Как оказалось, Леди Удача благоволит идущим к Мечте. Уж не ведаю, в каких родственных отношениях Мечта и Удача, но мне стало в жизни даваться все гораздо легче. Наладившийся бизнес позволил не только сдать нам с супругой на корочки «яхтенных рулевых» но и приобрести «Микру». Даже с покупкой подфартило — купили «Рикошет 5502» прямо с выставки на ЛенЭкспо в гавани, с прицепом, мотором, чехлами и в прочей полной комплектации. Еще и цена была со значительной скидкой. Вышло дешевле, чем предлагали на барахолках «голые», походившие «микры». Затем счастливые обладатели парусного судна помыкались по автостоянкам в поисках места зимовки для будущего победителя парусных регат. Лодка на прицепе занимает около шести метров и далеко не все стоянки соглашаются ее пристраивать у себя за гуманную цену. Про яхт-клубы Петербурга даже не упоминаю, элитные автостоянки и то ценники имели скромнее, а свободных мест больше. Впрочем, о яхт-клубах разговор отдельный.
И тут Фортуна решила поощрить наше упорное продвижение к Мечте. Недели через три после покупки «Рикошета», пока так и не получившего собственного имени и имеющего только регистрационный номер, Катюха наткнулась на объявление о срочной продаже участка. Участок мы искали давно, но нужные нам, на берегу Финского залива, стоили совсем уж неприлично. Примерно как десять и более братьев приобретенного «Рикошета». И тут в садоводстве под Ландышевкой срочно продают участок, обещая Финский залив почти под боком, да еще за половину стоимости все того же «Рикошета». Правда, денег тогда не осталось совсем. Но мы созвонились и поехали смотреть.
Да, залив был действительно рядом. Садоводство и залив разделяла каменистая гряда, в которой силы природы пробили широкий проход к воде и эти же силы все вокруг заболотили. Если территорию садоводства худо-бедно осушили, то берег залива выглядел откровенным болотом. И денег нет. И строится не на что. И еще десяток возражений. Но мы ударили с хозяином по рукам и, как ныне считаю, не прогадали, сделав еще один шажочек к Мечте.
За прошедшие годы изменилось многое, сын женился, всегда молодая, для меня, Катюха стала бабушкой, щенок такс подрос, и почти перестала гадить в коридоре, выражая свои протесты. Садоводство отстроилось, обзавелось газопроводом, и не без моего участия, появилась дорога к заливу, выложенная бетонными плитами и завершающаяся слипом.
За «Рикошетом», после первой же навигации, закрепилось имя «Блинчик» и лодка успела поучаствовать в нескольких любительских гонках, позволяя экипажу набраться «хорошей морской практики» как на борту, так и в общении с просоленными и проспиртованными «морскими волками».
Появился многообразный опыт туристических походов на «Микре» по Ладоге и заливу. Опыт как положительный, так и отрицательный, вследствие последнего пришлось задуматься о средствах самообороны на лодке. Охотничье ружье на борту, даже при оформленном разрешении и охотничьем билете, имело для меня больше недостатков, чем достоинств. Охотиться я не любил, спорить с федералами о том, что и как разрешено на яхте не собирался — посему со спокойной совестью пошел на злостное нарушение закона, по рецепту «боцмана Вити».
Мы с ним вместе переделывали патрон четвертого калибра от ракетницы, подбирая навеску дымного пороха и длину вязки восьмимиллиметровой картечи. Порох обязательно дымный, а картечь обязательно вязаная проволокой-кордом для авиамоделей. Сворачивать корд в спиральки и укладывать дробины в столбики самодельного «пыж-контейнера» оказалось занятием долгим, муторным, но результат ошеломлял. Прибрежные кусты ивняка ракетница выкашивала будто миксером, за что патрон был обозван «мясорубкой», я «идиотом», здоровое облако дыма «вонючим», а затея «дурацкой». Не буду даже упоминать, кто столь лестно отозвался о наших с Витей экспериментах.
Виновника опустошения маркировали фиолетовым цветом под фразу из известного мультика «…а хотите я его стукну, он станет фиолетовым, в крапинку!». Признав за «мясорубкой» право на последний шанс, разработали еще и оранжевую рецептуру, менее убойную, без корда и контейнера. Вот так на яхте появились две штатные ракетницы и герметичная, прозрачная пластиковая коробка с сигнальными патронами всех цветов, в том числе необычных. И на даче прижился аналогичный комплект. Мы ракетницы потом даже в наземные, походы стали брать. Мало ли где понадобится красную, или еще какую, ракету пустить. И плевать на лишний килограмм в рюкзаке. Правда, в неприятные ситуации мы больше не попадали. То ли научились их избегать, то ли карма изменилась, то ли времена.
Время шло, острова под Выборгом и Ладожские шхеры изучили вдоль и поперек. На форты сходили, разведение мостов с воды посмотрели. Еще массу интересных мест посетили. Но душа уже требовала чего-то большего. Доходы теперь позволяли накопить приличную сумму, и пришло время искать лодку больше, для пробных дальних походов.
О том, какой быть будущей лодке, копья ломались всю зиму. Гигабайты просмотренных предложений и проспектов, сотни объявлений о продажах, темы на форумах, рейтинги и сравнения. Словом, мы сами не ведали, чего хотим. И тогда Фортуна, махнула на нас рукой, сделав прощальный, как позже выяснилось, подарок.
В конце февраля по электронной почте пришло письмо из Финляндии, написанное на английском, от Пекке Липпенена. Мой английский оставлял желать лучшего, но для простого общения, как я думал, годился. Катюха английский знала значительно лучше и, посмеявшись над моим переводом, отогнала от ноутбука, зачитав письмо вслух. В ее версии перевод получился понятнее, но не такой смешной.
Юноша получил в наследство от умершего зимой деда сорокафутовый, то есть двенадцатиметровый катамаран «Катана 381», построенный французами по модернизированному, под желания деда, проекту. Получившийся после модернизаций дальний круизер слегка пополнел, приобрел заметную грузоподъемность, но потерял былую резвость. Судя по приложенным к письму чертежам и описаниям, французы менять матрицу серийного корпуса не стали, ибо это совсем уж дорого, а просто нарастили подводную часть готовых корпусов дополнительными слоями сендвич-панелей, увеличив грузоподъемность катамарана примерно на две тонны, прочность корпусов на треть и потеряв в скорости примерно полтора узла. Доработок катамарана было еще много, но в результате вместо восьми человек «Катана» теперь могла комфортно разместить не более четырех. Зато в нее можно было загрузить припасов на год для этих самых четверых путешественников. Чего, собственно, дед Пекке и добивался.
Вот только у внука мечты были совсем другие. Дальние плаванья его не манили, хотя, как большинство финнов, паруса и лодки он любил — отдавая предпочтение гонкам и компаниям. Для гонок модернизированная «Катана» подходила плохо. Оставаясь все еще быстрой яхтой для круизов, устремления гонщика она удовлетворить не могла.
Между тем с середины февраля в Хельсинки прошла очередная, крупнейшая в Скандинавии, выставка яхт и лодок для рыбалки и спорта «Vene Bat». И что-то на этой выставке зацепило молодое финское сердце до самого желудочка. В результате Пекка влез в кредит, но остался доволен как слон. Зато теперь, радость улеглась, а кредит остался. Да еще с продажей «Катаны» пошло не все гладко, так как переоборудованный вышеуказанным способом катамаран никому из его круга общения был не нужен.
И вот, в процессе поиска покупателей на катамаран, юный финн наткнулся на мои поиски лодки для дальних путешествий. Наткнулся на меня он далеко не сразу, зато я стал первым, кто согласился забирать катамаран в марте. Точнее, Пекка обещал организовать стоянку «Катаны» хоть до лета по «членским билетам» его и деда. Марина почти в центре Хельсинки, на острове Лиускасаари, кафе, вода, электричество, солярка и вайфай прилагаются. Но сделку по продаже катамарана оформить надо до конца марта и сразу внести деньги. Видимо, на погашение его кредита. Все бы ничего, вот только лед стоит в маринах до конца марта, а порой и до апреля. Год на год, конечно, не приходится, и ныне лед сходить в марине, по словам Пекка, уже начал. Но застрять в Финляндии можно изрядно. И все же мы с Катюхой решили довериться Фортуне.
С этого момента начался «пожар во время наводнения». Катюха пристраивала такса к сыну, радость от этого действа испытал только младенец, вцепившийся в собаку. Сын с невесткой бурного восторга не высказали, впрочем, как и сам такс, сбежавший из слабых ручек и оформивший протест лужей в коридоре. Обе наши пожилые мамы выразились в ключе «с ума сошли!», благо почти ежедневные объяснения с ними спихнул на супругу. На себя повесил техническую и юридическую часть.
С технической было проще, разве что общение на форумах отнимали слишком много времени, заставляя изучать чертежи уже глубокой ночью. С юридической стороны было бы совсем все плохо, но тут помогли еще школьные связи, ныне превратившиеся в связи дружеские, под шашлыки и «Блинчик». Вообще, жить летом под Выборгом, ходить на яхте по заливу и не иметь в друзьях пограничника — это моветон. А мне и тут повезло, встретил в Выборге, аккурат в кафе перед парком, школьного знакомого. Долго присматривался — он или не он, все же времени прошло прилично. Потом как плотину прорвало. Дима! Ну конечно Димыч, с намертво прилипшей кличкой «Пан спортсмен». И ведь не изменился почти! Так и подошел к нему со словами — Ну здравствуй, «Пан».
Разговорились, вспомнили былое, помянули учителей разными словами, в том числе и добрыми. Дошла речь до «…ну, как ты теперь». Тут то и всплыла его должность в сто втором погранотряде. Приятное сочлось с полезным, и мы неплохо провели тот день, ставший началом долгого общения. Взрослый «Пан» оказался человеком упертым, как и положено капитанам, но компанейским. Мои просьбы к нему по службе никогда не пахли криминалом, просто через него все пропуска решались мгновенно, а он, в свою очередь, никогда не просил денег в долг. Как говорят — «хочешь потерять друга, дай ему денег в долг». За пять лет общения наша дружба миновала рифы и перешла в «дружбу семьями» притянув к нашим посиделкам жен, Катюху с Женей. Вчетвером очень неплохо расписывалась «Тысяча», под пиво и разговоры.