ОТЕЦ И МАЛЫЕ ДЕТИ
Равви Арье из Шполы, прозванный «дедушкой из Шполы», в молодости был знаком с Баал Шемом. Однажды в Пасху, перед Седером*[172], он велел своему младшему сыну прочесть знаки Седера. Когда отец попросил объяснить его смысл слова «каддиш»*[173] («освяти»), мальчик ответил, как принято: «Когда отец приходит из Дома Молитвы домой, он должен сразу сказать Киддуш*[174] (благословение)…» И замолчал.
Отец спросил его: «Отчего ты не говоришь о том, почему он должен сказать Киддуш сразу?» «Учитель мне этого не говорил», – ответил мальчик. Тогда отец научил его: «Чтобы не уснули малые дети, а спросили его: «Чем эта ночь отличается от всех других?»
На другой день равви спросил учителя, который был у него гостем на Седере, почему он не научил детей тому, что после слова «каддиш» необходимо давать объяснение того, что это слово означает и зачем оно произносится, как это полагается по обычаю. Учитель ответил, что посчитал это излишним, поскольку правило это соблюдается и в домах, где нет маленьких детей. Тогда равви сказал: «Ты весьма заблуждаешься, отменяя старый обычай, значение которого ты не понимаешь. А означает он вот что: «Когда отец приходит из Дома Молитвы домой», то есть когда Отец наш Небесный видит и слышит, что каждый сын Израиля, несмотря на то что он устал от приготовлений к Пасхе, произносит вечернюю молитву с огромным усердием, и возвращается Он на Небеса, и «должен сразу сказать Кид душ», то есть должен немедленно обновить священный брачный союз (киддушин), заключенный, когда Он сказал Израилю: «И обручусь с тобой навеки». И до этой ночи, «ночи бдения». Он должен искупить нас, чтобы не уснули малые дети, то есть народ Израиля не погрузился бы в глубокий сон отчаяния, но получил бы повод спросить Отца Небесного: «Чем отличается ночь этого изгнания от всех других ночей?»
Сказав эти слова, равви зарыдал, воздел руки к Небесам и воскликнул: «Отец, Отец, выведи нас из нашего изгнания, пока о нас еще можно сказать: «Я сплю, но сердце мое бодрствует». И да не погрузимся мы окончательно в сон!» И все зарыдали вместе с ним.
Но через некоторое время равви ободрился и воскликнул: «А теперь порадуем нашего Отца и покажем Ему, что Его дети могут танцевать даже во тьме». И велел играть веселую музыку и сам пустился в пляс.
«ДЕДУШКИН» ТАНЕЦ
Когда «дедушка из Шполы» по субботам и праздникам танцевал, его ноги делались такими же легкими, как у четырехлетнего ребенка. Не один человек, видевший его священный танец, обращался в ту самую минуту к Богу всей своей душой, ибо равви пробуждал сердца всех, кто общался с ним, и люди отвечали ему слезами и одновременно радостным восторгом.
Однажды в пятницу вечером гостем «дедушки из Шполы» был равви Шалом Шахна, сын Авраама Ангела. Сначала они долго спорили. Затем благословили друг друга. Потом равви Шалом сел, как всегда делал в преддверии субботы, целиком устремившись к Богу. «Дедушка» же посмотрел на него как–то игриво. Оба они молчали. После трапезы равви Арье Лейб спросил: «Сын Ангела, а можешь ли ты танцевать?» «Нет, не могу», – отвечал равви Шалом. Равви Арье Лейб встал. «Тогда смотри, как танцует дедушка из Шполы», – сказал он. Ноги его задвигались сами собой, и он стал танцевать вокруг стола. Не успел равви Арье Лейб сделать круг, как равви Шалом вскочил со своего места. «Где это видано, чтобы старик так танцевал!» – крикнул он находившимся там же хасидим. Так он стоял и не отрываясь смотрел на ноги чудесного танцора. Позднее он говорил своим хасидим: «Верьте мне: он сделал все свои члены столь чистыми и святыми, что каждое его движение вызывало священное единение».
ИГРЫ НА ПУРИМ*[175]
На праздник Пурим у «дедушки из Шполы» была привычка устраивать особые игры. Избранных и преданных ему хасидим он наряжал в маскарадные костюмы: одного – «царем Пурима», других – его принцами и советниками. Они устраивали торжественные заседания, изображая царский совет или суд, обсуждали различные предметы, выносили решения и постановления. Иногда в маскараде принимал участие и сам «дедушка».
Хасидим говорят, что эти игры обладали сильнейшим воздействием, пронизывавшим весь мир: они отвращали опасность и угрозу от Израиля.
ЛИЯ И РАХИЛЬ
Во дни, когда молодой Нахум, позднее ставший Чернобыльским равви, имел честь жить подле Баал Шема, равви Израэль бен–Елиезер собрался однажды в одну из своих поездок. Нахум, очень хотевший поехать с ним, стал ходить вокруг повозки, которую готовили в дорогу. Баал Шем, заметив это, сказал: «Если ты мне скажешь, в чем различие между молитвами, читаемыми при полночном оплакивании*[176], одна из которых завершается упоминанием имени Лии, а другая – Рахили, то сможешь поехать со мной». Нахум без колебаний ответил: «Чего Лия добивается слезами, Рахиль добивается радостью». Баал Шем тут же сказал, чтобы Нахум садился к нему в повозку.
ЦАДИК И ЕГО ХАСИДИМ
Равви Ицхак из Сквиры, внук равви Нахума из Чернобыля, рассказывал: «В городке, недалеко от Чернобыля, на исходе субботы сидели вместе несколько хасидим моего деда. Все они были люди достойные и богобоязненные и за трапезой «проводов царицы субботы»*[177] стали исповедоваться. Их великое смирение и страх перед Богом заставили их посчитать себя великими грешниками. Затем они решили, что у них остается одна–единственная надежда на спасение – это общение с великим цадиком равви Нахумом и что только он может поднять их и помочь им искупить их грехи. Хасидим решили немедленно отправиться к своему учителю, и поэтому после трапезы они все вместе встали и пошли в Чернобыль. Но тогда же, на исходе субботы, мой дед сидел дома и разбирал грехи свои. Вследствие смирения и страха перед Богом ему стало казаться, что он великий грешник и что у него нет никакой надежды на спасение, кроме одной: что его хасидим, столь усердные в служении Богу и глубоко преданные ему, не оставят его. Он подошел к окну и посмотрел в ту сторону, где жили его ученики, и неожиданно увидел, что они идут к нему.
В этот миг, – так заканчивал равви Ицхак свой рассказ, – соединились оба полукружия в единое кольцо».
СЛОВА УТЕШЕНИЯ
Несколько учеников равви Нахума пришли к нему и стали плакаться и жаловаться на то, что впали во тьму и уныние и что их не в состоянии возвысить ни учение, ни молитва. Цадик понял, каково состояние их сердец и что тоска их – это тоска по близости к живому Богу. Он сказал им: «Дети мои, не страшитесь этого состояния, нашедшего на вас и кажущегося вам смертью. Ибо все, что есть в мире, есть и в человеке. Как на Новый год жизнь угасает на всех звездах и они погружаются в глубокий сон, в котором силы их восстанавливаются и от которого они пробуждаются в новом блеске и сиянии, так и люди, воистину желающие приблизиться к Богу, должны пройти через состояние упадка духовной жизни, и «падение их – ради подъема». Ибо сказано, что Господь Бог погрузил Адама в глубокий сон, и тот спал и, пробудившись, встал уже совершенным человеком».
КАЧЕСТВО БОГА
К равви Нахуму из Чернобыля пришел однажды некий иудей из Литвы и пожаловался ему, что у него нет денег, чтобы выдать замуж дочь. У цадика было как раз пятьдесят гульденов, отложенных для другой цели. Он отдал эти деньги бедному «литовцу», а в придачу подарил ему свое шелковое одеяние, чтобы он мог хорошо выглядеть на брачной церемонии. Взяв все, этот человек отправился на постоялый двор и стал пить водку.
Несколько часов спустя на постоялый двор зашли хасидим и обнаружили там в стельку пьяного «литовца», валявшегося под скамейкой. Они забрали у него остаток денег и шелковое одеяние, вернули их равви Нахуму и рассказали ему, как он ошибся, поверив этому человеку. Но равви сказал им сердито: «Только что я ухватился за кончик того из качеств Бога, о котором сказано: «Он благ и милостив и к грешникам, и к добрым людям», а вы хотите вырвать его из моих рук! Сейчас же верните все обратно!»
ВСАДНИК В КУРИЦЕ
Рассказывают.
Во время путешествия равви Нахум был гостем в доме другого цадика. В его честь зарезали курицу и приготовили ее на обед. Равви Нахум посмотрел на поданную за трапезой курицу и сказал: «В этой птице можно видеть какого–то военного, скачущего верхом». Тогда позвали ритуального убойщика, который признался, что при заклании курицы он засмотрелся на проезжавшего мимо верхом на лошади офицера и что в тот момент он не мог думать ни о чем другом.
ОГОНЬ ПРОТИВ ОГНЯ
Рассказывают.
Однажды, когда Баал Шем путешествовал и остановился в доме у одного из своих учеников, равви Давида Лейкеса, вышел указ властей, что в определенный день, в полдень, будут искать тома Талмуда и у кого найдут, будут отбирать и сжигать. Утром в тот день равви Давид спрятал свой Талмуд под умывальник. Наступил полдень. Бледный как смерть вошел равви Давид в комнату к Баал Шему и увидел, что его учитель совершенно спокоен. «Своим огнем, – сказал он, – ты затушил их огонь». И указ отменили.
КАНАТОХОДЕЦ
Однажды равви Хаим из Кросно смотрел со своими учениками на канатоходца. Он был так поглощен этим зрелищем, что ученики спросили его, что так привлекло внимание учителя в этом дурацком представлении. «Этот человек, – произнес равви, – рискует своей жизнью, и я не могу сказать зачем. Но я уверен, что, пока он идет по канату, он совершенно не думает о том, что его номер заслуживает платы не менее ста гульденов, ибо, пока он его исполняет, он может упасть и разбиться».