Она прыгнула на шею Зиху, влепила охотнику поцелуй в небритую щеку, запищала от радости, как маленькая девочка, увидевшая отца после долгой-долгой разлуки.
— Вернулся вот, — ответил растроганный Зих, пряча глаза, — хоть думал, что не вернусь…
— Сразу скажи — сделал?
— Хочешь верь, хочешь нет, сделал, — Зих полез в рюкзак и вручил Елене сверток. — Твоя правда была, девонька. Он под холодильником в кухне Дроздова лежал. Еле нашел, целый день искал.
— Зих, да ты… да тебе, — Елена задохнулась, прижимая к груди сверток. — Да тебе памятник надо ставить! Ты знаешь, что ты сделал? Знаешь, сколько ты жизней спас?
— «Эх, милая, знала бы ты, что я сделал! — в смятении подумал Зих, не в силах смотреть в эти сияющие счастьем глаза, а вслух сказал: — А где блаженные эти? Ушли, что ли?»
— Сектанты? Ушли, через день после тебя, — Елена разорвала сверток, снова охнула от радости, увидев пластмассовую коробку с диском. — Невероятно, просто невероятно!
— Молодец, батя, — пробасил Бескудников, протягивая охотнику руку. А тут и Небогатов подошел, и смотрел на Зиха, как на героя. Охотнику на мгновение стало смутно и мерзко на душе. Он вроде как предал этих людей, а они его благодарят.
Ничего, Бог простит, а люди не узнают.
— Это, — Елена показала Зиху диск, — великое счастье, что он нашелся. Твое имя люди запомнят, Зих. Ты просто… нет, я сейчас заплачу!
— Ладно уж, — буркнул охотник, закуривая. — Правильно мы поступили с вами, что я один туда пошел. Лабиринтовцев в Каменном Лесу что мутапсов в чистом поле. Кругом они. Вас бы там еще на подходах к городу накрыли.
— Вот потому-то тебя и просили помочь. Знали, что ты не подведешь. Расскажешь, как все было?
В церкви Елена с самым торжественным видом раскрыла свой рюкзак и вручила Зиху бутылку с коньяком. И не беда, что коньяку осталось чуть больше полбутылки: Зих принял подарок, свинтил пробку и сделал большущий глоток, млея от удовольствия. Коньяк будто смыл противный привкус той лжи, которую он говорил минуту назад.
— За успех, — сказал он, сделал еще глоток и протянул бутылку Елене. — Давай, по глоточку.
— Это тебе, — возразила Елена. — И еще будет, обещаю. Дай только до базы добраться.
— В Каменном Лесу я коньяк в магазине видел, — сказал Зих, наслаждаясь заструившимся по внутренностям коньячным огнем. — Дорого, мать его, не укупишь. Вообще, всего там у них много.
— Мы поняли, почему связи не было, — сказала Елена и сразу перестала улыбаться. — В городе радио есть?
— Только через репродукторы что-то вещают.
— Я так и думала. Мы с сектантами пообщались, пока они с нами были — похоже, им кто-то активно программирует сознание. Какие-то голоса они слышат, сны вещие, все время их кто-то в Ленинск зовет, Храм Небесный строить. Очень похоже на внешнее пси-воздействие.
— А почему на нас оно не действует?
— Это избирательное лингвомнемоническое программирование. Поверь, я в этом неплохо разбираюсь. И никогда бы не догадалась, если не вот это, — Елена показала на красную «Книгу Завета», лежавшую среди вещей спецназовцев. — Мне ее Феодор, старейшина их подарил, я решила ее хорошенько почитать. Ознакомиться с новой верой. И вот что выяснила попутно: книга была напечатана уже после того, как «Лабиринт» начал противостояние с нами, да еще в убежище, где как раз занимались методиками психологической реабилитации людей, переживших Катастрофу. Интересное совпадение. Я думаю, в книге есть определенные слова, которые работают как триггеры, запускают нужные поведенческие установки. Надо будет заняться этим серьезнее.
— А радио причем?
— Видимо, в Каменном Лесу работает какое-то мощное излучающее устройство, оно и создает радиопомехи. Средства связи лабиринтовцев при этом работают нормально, потому что они другие частоты используют, а наши… Ладно, не это главное. Ой, я так рада, что ты вернулся!
— В городе много этих самых Наследников, — сказал Зих задумчиво, — и что-то с ними не так. Не пойму, что, но счастья и рая они там точно не найдут.
— Почему ты так думаешь?
— Потому что, — помолчав немного, Зих начал рассказывать обо всем, что видел в Каменном Лесу. О вооруженных патрулях, о расстрелянной женщине, о карантине, о своем разговоре с проповедником Александром. Обо всем, что можно было рассказать. Он даже жалел в душе, что не может сейчас поделиться с Еленой тем, что узнал от Уфимцева. Рассказывал, а сам думал — а кого он предал? Никого. Он свободный человек, охотник, он работает на тех, кто ему платит и никогда не был связан никакими обязательствами. Но рассказать об Уфимцеве, о том, что узнал на базе «Лабиринта» все же не решился.
— Этим мы потом займемся, — сказала Елена, когда охотник закончил. — У меня тоже сердце сжималось, когда я на этих людей смотрела. Когда они уходили… вобщем, жалко мне их было, они ведь совсем беззащитные.
— Они верят, — сказал Зих. — В этом их счастье. Что делать будем?
— Домой пойдем, прямо сейчас.
— А пропуск в силе? — Зих показал Елене пропуск Лизы.
— Конечно, как доберемся до базы, сразу вышлем за твоей женой транспорт, даже не беспокойся. Теперь у нас архивы Дроздова есть, а с ними… Что-то не так? — Елена будто уловила то смятение, которое все больше овладевало Зихом.
— Я все еще не могу поверить, — охотник покачал головой. — Неужто выздоровеет?
— Конечно, — уверенно сказала капитан Гернер. — Даже не сомневайся. Теперь все и для всех будет хорошо.
Странное чувство — он будто не был тут целую вечность. Всего четыре недели прошло, а городок Љ13 стал для Зиха чужим.
Это ощущение чужого холодного и пустого мира возникло, едва Зих вошел в ворота. Смутное предчувствие беды, которое было во всем — в странных взглядах охранников в воротах, приветствовавших его совсем не так, как обычно, в глазах идущей навстречу по улице женщины, в самой пустоте утреннего городка — будто в его отсутствие случилось что-то такое, что навсегда разорвало его связь с этим местом. Даже унылые ободранные дома и грязные улицы стали будто еще унылее и грязнее. И Зих все понял. Он даже не стал заходить домой, отправился прямо к Филиппычу, который сразу сказал ему, что случилось, пока он отсутствовал.
В госпитале городка были три палаты — общая взрослая, детская и изоляционный бокс. Лиза была в боксе. Зих шагнул к постели, коснулся руки жены — пальцы были холодные, сухие, неживые.
— Сколько еще, Филиппыч? — спросил он, не в силах оторвать глаза от воскового застывшего лица на подушке.
— Может быть, несколько дней, может, несколько часов. Она и так пережила все мыслимые сроки — уж извини, что так говорю. Сильная у тебя жена, Зих.
— Я не верю. Ведь я все сделал…
— Зих, из снежной комы не выходят. Я надеялся на лечение криптоланом, но было слишком поздно.
— Криптолан? — Зих быстро поднял глаза на Филиппыча. — У тебя есть криптолан?
— Твои друзья-военные тут были. Не с Дальних озер, чужие какие-то. Оставили для Лизы две упаковки лекарств — циклоферона и раствора криптолана гидрохлорида для инъекций, потом быстренько уехали. После четвертой инъекции она впала в кому. Организм слишком истощен, Зих.
— Так что, ее не увозили никуда?
— Нет, все это время она была здесь. Военные сказали мне, что сейчас не могут доставить ее к себе на базу, нет транспорта. Потому и привезли лекарства.
Уфимцев солгал, подумал Зих, глядя на Лизу. Опять ложь, уже в который раз. Или его подчиненные просто не хотели возиться с безнадежной умирающей поселенкой, тратить ради нее время и дорогое горючее? Кому какое дело…
— Я могу побыть с ней? — спросил Зих.
— Конечно. Не буду вам мешать.
Лампа под потолком бокса замигала, и на мгновение Зиху показалось, что свет стал ярче, теплее, и в лице Лизы появились живые краски. Он стоял, держал руку жены и не мог заставить себя думать о чем-нибудь, кроме смерти. Ему хотелось вспомнить, какой Лиза была тогда, почти двадцать лет назад, но образ юной прекрасной счастливой всегда улыбающейся девушки с великолепными рыжеватыми волосами и милыми веснушками на носике стерся, выцвел, точно так же, как рисунок их сына, лежавший у Зиха в портсигаре. Счастливая пора, юность, любовь — все осталось там, так далеко в прошлом, а в настоящем были только мигающий свет лампочки под черным от плесени и сырости потолком бокса, и в круге этого слабого света — восковое иссохшее личико на подушке, окруженное тенями. Лицо самой смерти, которая все же пришла, чтобы взять свое.
— И где Бог? — прошептал Зих. — И стоит ли верить? Жаль Снигирь умер — набил бы я ему сейчас морду от души…
Платок, купленный в Каменном Лесу, лежал в рюкзаке, поверх остальных вещей. Зих достал его, развернул, машинально пощупал пальцами, будто еще раз хотел убедиться, что платок достаточно хорош для его жены, а потом набросил его Лизе на ноги. Проглотил вставший в горле ком и вышел из бокса.
Филиппыч разлил спирт по кружкам, они чокнулись и долго молчали. Говорить было не о чем. Потом Зих подхватил рюкзак и шагнул к двери.
— Куда ты сейчас? — не выдержал Филиппыч.
— Домой. Подготовиться надо.
— Зих, она отмучилась, — сказал доктор. — Ей недолго осталось, она уйдет без боли и страдания. Найди утешение хотя бы в этом. Ей теперь легче, чем нам.
— Я знаю. Это я опоздал. Но тут уж не моя вина. Ладно, бывай.
Уличный холод пробрал Зиха до костей, свежий ветер будто сдул с него тяжелый запах нездоровья, пропитавший госпиталь. Домой Зих возвращаться не хотел — у него теперь нет дома. Был дом, и не стало его.
Ложь, кругом одна ложь. Военные из «Лабиринта» не забирали его жену, просто дали Филиппычу криптолан для Лизы — значит, он у них есть, они давно знают, как лечить эту болезнь. Но Уфимцев говорил ему, что криптолан не поможет. Значит, врал, подло бессовестно лгал, желая только одного — добиться своего ценой такой чудовищной лжи? Еще плел про какую-то чудо-вакцину, но никакой вакцины не было, так что ли? Его, как дешевую шлюху, использовали все, кому не лень, а он верил. Сделали его мальчиком на побегушках, наговорили много-много красивых и умных слов, надавали обе