— Хе! Хо! — раздалось им навстречу.
Маттотаупа не двинулся с места. Он молча ждал, подняв лишь руку в знак того, что у него нет враждебных намерений.
Незнакомцы, часть из которых, судя по всему, были ранены, заговорили друг с другом на непонятном языке. Маттотаупа и Харка насчитали тринадцать человек, с удивлением заметив среди них одного краснокожего. Понять, к какому племени он принадлежит, они пока не могли.
На индейце были длинные кожаные штаны. Но рубаха его была сшита из того же материала, что и рваная одежда Черной Кожи, в которой тот у них появился. Он был без головного убора, босиком, но с пестрым платком на шее. У Харки такое неуважение к себе вызвало досаду. Кто же он, этот индеец?
Один из белых, топавших по вязкому песку в сапогах с высокими голенищами, подозвал индейца с шейным платком и после короткого разговора, во время которого белый почти не закрывал, а индеец, наоборот, почти не раскрывал рта, они двинулись в сторону Маттотаупы, напоминая клоунов на ходулях.
Когда они приблизились, Маттотаупа и Харка даже не спешились.
Белый не был ни высок и жилист, как Рыжий Джим, ни строен, как Далеко Летающая Птица. Он был среднего роста, у него были широкие плечи и короткая шея. Хотя Харка уже привык к светлым волосам и котелкам белых людей, он в очередной раз удивился, как по-разному они бывают сложены. Краснокожие тоже отличались друг от друга ростом, но все были стройными и высокими. Этот белый был в толстой кожаной куртке без рукавов, в широкополой шляпе и высоких сапогах. Все это еще усиливало впечатление массивности и грузности. Он заговорил, велев стоявшему рядом с ним индейцу переводить. Харка внимательно слушал и понял некоторые слова даже без перевода. Индеец довольно хорошо говорил на языке дакота, но это был не его родной язык.
— Проклятая земля! Как на Луне! Хорошо хоть солнце еще болтается на небе и можно понять, где восток, а где запад. Вы, небось, тоже вылезли из песка? Похоже, в этой хваленой Америке нет ничего, кроме песка. Тут поневоле станешь песчаной блохой! Как здесь жить приличному человеку? Где достать жратвы и пойла, а? Может, вы знаете?
— Может, мы найдем воду, а может, нет, — деловито ответил Маттотаупа. — Если не найдем ее за три дня, то умрем от жажды.
— Это уж как пить дать, мой краснокожий приятель! Но у меня нет желания подыхать, понимаешь? Куда вы едете?
— Для белого человека так важно знать, куда мы едем?
Тем временем к ним подошли еще шесть человек, все одинаково одетые, в добротных кожаных куртках. Ружей или винтовок у них, судя по всему, с собой не было или уже не было, зато были револьверы и пистолеты.
— Вождь индейцев! Что это за словесные выкрутасы? — раздраженно воскликнул коренастый. — Мы с вами вляпались в одно и то же дерьмо. Нас тринадцать человек, и мы не понимаем, как оказались здесь. Все произошло слишком быстро — мы вдруг полетели вверх тормашками, кто куда. У меня до сих пор голова трещит. Куда подевались остальные двадцать человек, мы не знаем. Может, никогда и не узнаем. Пятеро ранены: переломанные кости, ушибы, разбитые головы… Остальные не знают, что и думать, и хотят домой. Пусть эту Богом проклятую землю измеряет кто хочет — хоть волки, хоть черти! Мы, во всяком случае, намерены провести зиму в другом месте, и если компания вынуждена будет прекратить работы — пожалуйста! Мы не возражаем!
— Что такое «компания»?
— Ну что мне рассказывать тебе историю человечества от Адама и Евы? Грехопадение, кстати, было самой большой ошибкой человека — если бы оно не случилось, мне бы не надо было работать. Но ты в этом все равно ни черта не понимаешь. Может, вы, краснокожие, вообще произошли не от Адама. Как бы то ни было, компания — это компания! Компания — это компания, которая хочет построить тут железную дорогу, а мы для этого измеряем расстояние для прокладки рельсов. Ты, небось, слышал об этом, а? Летом у нас была распрекрасная жизнь — сотни и тысячи бизонов! Мы устали их отстреливать, чтобы хоть как-нибудь избавиться от них. У меня был слуга-негр — красавец, да еще с сыном. Правда, они оказались хитрыми прохвостами и удрали от меня. Мальчишка смылся ночью, а что касается его папаши, то тут ко мне пристал один старый индеец — нос крючком! — и мне пришлось самому отпустить его. Ну ладно, все это было сто лет назад. Скажи мне лучше, как выбраться из этой мышеловки! Чего ты молчишь? Так мы далеко не уйдем!
Маттотаупа смотрел на своего собеседника, как ребенок смотрит на диковинную зверюшку или букашку.
— А куда вам нужно идти? — спросил он наконец.
— Вождь индейцев, честно признаться, нам плевать — куда! Главное, чтобы там можно было набить брюхо и напиться! И поскорее, пока мы не подохли от жажды и голода!
— Где ваши лошади?
— Спроси свою бурю! Эту идиотскую бурю, будь она трижды проклята! Она унесла их куда-то и засыпала песком! Откуда мне знать, где они теперь? Если мы сейчас начнем искать своих лошадей, это будет долгая история. В самом деле очень долгая!
Маттотаупа иронически улыбнулся.
— В самом деле очень долгая, — повторил он на языке белых людей, и это прозвучало странно в его устах.
— Где ваши винтовки? — спросил он затем через индейца в шейном платке, который терпеливо и точно переводил все, что говорил белый.
— Мне это нравится, клянусь дьяволом и его почтеннейшей бабушкой! Может, желаете узнать еще что-нибудь? Меня зовут Билл! Я не землемер, а опытный скаут, которого знает каждая собака от Аляски до Мексики, победитель в двадцати четырех петушиных боях, двадцати шести лет от роду, родился, крестился, еще не сдох, но уже близок к этому, потому что сегодня ночью наглотался пыли, а в этой проклятой стране — море песка и ни капли бренди. Ну что, теперь ты доволен, а? Чем я еще могу услужить тебе, чтобы ты наконец решился вывести нас из этой песочницы?
— Это мы могли бы обсудить.
— Обсудить! Боже Всемогущий! Слушай меня внимательно, грязная индейская рожа, краснокожая каналья! Сейчас я тебе все объясню коротко и ясно. Или ты отведешь нас из этой пустыни в приличное место для приличных людей, или мы проломим череп и тебе, и твоему сопливому мальчишке.
Индеец в шейном платке безучастно, как машина, перевел его слова.
— Попробуйте! — невозмутимо ответил Маттотаупа.
— Ну ладно, не будем горячиться. Я совсем не в том смысле… Черт вас поймет, краснокожих! Короче: чего ты хочешь?
— Патроны.
— Смотри-ка! Патроны! Ну, патроны так патроны… Какого калибра? Хотя — стоп! Давайте сначала выкурим трубку мира и все обсудим. А то знаю я вас с вашей хитростью! С вами надо держать ухо востро. Трубка мира — согласен?
— Мы покурим вместе.
— Наконец-то я слышу первое разумное слово из твоих уст, вождь индейцев. Я надеюсь, ты не собираешься убить этими патронами нас?
— Нет.
— Честное слово?
— Мое слово — слово правды. Я никогда не лгу.
— О, невинность! Ты еще научишься лгать. Но если ты этого пока не умеешь — тем лучше. Закурим!
Маттотаупа спешился, но внимательно следил за белыми. Харка остался сидеть верхом, держа в руке и поводья отцовского мустанга.
Мужчина, представившийся Биллом, сел, и Маттотаупа опустился на песок напротив него. Эта церемония не имела в его глазах особого значения, поскольку проходила без главного атрибута — священной трубки. Билл не удосужился даже спросить Маттотаупу, как его имя, и продолжал называть его «вождем», пользуясь этим словом как пустой любезностью. После нескольких затяжек и многочисленных взаимных уверений в доброжелательности и готовности помочь они встали и Маттотаупа вернулся к своей лошади. Билл тем временем принялся убеждать своих товарищей, чтобы те отдали индейцам патроны, которые теперь стали просто лишней тяжестью, после того как они растеряли свое оружие.
Судя по их реакции, не все одобряли его сделку с краснокожими, но Билл обрушил на них бесконечные потоки красноречия. О том, что он им говорил и в чем убеждал, Маттотаупа и Харка могли лишь догадываться.
Пока белые совещались, Харка еще раз перебрал в памяти все слова, которыми обменялись Билл и Маттотаупа. «Грязная индейская рожа» и «краснокожая каналья», сказал Билл, и Маттотаупа ответил на эти оскорбления не ударом ножа, а спокойствием и иронией. Почему? Старая Антилопа принял смерть, потому что оскорбил вождя. А этот Билл со своей короткой шеей и короткими ногами и его индеец со своим дурацким платком могли болтать и переводить что угодно. Маттотаупа вел себя так, как будто это — комары, укусы которых он не чувствует. Похоже, это и в самом деле жалкие, презренные существа, единственная польза от которых состояла в том, что у них были патроны для его винтовки.
Наконец Билл вернулся к ним с пятьюдесятью патронами нужного калибра. Он протянул Харке два патрона, и тот зарядил винтовку.
— Все! — коротко потребовал Маттотаупа.
— Само собой разумеется, все! — ответил Билл. — А как же иначе! Все! Но только после того, как ты приведешь нас туда, где могут существовать нормальные люди, такие как мы. Конечно, вам хотелось бы наоборот, взять патроны и смыться на ваших лошадях, чтобы мы тут все передохли, как песчаные блохи! Нет, джентльмены, этот номер у вас не пройдет. Тут вы ошиблись в расчетах.
— Все!
— Да!.. Но не здесь! Это говорю тебе я, Билл, выигравший двадцать четыре петушиных боя. Как только мы доберемся до оазиса цивилизации, ты получишь все. Но не здесь, посреди пустыни!
Маттотаупа жестом велел Харке последовать его примеру и сел на песок. Харка сел рядом с ним.
— Это еще что за фокус?.. — раздраженно крикнул Билл.
— Все! Мы подождем.
— Послушай, вождь, ну и глуп же ты! Ты думаешь, ты не сдохнешь здесь, как мы?
— Конечно сдохну. Но только после белых людей. Мы с сыном продержимся дольше, потому что умеем переносить жажду.
— О, черт бы вас побрал, клянусь преисподней и Святой Троицей! Это же полный идиотизм! Такого я еще не видел, хоть и выиграл двадцать четыре петушиных боя. Я откусывал своим противникам носы и превращал их рожи в отбивную котлету, меня знает каждая собака от Аляски до Мексики. Со мной такие шутки не проходят! Я не позволю… Ты не можешь…