– Захватчике?
– Ты одержима, – спокойно сказала Абигейл. – Я полагала, что ты осознанно выбрала это поле боя и собрала армию, которая тебе поможет. Я не знала, почему ты выбрала нас. Теперь я знаю – но, кажется, ты этого не делала. Ты одержима злым духом, Харроу, и ты проигрываешь войну.
Харроу инстинктивно попыталась нарастить свои жировые запасы – было невероятно холодно. Потом она поняла, что не представляет, где именно под кожей находится жир, и уж точно не может ничего с ним делать. Ограничение казалось знакомым: она прожила так всю свою жизнь, пока принадлежала к Девятому дому, а не к Первому. Топка силы исчезла.
Она покопалась в памяти другой себя: нет, она сама лишила себя многого, разделившись на две половинки, Харроу из Первого дома и Харроу Вторую, как колокол. Это была одна и та же Харрохак в разных одеждах. И теперь, в черном облачении, она не стала лучше. Во многом стала хуже. Но память вернулась.
Если подуть в воду, появятся пузыри…
Становилось холоднее. Ветер выл за темным окном. У нее в голове не могло быть хорошей погоды.
– Мы в Реке, – сказала она.
– Да, – согласилась Абигейл. – Это я поняла раньше всего.
– Это мое творение.
– Да, ты задала параметры. Мы осознали это методом исключения, потому что в конце концов все осознали себя. А ты – нет. Ортус с самого начала был убежден, что это все ты. Извини, что я ему не поверила.
Это удовольствие стоило оставить на потом.
– Я создала в Реке пузырь, как и Секстус. Но неосознанно и плохо.
Секстус наверняка счел бы ее дурой. Как хорошо было бы, окажись он сейчас рядом с ней, чтобы она могла хоть как-нибудь его отблагодарить. Хотя… он бы понял, как медленно она соображает, и это было бы ужасно…
– Почему дом Ханаанский? Почему Ортус Нигенад? Почему они заполнили дыру в моей памяти?
К счастью, Пент соображала быстро.
– Ты не удалила воспоминания о своем рыцаре, Харрохак. Я думаю, даже ликтор на это не способен. Ты их подделала. Закрыла чем-то, что показалось подходящим.
И почему эта женщина закончила свою жизнь, упав с лестницы? Какая потеря!
– Но почему так много изменений? Почему все события совсем другие? Все происходило совсем не так. Я понимаю, что… что Гидеон больше нет, но почему…
– Харроу, это не картина, которую ты рисуешь. Скорее это пьеса, которую ты ставишь. Ты установила сцену прямо в Реке, набрала в труппу призраков и установила определенные правила, чтобы они придерживались сценария. А теперь другой режиссер пытается перехватить твой спектакль, и борьба за власть из-за кулис перетекает на сцену. Кто-то берет над тобой верх.
– Кто?
– Не знаю, – честно сказала Абигейл. – Есть и другие нестыковки, на которые ты прольешь свет… надеюсь. Почему некоторые из нас стали всего лишь призраками, а другие… нелепыми конструктами? Лейтенант Диас была уверена, что с Юдифью что-то не так, еще до ее смерти. Она напоминала странную пародию на саму себя.
– Я не могу призвать призрака капитана Дейтерос, – перебила ее Харроу. – Дейтерос жива.
– Скажи это Диас, – немедленно ответила Абигейл. – Она будет рада это услышать. Принцессы…
– Живы.
– Их рыцарь…
– Стал завтраком.
Абигейл нахмурилась, и Харроу пояснила:
– Ианта Тридентариус стала ликтором.
– Черт. Это должна была быть Коронабет. Ианта совершенно не годится на эту роль. Шестые…
– Камилла жива. Паламед… нашел смягчающие обстоятельства.
Абигейл вновь ничего не поняла, и Харроу добавила:
– Главному стражу идея смерти показалась неприятной.
– Отлично! – просияла Абигейл.
Некромантка Пятого дома вздохнула, будучи в явном восторге: кто-то выжил там, где не выжила она сама. Чувство вины всколыхнулось в груди у Харроу. Пент даже пробормотала:
– Владыка за Рекой милосерден.
И тут на Харроу накатило совсем другое чувство. Невероятно глупая мысль. Почему она не подумала об этом раньше?! Она прижала руки к животу, закрыла глаза, согнула спину. Взяла поводья Реки в свои руки, вошла в ее воды и двинулась вперед, и дальше вперед.
Как ее… рыцарь могла бы сказать – ни хера у нее не получилось. Она не могла войти в Реку. Она о ней не знала. Она не чувствовала якоря своего тела. Ликторской магии больше не было, не было и пути назад. Она была заперта в пузыре, билась в нем, как рыба. А в это время в Митреуме…
– Время, – резко сказала Харрохак. – Как здесь идет время?
– Исходя из моих познаний в области магии духа и природы сознания, – ответила Абигейл. – Я предполагаю, что эта… сцена существует только тогда, когда ты не осознаешь себя. Пока ты спишь, без сознания или иным образом отключаешься от внешних стимулов. Я не чувствую никаких временны́х разрывов, для меня время идет постоянно. Я думаю, что симуляция происходит в соответствии с представлением твоего спящего разума о времени… с некоторыми изменениями в ту или иную сторону. Сколько времени прошло… в реальном мире?
– Девять месяцев.
– Господи, – она расстроилась. – Я думала, недель восемь. Моей семье, наверное, уже сообщили. Они не понимают, где носит мой дух. Бедный мой брат… родители Магнуса… моя коллекция папоротников…
– Леди Пент, – сердито сказала Харроу. – Забудь про папоротники. В реальном мире я смертельно ранена. Место, где находится мое тело, скоро захватят танергические монстры, сотворенные призраком галактики. Откровенно говоря, я умираю. Моя душа в осаде, а я перезаписала свои реальные воспоминания, создав вместо них маленькое призрачное измерение, в котором теперь еще и поселился какой-то полтергейст. Судя по всему, я здесь застряла. Я не могу выйти. А еще я скоро умру, или уже умерла, и все это несколько… утратит смысл.
Окно лязгнуло. Сначала она подумала, что это воет жуткий ветер, но, обернувшись на него, они с Абигейл увидели робкое розовое щупальце, покрытое корочкой льда. Оно ползло сквозь дыру в стекле, потрескивая и извиваясь. Пока они смотрели, в конце этой длинной потрескивающей трубки открылась пасть, и из нее с грохотом вывалилась кучка предметных стеклышек – таких, между которыми помещают образцы клеток.
Дверь в спальню распахнулась. Ранее покойный Магнус Куинн, закутанный в огромную шубу, побагровевший от холода, крикнул:
– Дорогая, они ломятся сквозь стены.
– Скажи Протесилаю и лейтенанту их не трогать.
– Слишком поздно, и я не могу их винить – омерзительные штуки…
– Пусть твое тело разбирается само, Преподобная дочь. – Абигейл встала, стуча зубами. – Если бы ты умерла там, мы бы все уже исчезли. Если ты умрешь здесь, твоя душа исчезнет. Прямо сейчас ты жива. Давай убедимся, что, если твое тело выживет, ты останешься у руля.
Харроу с трудом перекрикивала ветер:
– Меня ударили шпагой в живот! Что здесь происходит?
44
Все та же ночь накануне убийства императора
Клинок рапиры застрял в коже.
Большие лоскуты дермы потихоньку ползли вдоль него и не понимали, куда деваться дальше. Органы в брюшной полости срастались, интерстициальная ткань выталкивала клинок, его окровавленный кончик дрожал, сопротивляясь растущей ткани. Тебя ударили в спину, и ты рухнула назад на рукоять рапиры. Гибкая часть клинка вышла из груди и торчала вверх.
Ты ушла, оставив меня.
Я встала на четвереньки, перенесла твой вес на ноги – клинок так и торчал в теле, оттолкнулась от стены коридора и заставила тебя встать. Ноги у тебя дрожали. Все, что я смогла придумать, – я сунула твои руки под плащ, досчитала до трех и толкнула рапиру назад изо всех сил, со всей возможной скоростью. Последовал жуткий звук – не совру, если скажу, что это было что-то вроде ШШШШУХ! Описать же боль, которая возникает, когда фут стали проходит сквозь твои внутренности и выходит из дырочки в спине, невозможно. Я пыталась быть аккуратной, но получилось не очень. Рапира упала на пол с грустным звоном, я подождала пару секунд, а когда нагнулась за ней, ты уже… вылечилась. Никакой боли. Никаких колотых ран.
Горячая кровь, залившая рукоять, скользила в твоих голых руках. Я не сразу справилась. Рукоять была сделана из полированного дерева или плекса, и твои пальцы не смыкались на ней – наверное, они были короче моих.
Мы оказались в узком жарком коридоре, почти совсем темном, если не считать тонкой красной полоски света под потолком. Где-то орала сирена, да еще раздавалось низкое гудение, как от неисправной машины. Ты вся промокла от крови. Там, где ты не промокла от крови, ты промокла от пота. Воздух дрожал от жары. В этом коридоре было жарко, как у костра.
Лужа крови игриво размазалась по полу и нижней части стен, как будто кто-то по ней катался. Наверное, это была ты. Впрочем, крови оказалось не так много. Кажется, поединка не было. Тот, кто ударил тебя твоей собственной рапирой, не позволил тебе защищаться. Ты не могла разозлиться, но если бы и могла, я бы посоветовала тебе забить: я планировала превратить их жалкие жизни в ад.
Лужа крови: есть. Раскаленный воздух: есть. Огромные грешные кости вокруг: есть. Взгляд на твою ладонь для проверки – чья это вообще ладонь под слоем крови. Твои пальцы, твои маленькие ладони, полное отсутствие мышц. Реальность ударила меня. Примерно как большой железный шип, если подумать.
Тебя не было. Ты оставила меня. Внутри себя.
– Мля, – сказала я. Голос был чужой. – Мать твою. Ну что за говно. Помогите. Черт.
В темноте раскаленного костяного коридора что-то вдруг выползло мне – нам – навстречу. По крайней мере оно помешало моему окончательному нервному, да и физическому срыву. Это была кошмарная тварь, похожая на насекомое из мяса и костей. Она была жива. Завидев меня, она остановилась.
В принципе она отдаленно походила на растянутого, искореженного человека, передвигающегося по-крабьи, опираясь на руки и на ноги, спиной к земле, гордо выпятив живот в воздух. Вот только «руки» и «ноги» в данном случае были руками и ногами, пропущенными сквозь мясорубку, после чего мешанину мяса и костей собрали вместе в рыжем панцире с черными точками. Выше виднелись огромные блестящие пластины грудной клетки, узенькая талия и большие ромбовидные причиндалы. Ну а венчалось все это крупным черепом, ни на что не похожим. Морду прикрывали большие пласты зеленоватой пульсирующей чешуйчатой плоти, и тут и там торчали длинные гадкие волосы толщиной с твои пальцы. Нет, твои пальцы были не такие толстые. Тут я исправлюсь, пальцы у тебя тонкие. С раззявленных жучиных челюстей капала дымящаяся жидкость. Тварь задумч