться к его плану. Ему нужно было сначала подумать. Патроны им, конечно же, были нужны. А что потом? Когда они их добудут? Харка не хотел жить среди белых людей. Он предпочел бы отправиться с отцом на бизонью охоту, как следует запастись мясом и обосноваться на зиму в какой-нибудь пещере.
После песчаной бури
Буря гнала по прерии тучи песка. Желтая пыль кружилась в бешеном вихре и покрывала землю, словно дюны. Под этими толщами песка исчезали долины и холмы, вместо них появлялись новые долины и барханы; ветер вновь взметал их ввысь, с воем уносил прочь и вновь обрушивал на землю. Солнце померкло за песчаными тучами. Звери и растения, бессильные перед разбушевавшейся стихией, покорно ждали своей участи — быть погребенными под смертоносным песком.
Это было начало осенних бурь, ежегодно терзавших прерии.
К ночи ураганный ветер стих, носимые им по воздуху массы песка осели на землю; луна и звезды струили свой свет на бескрайние песчаные волны, казавшиеся безжизненными, словно доисторическая земля или чужая планета. Игра света и тени была единственным, что хоть немного оживляло это мертвое море.
Но когда луна поднялась выше и над землей воцарился глубокий покой, в этой пустыне то тут, то там начали подавать робкие признаки жизни ее уцелевшие обитатели. Несколько бизонов вылезли на поверхность, желтые, слепые и немые от песка, забившего им глаза и уши, чуть не задохнувшиеся. Они отфыркивались, трясли головой, смахивали пыль с головы передними ногами, терлись друг о друга и, когда вновь обрели способность видеть, долго смотрели на изменившуюся, умершую землю. Один из них глухо взревел, но не нашел отклика. Их стадо рассеялось и, возможно, погибло. Из пяти бизонов, оставшихся посреди барханов, двое умерли мучительной смертью, с переломанными костями: ветер поднял их в воздух и бросил оземь. Остальные испуганно жались друг к другу. Завтра им предстояло начать великие поиски — где кончается вновь возникшая пустыня и где еще есть трава и вода.
В то же самое время, ночью, из песка, подобно бизонам, выкарабкались еще два живых существа. У холма, широкий, пологий горб которого с южной стороны был придавлен тяжким бременем песка, а северный, более крутой склон покрывал лишь относительно тонкий слой, что-то зашевелилось — так, словно несколько кротов одновременно решили выйти на поверхность земли. Невидимые «кроты» быстро разворошили песок; в сторону отлетела звериная шкура, и из-под нее показались сразу четыре фигуры: две лошади и два человека. Лошади переступали с ноги на ногу, трясли гривами, фыркали и чихали, их хозяева тоже как могли освобождались от песка. Но они пострадали от него меньше, чем бизоны, потому что накрыли головы себе и лошадям бизоньей шкурой. Им тоже пришлось остаться на ночь там, где их застигла песчаная буря.
Бизоны и люди не могли видеть друг друга: они были слишком далеко друг от друга.
Люди — мужчина и мальчик — осмотрелись, обошли занесенный песком холм, под гребнем которого они нашли защиту, и с юга поднялись на бархан. Подъем оказался нелегким: при каждом шаге они проваливались по колено и только лежа, ползком смогли добраться до вершины холма. Вокруг, куда достигал взгляд, простиралось волнистое море песка.
Буря окончательно улеглась. Опасность миновала. Маттотаупа и Харка на всякий случай остались на холме и поочередно дежурили то на его вершине, то у подножия. Лошади вели себя спокойно и, хотя и не были стреножены, никуда не стремились. Накануне вечером, еще до начала бури, они досыта наелись травы и напились и теперь не испытывали ни малейшего желания бродить в лунном свете по песчаным дюнам. Инстинктивно понимая смертельную опасность, которая наконец миновала, они были рады, что остались живы.
Их хозяева под утро были уже на ногах. Солнце, которое еще вчера днем возвестило приближение бури своим зловещим матовым светом, побудившим Маттотаупу и Харку вовремя принять меры безопасности, сегодня озарило истерзанную землю ярким, прозрачным блеском. Желтая пустыня лежала как на ладони.
Маттотаупа и Харка напряженно вглядывались в даль. Лошади, стоявшие внизу, у подножия холма, вдруг оживились. Они явно что-то почуяли.
Маттотаупа ладонью прикрыл глаза от солнца, чтобы отчетливее видеть. Харка смотрел в ту же сторону, что и отец. Недалеко от своего холма оба они заметили какое-то движение и вскоре в абсолютной тишине услышали человеческие голоса. Слов они пока не могли разобрать. Возможно, это были отдельные возгласы, которыми люди звали или подбадривали друг друга.
Отец и сын не произнесли ни звука. Они без слов поняли, что видят одно и то же. Постепенно они различили с дюжину человек, поднявшихся с песка. Это были маленькие, но отчетливые фигурки. Судя по всему, они потягивались и разминались, пытались бегать, но это у них плохо получалось, потому что они проваливались чуть ли не по пояс.
Маттотаупа и Харка некоторое время забавлялись их неловкостью.
— Поедем к ним! — сказал наконец Маттотаупа. — Может, у этих людей осталось немного патронов. Посмотрим, кто они, но не станем называть своих имен.
Они спустились или, вернее, сползли по зыбучему песку вниз и подошли к лошадям, которые радостно приветствовали их. Погрузив на них покрывала, провиант и оружие, они не спеша тронулись в путь. Они двигались медленно, то и дело объезжая высокие барханы. Опыт Маттотаупы и чутье мустангов помогали им правильно выбирать дорогу. Харке было чему поучиться.
Приблизившись к незнакомцам на расстояние крика, они остановились.