— Я не владею какой-то мистической магией понимания содержимого матки, Рай. Я узнаю, что происходит в моем теле, так же, как и ты: куча смутных и сбивающих с толку сигналов, невольный самообман и в итоге поездка к врачу.
— Но ты уверена.
— У меня есть результаты УЗИ. Я видела обе ножки. Да, я уверена.
Он вздрагивает.
— Я имею в виду, ты уверена, что оставишь его.
Мои внутренности скручиваются в узел.
— Да, — говорю я. Я дрожу, но стараюсь, чтобы голос звучал твердо.
— Потому что ты… — слава богу, слава богу, слава богу, он останавливает себя. — Я хочу сказать, мы еще слишком молоды.
Я крепче сжимаю его руку.
— Я достаточно взрослая, чтобы знать, чего хочу.
Он тяжело сглатывает. В его глазах я вижу, как он проходит через то же, что и я, прокручивая возможные варианты будущего, как лица в игре «Угадай кто». Я с тревогой наблюдаю за ним, надеясь, что ему понравится оставшийся вариант. Кажется, он рассматривает меня в ответ, как будто пытается оценить мои мысли. Его взгляд метнулся от моего лица к животу, к рукам и обратно. Он смотрит на свой секретный город, закрывает глаза и выдыхает. Он долго смотрит на меня. Я улыбаюсь, стараясь не показывать отчаяние.
— Что ж, — говорит он, — я думаю, это здорово.
— Ты… правда?
— Да! Ты же знаешь, я всегда хотел быть папой, да?
Я не знала этого. Перед встречей я изучала его недавние интервью, словно куриные кишки, пытаясь предугадать, как он может отреагировать на новость. Его, конечно, спрашивали о планах на семью, на будущее, но ответ был скупым и туманным: «В данный момент я сосредоточен на музыке».
— Я имею в виду, — продолжает он, — это, конечно, трудно принять, но… — он одаривает меня улыбкой, которую я видела в семнадцати музыкальных клипах, на пяти обложках альбомов и девяти миллиардах журнальных разворотов. — У нас будет ребенок.
Прекратив притворяться сдержанной и невозмутимой, я запрыгиваю на него и висну на шее, целуя в щеки и лоб, а затем нахожу его губы и растворяюсь в них.
Наконец остановившись, чтобы вздохнуть, я спрашиваю:
— Как мы сообщим остальным?
Он пронзительно смотрит на меня.
— Ты хочешь предать это огласке, сейчас?
— А ты нет?
Он колеблется.
— Да, да, конечно, хочу, но… это будет бойня. Полный Цирк дю Солей, каждый шаг твоей жизни, каждую минуту твоего дня. Я хочу уберечь тебя от этого, если смогу.
— А ты сможешь?
Он всасывает воздух сквозь зубы и задумывается:
— Нет.
Как это все тупо. Должно быть, он замечает мое выражение лица и спешит подбодрить.
— Но мы можем смягчить это, вместе, может быть. Если мы будем осторожны. Кроме того, ты всегда была заинтересована в том, чтобы хранить наши отношения в тайне, как и я.
«Только потому, что я не хотела, чтобы моя голова украшала шипы на причудливой кованой кровати Эви», — думаю я, и от мысли о ней мой желудок выворачивает наизнанку. Мозг скачет дальше, сочиняя твиты, заметки и обновления, представляя себе виртуальную армию, которая, несомненно, направляется в мою сторону. Тем не менее избегать этого — один из вариантов, который мне больше не подходит.
Наверное, это из-за ребенка.
— Не думаю, что молчание — это выход, Рай. Я видела это только по телевизору, но из того, что я знаю, роды — дело шумное. И грязное.
Он морщится:
— У нас еще есть время.
— Шесть месяцев, — отвечаю я. — Из них максимум три до момента, когда я буду выглядеть так, будто проглотила «Фольксваген-жук», это вызовет еще больше вопросов от моих любопытных друзей.
— Хорошо.
Он принимается шагать туда-сюда, щебень на полу старого музыкального зала трескается у него под пятками.
— Хорошо. Оставь это мне, ладно? У нас есть… люди, которые этим зарабатывают на жизнь.
— Рождением детей?
— Общением с прессой про них.
— Твоих детей? У тебя уже столько детей, что с ними работает целая индустрия? — я дразню его, все еще сияя от его утверждения: «у нас будет ребенок». Но он не смеется.
— Я имею в виду, что эти люди помогают нам с деликатными новостями, чтобы мы могли контролировать информацию, когда один из нас допускает… — Он замолкает, не желая говорить слово ошибка. Но я знаю, что он собирался сказать, и, хотя понимаю, что это правда (и не могу сказать, что это было умышленно с моей стороны), но по ощущениям похоже на небольшой удар в живот.
Он видит мою реакцию и возвращается ко мне, обхватывая мою голову руками.
— Я люблю тебя, ясно? Доверься мне. Ты веришь мне?
Я заглядываю в глаза, которые — всего полгода назад я бы ни за что не поверила в это — смотрят на меня.
— Конечно, верю.
— Огромное значение имеет то, как такие вещи преподносятся. А наши ребята лучше всех знают, как правильно об этом сказать. Так что, пожалуйста, пожалуйста, Кэт, больше никому не говори. Оставь это мне.
Его глаза широко раскрыты, серьезны и обеспокоены за меня — я не могу не кивнуть.
— Ты же не будешь затягивать, правда? Такой большой секрет сложно хранить, и он становится больше с каждым днем.
— Я позвоню им на этой неделе, — обещает он и целует меня, словно запечатывая губами мое молчание.
В кармане пальто завибрировал телефон. Я достаю и заглядываю в него через плечо Райана. Это от Эви. Я открываю сообщение и вдруг чувствую, что в животе похолодело. В этот раз, похоже, дело не в ребенке.
Сообщение состоит из одного слова — Объясни — и ссылки. В описании сказано, что ссылка ведет на сайт The Sun. Страх выжигает мне горло, но у меня нет выбора. Я перехожу по ссылке.
НЕУЖЕЛИ ЭТО ГОЛОС ТАЙНОЙ ПОДРУЖКИ РАЙАНА?
Ниже видео ужасного паркура Райана с ютуба. Странно, я была уверена, что изначально он выложил его в инстаграме.
— Рай?
— Да, детка?
— Помнишь, как ты опубликовал видео с паркуром у себя в инстаграме?
— Да? — Он почти не слушает. Сидит на корточках среди развалин и стучит двумя маленькими камушками, словно заскучавший малыш, воображающий, что заставляет двух кукол сражаться.
— Прежде чем выложить его, ты вырезал звук из видео?
Он хмурится:
— Что? Нет, я никогда не парюсь с этим. Просто отключаю звук в инсте.
Не говоря ни слова, я передаю ему свой телефон. В центре экрана соответствующий отрывок статьи:
Анонимный сотрудник Instagram, называющий себя Фанатом, утверждает, что разместил видео с восстановленным оригинальным звуком.
Потрескивающее эхо говорит мне, что Райан запустил ролик. Я слышу бегущие шаги Райана, его ворчание от усилий, когда он прыгает от стены к стене вниз по лестнице, его удивленный вскрик, когда он не смог ухватиться, а затем…
«РАЙАН!»
Мой голос, чуть металлический от динамика телефона, но безошибочно мой, кричит его имя. Эви слышала, как я кричу это имя, тысячу раз раньше.
Объясни.
Такое чувство, будто мир рушится, и мне приходится сесть. Я опускаюсь на корточки посреди пыли и мышиного дерьма. Райан с тревогой приседает напротив. Только с четвертой попытки мне удается заговорить.
— Похоже, — хрипло произношу я, — тебе придется позвонить своим людям чуть раньше, чем ты думал.
ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯЭми
— На что это похоже? — спросил Чарли. Его лицо было обращено ко мне, закрытые глаза лишь подчеркивали его беззащитность.
— Ты можешь попробовать сам и узнать, — предложила я, мягко нанося тушь на его ресницы.
— И пожертвовать вот этим? — он приложил руку к своим волосам. Он уже довольно давно носил длинные волосы, будучи солистом одной готической группы, чья музыка сотрясала стены, когда я пыталась делать домашнее задание.
— Ты мог бы сделать стрижку андеркат.
— Вряд ли. Кроме того, зачем мне пробовать, если ты можешь все мне рассказать.
— Это трудно описать.
— Я верю в тебя.
— Это… наверное, я бы сказала, что это безопасно.
— В отличие от чего? — удивился Чарли. — Или ты имеешь в виду, что ты, например, следишь за трансляцией бейсджампера вместо того, чтобы рисковать по-настоящему?
— Нет, я имею в виду, что это безопасно, потому что это личное, но нет никаких отказов. Тебе не нужно беспокоиться о том, что тот, на кого ты подписан, двуличен или пытается ограничить твои чувства. Ты перестаешь быть собой, глядя на мир другими глазами. Ты знаешь, что человек, за чьим стримом ты следишь, абсолютно открыт и честен с тобой. Это… доверие, я думаю. У меня с ним иногда бывают трудности.
Он рассмеялся.
— Что?
— Будем следить за морем, — сказал он. — Если заметим мощный прилив, то это все потому, что луна сошла с орбиты из-за твоей чрезмерной скромности.
— Ой! — я взмахнула ладонью над его головой, изображая подзатыльник.
— Да брось, Эми. Если бы я сказал тебе, что небо синее, ты достала бы палитру цветов Dulux для проверки.
— Что ж, — я отложила тушь и взяла тени для век. — Тебе самому не помешало бы чуть больше скептицизма, приятель. Тогда, возможно, ты не позволил бы мне сделать из тебя пьяного клоуна.
Его глаза открылись, и он поднял руки, чтобы защитить лицо от кисти.
— Шучу! Шучу. Ты будешь выглядеть как гот-принц, о котором так мечтают твои депрессивные шугейз-девицы.
На мгновение он показался растерянным, затем откинулся на спинку стула, закрыл глаза, и его улыбка вернулась. Я удивилась. Он действительно доверял целому миру. Поразительно, ведь мир только и делал, что пинал его по всем мягким местам, до которых мог дотянуться его ботинок со стальным носком.
— С кем у тебя было в последний раз? — спросил он.
— Я не уверена, что готова разговаривать об этом со своим младшим братом.
Он шлепнул меня по руке.
— Ты знаешь, о чем я. За чьим стримом ты следила в последний раз? Какой-нибудь мажор? Или модель?
— Почему? Потому что я, такая страхолюдина, отчаянно хочу знать, каково это — быть красивой? — раздраженно спросила я.