— Мы оказались в ужасном положении! Нас подвела группа индейцев, номер которых уже объявлен: они просто остались в том городе, где мы в последний раз выступали. Вероятно, их подкупили наши конкуренты. До чего же бессовестными могут быть люди! Если мы после антракта не покажем обещанного номера — это будет позор и банкротство! Публика придет в ярость и разнесет в щепки наш шатер! Они штурмом возьмут кассу, и вообще — страшно подумать, что нас ждет! Мы любой ценой должны показать этот номер с индейцами и ковбоями, понимаете? Ковбоев здесь хватает, а вот с индейцами, которые действительно что-то могут, просто беда!
— Да, но какое это имеет отношение к нам?
— Видите ли, мальчик скачет как сто чертей, его отец, конечно же, еще лучше, в этом я не сомневаюсь! Думаю, они умеют и стрелять и бросать лассо. Осмелюсь предложить вашим спутникам маленькую репетицию — просто прикинуть, что к чему, и, может, этот господин, сидящий рядом с вами, тоже согласится принять в ней участие. Господа, не поймите меня превратно — просто мы и в самом деле в отчаянии! Если они разгромят шатер и уничтожат реквизит — сейчас, перед началом зимы! — мы пропали! И только вы можете нас спасти. Вы — джентльмены, я знаю, вы сидите в ложе. Поверьте, я отнюдь не принял вас за артистов! Но вы могли бы сделать это просто ради удовольствия, и мы бы так и объявили публике. Одним словом, я прошу вас и умоляю! Гонорара им не полагается, они ведь не артисты, но мальчик получит от меня подарок. Он уже любимец публики, и если бы я объявил номер с его участием, это было бы великолепно!
Длинное Копье перевел его слова Маттотаупе и Харке.
— Сэр, слезно умоляю вас: уговорите всех ваших краснокожих друзей!
Длинное Копье загадочно улыбнулся. Судя по всему, он был не прочь выполнить просьбу. Маттотаупа пока никак не отреагировал на слова дрессировщика. Его лицо было неподвижно.
— Что скажешь, Маттотаупа? — обратился Длинное Копье непосредственно к нему. — Мы могли бы показать им бой за лисий хвост — три ковбоя против нас троих. Вот была бы потеха!
Маттотаупа сжал губы:
— Я могу задать вопрос этому белому человеку?
— Разумеется!
— Почему он на весь город объявил номер с индейцами, зная, что они покинули цирк?
Господин во фраке смутился:
— Вождь дакота, это — бизнес, коммерция! Так уж заведено. Номер с индейцами был напечатан в афише, я должен был издать плакаты и объявлять то, что написано на этих плакатах. Кроме того, наш менеджер индейской группы уже едет в город, где они остались, чтобы вернуть их в труппу. Может, это ему удастся! Я очень надеюсь на это. Самое позднее — завтра они будут здесь! Главное — выйти из положения сегодня, всего один раз!
— Белый человек ведь может изменить последовательность номеров и сначала показать своих львов и тигров и канатоходца! А в конце выступили бы ковбои…
— И вы с ними, вождь?
— Мы подумаем, — сухо ответил Маттотаупа.
Он бы сразу сказал «нет», но не хотел показаться невежливым по отношению к Длинному Копью.
— Я очень надеюсь! — воскликнул господин во фраке. — Мы ангажировали на зиму одного молодого человека, шикарного скаута и ковбоя — просто блеск! Он и есть руководитель индейской и ковбойской группы. Если он придет до конца представления, я пришлю его сюда! С ним вам будет не совладать.
— Как его имя?
— Баффало Билл.
Длинное Копье пожал плечами. Он такого не знал. Биллом, победителем в петушиных боях, этот Билл быть не мог. А людей с именем Билл было как песка в море.
Антракт заканчивался. Касса все это время была открыта; златокудрая дама сидела в кассовом вагончике.
Джим вернулся в великолепном настроении. Причину этого настроения он не сообщил, и никто не стал спрашивать его об этом. Длинное Копье рассказал ему о разговоре с господином во фраке.
Джим звонко хлопнул себя ладонью по ляжке:
— Ребята! Вот это новость так новость! Баффало Билл! Я его знаю, видел летом во время работы землемеров. Отличный парень, у него большое будущее! Еще совсем молодой, но он еще себя покажет! Интересно, удастся ли ему загнать индейцев в цирк. Я слышал, они бастуют. Требуют гонорара.
— А почему им не платят гонорар? — возмущенно спросил художник.
— Ну, гонорар — это такое дело… Не все так просто. Из него вычитают стоимость питания и проживания в вагончике и хорошую одежду, которая требуется для манежа. Так что почти ничего не остается. Но они придут, никуда не денутся. Баффало Билл знает, как надо обращаться с индейцами.
Маттотаупа попросил Длинное Копье перевести его слова. Он опасался, что сам Джим не сможет точно повторить то, что сказал на английском. Длинное Копье перевел каждое его слово.
— Мы сегодня не выйдем на манеж! — решил Маттотаупа. — Хау, я все сказал!
Оркестр уже играл, для защиты публики от опасных хищников была установлена высокая решетка. Звери вышли на манеж и расселись по высоким табуретам. Эта была смешанная группа хищников — четыре льва и два бенгальских тигра, — требующая от дрессировщика особого мастерства. Чтобы пощекотать нервы зрителям, укротитель дразнил зверей резкими окриками и щелчками хлыста. Они сердито рычали и замахивались на него лапами, как только он к ним приближался. В одной руке у него была длинная палка, которую он протягивал зверям, и те били по ней лапами. Палка была уже вся испещрена следами когтей и зубов.
— Белло! Белло!
— Тигра! Тигра! Тигра!
Тигрица раскрыла пасть, обнажив смертоносные клыки, и тихо зарычала. Потом свирепо ударила по палке и попыталась ее укусить.
Дрессировщик нервничал. Харка заметил на его покрытом гримом лице капли пота. Ассистент протянул ему через решетку горящий обруч. Дрессировщик приказал прыгнуть через него самому смирному из львов. Тот помедлил немного, но потом все же легко прыгнул через обруч, вытянувшись во весь рост.
Его примеру последовали остальные три льва.
Потом дрессировщик отложил хлыст, достал большой пистолет и выстрелил. Тигр-самец, глухо рыча, пошел к тумбе. Дрессировщик выстрелил еще раз. Тигр прыгнул с ленивой грацией, в которой Харке почудились боль и презрение. В прерии этот красавец способен и не на такие прыжки! Властелина дикой природы держать за решеткой и принуждать прыгать для забавы зрителей пистолетами и хлыстами! Сердце Харки переполняло сочувствие к бедным животным. На них нужно охотиться, а их унижают, заставляя выполнять эти смешные прыжки! Он решил расспросить Длинное Копье о том, где живут такие тигры.
Последней прыгала тигрица. Остальные звери уже сидели на своих прежних местах. Они нервничали, как и дрессировщик, у которого под черной шелковой рубашкой была надета кольчуга.
— Тигра! Тигра! Тигра!
Тигрица сердито зарычала и впилась зубами в палку. Музыка смолкла. Зрители пришли в необыкновенное возбуждение. В цирке воцарилась тишина.
— Тигра!
Дрессировщик сделал один за другим три выстрела. Тигрица взревела и прыгнула на тумбу-трамплин. Дрессировщик держал в левой руке горящий обруч, а в правой пистолет. Тигрица рычала, широко раскрыв пасть.
— Тигра!
Тигрица прыгнула, но не через горящий обруч, а прямо на дрессировщика. Тот резко пригнулся, и тигрица, перелетев через него, приземлилась на песок.
Женщины и дети вскрикнули. Мужчин охватило лихорадочное беспокойство. Харка вдруг обратил внимание на запавшие щеки дрессировщика и прочел в его глазах страшное волнение.
— Тигра!
Тигрица сидела на песке, оскалив зубы, и тихо угрожающе рычала. Дрессировщик подставил ей палку, но она не стала кусать ее. Она нацелилась на него самого.
Многие женщины в зрительном зале закрыли лицо руками, чтобы не видеть того, что должно было произойти в следующее мгновение. Харка смотрел на двух служителей, стоявших за решеткой со шлангами в руках. Он не знал, для чего были нужны эти шланги, и Длинное Копье быстро объяснил ему это. Воды тигры и львы боятся так же, как огня.
Тигрица снова прыгнула на дрессировщика, но ему опять удалось увернуться. Она вскочила на тумбу, но уже через секунду соскользнула на песок и крадучись пошла по манежу. Тигр и львы пришли в возбуждение.
Дрессировщик что-то крикнул. Длинное Копье перевел Харке его слова: он велел помощникам открыть решетку коридора, чтобы прогнать с манежа хотя бы часть зверей. Но инспектор манежа с холодным лицом отменил его приказ, и решетка осталась закрытой.
— Тигра! Тигра!
Дрессировщик отдал горящий обруч ассистенту, просунув его через решетку, и снова взялся за хлыст, сплетенный из кожи бегемота. Он оглушительно щелкал и даже хлестал зверей. Львы на тумбах лишь рычали, вспомнив о чувстве собственного достоинства и изображая что-то вроде отступления с боем. Тигр же пришел в ярость и, спрыгнув на песок, принялся вместе с тигрицей наступать на своего укротителя. Он тоже игнорировал палку.
Дрессировщик опять взял горящий обруч, отважно преградил путь тигрице и выстрелил.
— Тигра!
Тигрица, испуганная выстрелом, прыгнула через обруч. Самец тем временем бросился на решетку и повис на ней, вцепившись лапами в поперечный прут. Вся решетка закачалась. Зрители в ужасе закричали. Они уже были на грани паники. Инспектор манежа жестом подал какой-то сигнал. На тигра обрушилась струя воды, и он сразу же спрыгнул вниз. Публика облегченно вздохнула. Одну женщину, впавшую в истерику, служители незаметно вынесли из шатра.
Дрессировщик, воспользовавшись ситуацией, загнал тигрицу на тумбу. Отложив палку и хлыст, он работал пистолетом и горящим обручем. Тигрица хоть и с недовольством, но покорно прыгнула через обруч. В следующее мгновение она уже сидела перед решеткой коридора.
Грянул гром аплодисментов.
Харка видел, что дрессировщик совершенно выбился из сил. Он уже еле держался на ногах, но, выйдя на средину манежа, поклонился и поблагодарил публику за аплодисменты и овации. Тем временем служители открыли снаружи решетку коридора. Звери покинули арену. Служители подгоняли их сверху палками, просунутыми через решетку.