— Что за… — Клифф встал из своего кресла и удивленно пялился на них.
То, что он видел, должно быть, представляло впечатляющее зрелище. Стина стояла с обнаженными руками и плечами; ее обычно завязанные в тугой узел волосы свободно болтались вдоль спины. Сжав губы и сузив глаза, она прикидывала и вычисляла их единственный шанс на спасение. Бэт, извиваясь на брюхе, отступал перед пустым воздухом и завывал, как демон.
— Кинь мне бластер, — спокойно приказала Стина, как если бы они все еще сидели в «Королевском Ригеле».
И так же спокойно Клифф выполнил просьбу. Она поймала оружие на лету и прицелилась. Рука ее была тверда.
— Стой, где стоишь, и не двигайся! — предупредила она. — Назад, Бэт, замани его назад.
Испустив последний горловой вопль, полный гнева и ненависти, Бэт нырнул в убежище между ее башмаками. Она сдавила бластер большим и указательным пальцами и выпалила в комбинезон. Материал превратился в клочья пепла-за исключением нескольких кусков, все еще трепетавших над обожженным креслом. Они были невредимы, как будто нечто заслонило их от опалившего воздух разряда. Бэт подпрыгнул вверх с визгом, заставившим их поморщиться.
— Что за… — начал было снова Клифф.
Стина сделала предупредительное движение ладонью левой руки.
— Погоди!
Она напряженно следила за Бэтом. Кот, как безумный, дважды обежал рубку. Вокруг его глаз выступили белые ободки, морда была испачкана пеной. Затем он внезапно остановился в дверях, оглянулся назад и выдержал долгую, томительную паузу. Затем он чихнул.
Стина и Клифф тоже почуяли запах, густой, маслянистый, который не был обычным запахом, остающимся в воздухе после выстрела из бластера.
Бэт вернулся в рубку, пересекая ковер изящной поступью почти на кончиках ногтей. Проходя мимо Стины, он гордо поднял голову. Затем он еще несколько раз чихнул и дважды фыркнул в сторону несгоревших останков комбинезона. Отдав таким образом дань поверженному врагу, он с наслаждением стал облизываться, мыть лапками морду, приводить в порядок мех. Стина облегченно вздохнула и плюхнулась в навигационное кресло.
— Может быть, мне хоть объяснят, что здесь, к черту, происходит? — взорвался Клифф, когда она вернула ему бластер.
— Серое, — сказала она изумленно, — оно было серого цвета, иначе я не смогла бы его увидеть. Видишь ли, я не различаю цветов. Я могу только различать оттенки серого. Весь мой мир серый. Как и у Бэта — его мир тоже серый — серый. Все серое. Но у него есть компенсация. Он может видеть и ниже и выше нашей полосы восприятия. И, очевидно, я тоже это могу.
Ее голос дрожал, но она подняла подбородок, и на лице у нее было выражение, которого Клифф за ней раньше никогда не замечал — нечто вроде горделивого сознания своей ценности. Она отбросила назад свои удивительные волосы, но не спешила спрятать их под густой сеткой.
— Именно потому я и увидела эту тварь, когда она прошла между нами. На фоне твоего комбинезона оно дало иной оттенок серого — образовался силуэт. Тогда я сбросила свой комбинезон на кресло и стала ждать, когда оно появится на его фоне — это был наш единственный шанс, Клифф.
— Оно поначалу заинтересовалось нами, я думаю, и оно знало, что мы его не видим — поэтому оно не спешило нападать. Но когда действия Бэта выдали его присутствие, оно зашевелилось. Тогда я подождала, когда она мелькнуло на фоне моего комбинезона и выстрелила. Все очень просто…
Клифф засмеялся несколько неуверенно.
— Но что это могло быть? Я что-то не понимаю.
— Я думаю, что из-за него «Императрица» оказалась заброшенной. Что-то из космоса, может быть, или откуда-нибудь из другого мира, — она пожала плечами. — Оно невидимо, потому что его цвет не воспринимается нашими глазами. Оно, должно быть, обитало здесь все эти годы и убивало, когда удовлетворяло свое любопытство.
Она кратко описала сцену, происшедшую в каюте, когда странное поведение ювелирных изделий выдало ей присутствие чего-то неопознанного.
Клифф не спешил возвращать бластер в кобуру.
— Думаешь, на борту могут быть еще и другие? — его не радовала такая перспектива.
Стина повернулась к Бэту. Тот тщательно вылизывал шерсть на груди, совершая ритуал полного омовения.
— Не думаю. Да и Бэт нам об этом доложил. Кажется, он их ясно видит.
Но других на борту не оказалось, и спустя две недели Клифф, Стина и Бэт привели «Императрицу» в лунные карантинные доки. И, таким образом, кончается история Стины, ибо, как говорится, счастливые супружества в летописях не нуждаются. Стина нашла человека, который, узнав про ее серый мир, нашел не слишком обременительным разделить этот серый мир с ней и Бэтом. Кажется, это был настоящий союз по любви.
Последний раз, когда я видел ее, она была одета в огненно — красный плащ ригелианской выделки и носила на своих запястьях целое состояние в виде сияющих джованских рубинов. Клифф оплачивал официанту счет с трехзначной цифрой, а перед Бэтом стоял ряд стаканов с бернальским соком. Этакое счастливое семейство на отдыхе…
Андрэ НортонМышеловка
Помните старый анекдот, про типа, который смастерил самую лучшую мышеловку, а потом едва справился с дельцами, проложившими государственное шоссе прямо к двери его дома? Я однажды наблюдал нечто подобное в жизни на Марсе.
Сэма Леваттса гиды туристских групп деликатно — ради местного колорита — именовали «пауком пустыни». «Спившийся забулдыга» было бы более подходящим определением. Он занимался горными изысканиями и излазил вдоль и поперек все сухие земли за пределами Террапорта. Из этих своих вылазок он приносил Звездные Камни, Гормельскую руду и прочие безделушки, позволявшие ему сводить концы с концами и пить не просыхая. Надравшись, он грезил наяву и созерцал видения. По крайней мере, когда он, пьяный в стельку, заплетающимся языком пытался описать некую «прекрасную леди», то это было признано его очередной галлюцинацией, ибо леди в Террапорте не водятся, а в тех клоаках, кои любил удостаивать своими визитами Сэм, встречающиеся там особы женского пола прекрасными назвать никак нельзя было.
Сэм продолжал такое вот мирное существование созерцателя грез, до тех пор, пока его не повстречал Лен Коллинз и не началась Операция Мышеловка.
Любой самый темный турист, садящийся в Террапорте в пестро раскрашенный пескоход, немало наслышан о «песчаных монстрах». Те из них, которые до сих пор уцелели, являются собственностью туристских бюро. И, братцы, охраняются они так, как если бы составляли часть тайника с сокровищами Марсианской короны. (На этот тайник лет двадцать назад наткнулся Черный Скрэгг). А охраняют их так потому, что эти монстры, которые спокойно переносят песчаные бури и огромные перепады температур, рассыпаются в прах, стоит только коснуться их пальцем.
Нынче вы можете полюбоваться, скажем, «Человеком — пауком» или «Бронированной Жабой» с расстояния двадцати футов. И это все. Попробуйте приблизиться еще — схлопочете электрошок, так что тут же сядете на спину, копытами к планете Земля.
И с тех самых пор, как под чьими-то руками рассыпался в прах самый первый монстр, все музеи родной планеты установили совместную премию, которую они все время повышали в надежде, что объявится такой парень, который сможет придумать, как сцементировать песчаных чудищ, чтобы можно было их транспортировать. Ко времени встречи Лена Коллинза и Сэма эта премия исчислялась уже астрономической цифрой.
Разумеется, все светлые головы, занятые в сфере производства клеев, аэрозолей и пластиков, многие годы пытались расколоть этот орешек. Беда в том, что когда они выходили здесь из ракет и возвещали всему миру о потрясающих клейких свойствах очередного своего детища, их ожидало разочарование. Ибо, оказывалось, что детище не на чем испытывать. Все известные монстры были наперечет — переписаны и персонально охраняемы под бдительной опекой Космического Десанта.
Но Лен Коллинз и в голове не держал надежды дорваться до этих сокровищ. Вместо этого он разыскал любимый притон Сэма Леваттса и его самого в нем и принялся раз за разом выставлять тому выпивку. Через полчаса Сэм решил, что нашел себе друга по гроб жизни. После пятой дозы он излил новому приятелю свою сокровенную историю о Прекрасной Леди, которая обитает в тени двух красных скал — там, далеко отсюда, — последовало мановение ослабшей руки, указующей общее направление.
Лен тут же ощутил позыв к прекрасному и возжелал приобщиться к возвышенному идеалу. Этим вечером он привязался к Сэму прочнее, чем обитатель Луны привязывается к своим кислородным баллонам. На следующее утро они оставили Террапорт на частном пескоходе, зафрахтованном Леном.
Спустя две недели Коллинз тихонечко прокрался назад в город и заказал беспересадочный билет до Нью-Йорка. Он забурился в отель и сидел там, не высовывая носа, до самого последнего момента, когда надо было уже занимать место в ракете.
Сэм объявился в «Пламенной Птице» четырьмя ночами позже. На подбородке у него был устрашающий солнечный ожог, и он еле передвигал ноги от бессонницы. Кроме всего прочего, он был — впервые в истории Марса холодно злобен и абсолютно трезв. И он сидел весь вечер и ничего крепче минеральной — воды — из — канала не пил. И этим напугал до умопомрачения парочку — другую родственных душ.
Какой же телевизионщик не заподозрит в такой разительной перемене возможности сделать сюжет? Я всегда раз в неделю обходил вечером все притоны в поисках местного колорита для наших шестичасовых передач. И самое многообещающее и распаляющее любопытство из всего, что я обнаружил, это внезапная смена пристрастия к напиткам у Сэма. Строго конфиденциально — наша передача идет для семейной и туристической публики — я начал прощупывать Сэма. Он на все мои намеки отвечал рычанием.
Тогда я прибегнул к удару ниже пояса, ненароком упомянув, что люди из Бюро Путешествий Трех Планет обнаружили еще одного цементных дел мастера в шоковом состоянии у всеми любимого монстра «Муравьиный Король», Сэм отхлебнул глоток минералки, погонял его языком в полости рта, проглотил, состроив гримасу, способную распугать всех монстров, и сам задал мне вопрос: