Харрохак хотела было ретироваться, но некромантка Пятого дома спросила без перехода:
– Тебя интересуют материалы ликторов?
Это было предложение диалога, прощупывание или что-то совсем другое. Попытку влезть в дела Девятого дома необходимо было пресечь. А вот идея диалога ее заинтересовала.
– Если ты спрашиваешь, имеются ли такие в нашем Доме, – медленно сказала Харроу. – Я не стану отвечать на этот вопрос.
– Как жаль! Я понимаю, – ответила Пент, которую, видимо, не смущали отказы или священная раскраска. – Но вообще я хотела тебя заинтересовать. В этой библиотеке куча всего. Книги, конечно, интересные… но следы ликторов… уиии!
Абигейл Пент не походила на женщин, которые говорят «уии!». Это вышло совсем по-детски. В любой другой день Харрохак не выдержала бы «уии» сразу после шуточек про кости и ушла бы. Но она понимала, что такое самодовольство – не добродетель. Еще она понимала, что скелетов, которые она может поднять, и ее лабораторного журнала недостаточно, чтобы вызнать все тайны дома Ханаанского. Она очень устала. Ей что-то предлагали. Следя, чтобы не предложить взамен себя, она приняла предложенное.
Харроу наклонилась над столом, чтобы посмотреть, что лежит перед адепткой Пятого дома. Ее взгляду предстало забавное сочетание высокого и низкого: деформированная авторучка с тонкой струйкой чернил в плексигласовом корпусе – модель куда более древняя, чем та, что с чернильным стержнем. Аккуратно разложенные обрывки бумаги, как будто кто-то пытался сложить конфетти после праздника. Прядь волос. Открытая книга с ясно различимой надписью в уголке: «Хрень какая-то».
– Книга относится к более позднему периоду, как я понимаю, – сказала Абигейл. – Но примечания бесценны.
Она сумела собрать из обрывков пол-листочка со следующим текстом:
«Порезать кубиками и поджарить на сливочном или растительном масле до хруста. Мелко нарезать соленья и добавить в сковородку, а потом снять с огня.
М. вчера сказал, что Найджелла ест, как ребенок, так что я…»
– Это всего лишь доказывает, что древность сама по себе ничего не стоит, – сказала Харрохак.
– Не соглашусь. Если у меня будет вот это, – улыбнулась Абигейл, – немного крови, полная уверенность и, может быть, еще пара экземпляров, я смогу призвать призрак автора. Уиии.
– Она сможет, правда, – сказал Магнус, приняв старательную гримасу Харроу за недоверие. На самом деле она мысленно чертыхалась и одновременно чувствовала себя холодной и задумчивой. – Хотя я вообще-то просил ее этого не делать.
– Тебе понадобится что-то, чтобы накормить его, – сказала Харрохак. Не Магнусу.
– Да.
– Такой древний призрак… кормление…
– Это будет беспрецедентный случай, – сказала Пент. Она говорила слишком много и слишком быстро: – Я имею в виду, что этот самый ликтор вообще-то необязательно мертв. Это первое, что стоит учесть. Я говорю с мертвыми, и у меня лучше всего получается, когда они уже мертвы. Если они в Реке, независимо от глубины, я могу только надеяться, что горсть мелких останков и горячая кровь моего сердца выманят их на поверхность. Никто еще не пытался призвать ликтора. Я даже не знаю, куда они уходят. Ликторы входят в Реку? Ликторы умирают так же, как мы? Я не знаю, где они ждут. Я не знаю, как направить их. Но мне та-а-ак хочется попробовать.
Харроу ждала, спрятав руки в рукава. Ортус, стоявший у нее за спиной, в полушаге, сказал:
– Твоя неутомимость пред лицом древней смерти…
– Прекрати флиртовать с моей женой, – велел Магнус (Харрохак благополучно забыла, что он муж Абигейл, и сочла саму концепцию кокетства с чужим рыцарем невыносимо отвратительной).
Увидев лицо Ортуса – Харроу могла только воображать это зрелище, Магнус торопливо сказал:
– Шутка. Шутка. Я бы никогда не заподозрил тебя в подобном, Девятый.
– Я бы предложила тебе кое-что, – сказала Абигейл Пент.
Она обращалась к Харрохак. Харроу смотрела, как ловкие руки – очень сильные по меркам некроманта, красивой формы, с очень ровными ногтями – взяли со стола сложенный листок. Пент передала его своей коллеге из Девятого дома, как будто ей совершенно не жаль было расставаться с такой драгоценностью. Она чуть заметно улыбалась.
– Исследованиями лучше заниматься в команде, – сказала она. – Если ты расскажешь мне что-нибудь интересное об этой бумаге, я буду очень тебе благодарна. Если скажешь что-нибудь скучное, я все равно буду благодарна. Адепты костяной магии известны своим вниманием к деталям.
Харрохак Нонагесимус происходила из Девятого дома. Если бы в ее распоряжении оказались ресурсы Абигейл Пент, она оставила бы их себе. Умирая, она бы сложила это все в сундук и закопала, чтобы ценности не попали в загребущие лапы других ученых еще тысячу лет. Она приняла подарок рукой в перчатке, повертела – это оказалась просто бумага, она обладала танергией бумаги. Прикоснувшись к ней голой рукой, Харроу почувствовала бы, как суетятся бактерии, пожирающие волокна.
– Я… перед тобой в долгу, Пятая.
– Ортус, – говорил Магнус. – А что случилось с Нониусом после встречи с заколдованными мечниками? Они сражались?
Харрохак сама удивилась тому, как быстро ответила за своего рыцаря:
– Он положил семерых примерно в семи же строках. Потом подошел командир мечников, с двумя клинками. Мне кажется, что эффективность дополнительных мечей несколько преувеличена. Остальные разошлись, чтобы позволить Нониусу сразиться с командиром. Нониус выиграл легко, хотя на это ушло примерно восемь страниц. Остальных он убил гораздо менее подробно, строчки за четыре.
Она с удивлением поняла, что Магнус смотрит на нее, а не на Ортуса. Ей было неуютно от того, как он поджимал губы, от его добродушного и глуповатого выражения лица, от вида кудрявых, тщательно причесанных волос и небольшого подбородка. А хуже всего были глаза – совершенно непонятного цвета и очень внимательно смотрящие на нее.
– Все происходит именно так? – спросил он.
– Прости?
– Преподобная дочь, это из-за древних традиций Запертой гробницы энергия твоего духа такая разнообразная? – весело спросила Абигейл. – Я насчитала не менее ста пятидесяти отпечатков, но на самом деле их больше. Это слабые следы, а не полноценные призраки, а значит, их духом манипулировали, чтобы они оставили на тебе какой-то след… Это совершенно очаровательно, но не значит ли это…
Только долгие годы самоограничений помогли ей не убить эту женщину здесь и сейчас или хотя бы не попытаться это сделать. С любым другим призывателем призраков, если учесть сложность и губительную медленность их заклинаний, Харрохак покончила бы одним решительным ударом. Абигейл Пент вызывала у нее сомнения. Эти сомнения заставили ее развернуться и убежать – точнее, совершить тактическое отступление, как она твердила самой себе. Ортус сорвался на рысцу, чтобы догнать ее. Рапира побрякивала у бедра. Она услышала их разговор, потому что очень хорошо умела подслушивать тихие, приглушенные голоса. Магнус говорил:
– Дорогая, не нужно было…
А Абигейл мягко отвечала:
– Это невероятно любопытно, учитывая обстоятельства… – и все.
Харрохак миновала автоматические двери библиотеки – насколько она понимала, это были единственные автоматические двери за пределами глубокого подвала, освещенного тусклыми светодиодами и забитого металлическими решетками и ревущими кондиционерами. Сложно было не заметить, как ее трясет. Она тихо произнесла:
– Мы должны избегать Пент и Куинна любой ценой. Ради Девятого дома, ради святости Запертой гробницы. Ты меня понимаешь?
– Да, госпожа Харрохак, – сказал Ортус.
– Если я решу, что они представляют угрозу, или если они попробуют причинить нам вред – или при появлении любой пригодной отговорки, если честно, – я призову возмездие Гробницы. Я убью Пент на месте, если потребуется, а ты поклянешься, что в этом не было греха или неоправданной вражды Домов. Независимо от обстоятельств.
Пауза.
– Да, госпожа Харрохак, – сказал Ортус.
От этого спокойного согласия она разозлилась еще больше. Она не стала разбираться почему.
– А еще должен быть либо «Но-ни-ус», три слога, либо «Но-нюс», два, – быть жестокой было приятно, – а не выбирать более удобный вариант для каждой строфы. Это непрофессионально.
Ее рыцарь внезапно остановился, как вьючное животное, готовящееся к прыжку.
– Да, госпожа Харрохак. Мне льстит ваше внимание к моему труду. Это осознанная архаичность. Она подчеркивает, что произведение должно исполняться вслух.
– Ради бога, Ортус, прекрати вести себя так, как будто я тебя бью. Я решаю наши проблемы, хотя ты мне совсем не помогаешь.
– Я не хочу расстраивать свою госпожу. Пусть невидящий взгляд Запертой гробницы упадет на меня и увидит, что я закрываю ее недвижимой эгидой рыцарской любви. Но ради вас я не стану менять свой голос.
Она разозлилась. Харрохак знала, что несправедлива к нему, знала, что бесится на ровном месте. Она испугалась и не могла успокоиться, а теперь использовала любые средства, честные и не очень, чтобы прийти в себя. Пугаясь, она вновь становилась ребенком, а быть ребенком она боялась сильнее всего на свете. Почти.
– У меня есть право поправлять тебя. Мы у врат Гробницы, даже сейчас. Я несу ее с собой, и ее законы нерушимы.
– Да не покинем мы ее, – согласился Ортус. – Моя госпожа, я выполню любой ваш приказ. Я с радостью снесу все ваши упреки. Я буду смотреть, как вы убиваете того, кого считаете нужным убить, и я сотру кровь с вашего лица… но когда я ложусь спать, я – взрослый человек, и я могу испытывать любые чувства по любому поводу. Нет закона, запрещающего это, и это всегда помогало мне против вас, моей госпожи, против матери, против капитана Агламены. Ваше распоряжение будет выполнено, моя госпожа.
Затем он поклонился ей – очень корректным поклоном фехтовальщика Девятого дома. Краска на его лице была идеальна, хотя грустный череп потихоньку растекался, вид у него был строгий, а выражение лица по-могильному бесстрастное. И как раз тогда, когда его госпожа могла бы испытать некоторую эмпатию по отношению к нему, он ее от этого уберег, высказав свою позицию. Это была самая масштабная пассивная агрессия, когда-либо случавшаяся в Девятом доме.