же вы их несравниваете друг с другом? Какая разница?
Дмитрий Ломакин (“Собеседник”): Марина, как давно вы стали замечать, что адреналин бьет вам по глазам?
М. Ч.: Я это замечаю с тех пор, как я начала понимать, что вообще со мной физиологически происходит. До восьмого класса я играла в казаков-разбойников с пацанами, и поэтому адреналин у меня катит всю жизнь.
Дмитрий Сушинский (“СПИД-Инфо”): Я второй раз на вашей пресс-конференции. И почему-то я очень много слышал про Максима Фадеева. Хотелось бы узнать, почему вы его прячете или почему он прячется?
М. Ч.: К сожалению, его нет с нами. Мы тоже расстраиваемся по этому поводу. Дело в том, что он живет не в Москве, а в Европе. Он жил в Германии, теперь живет в Праге. Во-вторых, сейчас он не совсем здоров, поэтому физически не смог сегодня присутствовать на пресс-конференции. На самом деле, я не знаю нюансов, я знаю, что у него есть проблемы. Я не буду это афишировать.
Журнал “New Musical Express”: Что вы сделаете, если Максим Фадеев перестанет с вами работать?
М. Ч.: Мне стало на секундочку страшно. Максим не просто пишет музыку, тексты и продюсирует наш проект. Он еще и является душой, сердцем, моторчиком коллектива. Я знаю, что когда мы пишем альбом, он может сказать два слова – настолько внятных, что просто становишься к микрофону и поешь так, как это нужно сделать. Он – человек, психолог и педагог в первую очередь. Он меня очень многому научил, за что я ему благодарна. А все ребята, которые сидят рядом со мной, очень талантливые. У нас есть масса уже написанных вещей, единственное, что они в рабочем состоянии. А так – набирается на целый альбом.
Журнал “New Musical Express”: Яопрашивал человек пять и слышал такие крики: “Нам не нужен клон Guano Apes!” Вы не являетесь клоном Guano Apes, ни в коем случае. Вы не хотели бы сделать что-то, чтобы вас не сравнивали с ними больше?
М. Ч.: К великому моему сожалению, наши соотечественники привыкли новое сравнивать с чем-либо. Не важно, с чем. Иначе они не могут послушать законченное произведение и дать ему оценку. Обязательно надо с чем-то сравнить.
Журнал “FUZZ”: Я слышала историю про ваш запоротый клип на песню “Бьет по глазам”. Я бы хотела уточнить, что это была за история: кто запорол, почему запорол и что это был за клип. Почему мы его не увидим?
Аня Корнилова: Этот ролик не пропустила цензура. Несмотря на то что клип пластилиновый, он достаточно жесткий, там очень много крови. Но Марина там такая мультяшная, достаточно смешная. Очень большое внимание привлекает этот ролик. Поэтому мы плакали, когда узнали, что телевизионщики зарубили клип.
А. Кушнир: Ролик “Бьет по глазам”, который сейчас идет на MTV, – это вторая версия клипа. Я считаю, что первая версия, которую не пропустили на MTV, действительно гениальная. Ее сделал Максим Свиридов – человек, который смастерил клипы для групп “Хуй забей” и “Адо”. Сейчас у нас будет возможность этот клип увидеть.
На экране демонстрируется пластилиновая версия клипа “Бьет по глазам”. После его завершения в течение нескольких минут под сводами “Б2” звучат аплодисменты.
А. Кушнир: Спасибо за аплодисменты. Вопреки Станиславскому начинаешь вам верить. Задавайте, пожалуйста, вопросы.
Евгения Соколова (“Молоток”): А за пластилин в клипе группе Total пришлось платить?
А. Кушнир: По идее, подобная любознательность достойна приза “за лучший вопрос пресс-конференции”.
Антон Константинов (“Россия”): Я хотел уточнить по поводу клипа. Чем мотивировали люди отказ его крутить?
М. Ч.: Цензурные соображения. Нам сказали: “Ну, ребята, этот клип не для совка”.
Журнал “Неон”: А что там такого криминального?
М. Ч.: Я искренне не понимаю, в чем здесь криминал.
А. Кушнир: Я предлагаю журналу “Неон” сделать акцию – опубликовать подборку мнений, почему клип Total не пустили на канал MTV. И еще хочется сказать вот что. Я вижу здесь много телекамер и много молодых сотрудников, которым, по-видимому, небезразлично, что происходит на их телеканалах. Если у вас есть возможность, сделайте так, чтобы пластилиновый клип “Бьет по глазам” увидели не сто пятьдесят журналистов, а сто пятьдесят тысяч зрителей. Сделайте это. Пусть это будет авторская программа, пусть это будет легкая ротация, тяжелая ротация, не важно. И клип, и группа этого заслуживают. Без сомнений. Спасибо.
…Через несколько месяцев после пресс-конференции дебютный диск Total стал победителем в номинации “Лучший альтернативный альбом 2001 года” журнала “Неон”. Пресса, словно отдавая долги за свою недавнюю недальновидность, стремительно зачислила Total в списки своих фаворитов.
Мы с Фадеевым и Элиасбергом с чувством выполненного долга просматривали толстую папку с рецензиями на “Total: I”. На восторженные эпитеты не скупился, казалось, никто. “Лучшая группа, которая когда-либо рубилась на российских площадках” (“Yes!”), “классный роковый проект” (“Ровесник”), “единственная российская группа с безупречным звукоизвлечением” (“FHM”). И так далее.
На сцене Total смотрелся все увереннее и увереннее. Вскоре Черкунова и Ко прямо-таки взорвали “Лужники” в рамках совместного выступления с Muse, а затем буквально загипнотизировали десятитысячный зал киевского Дворца спорта на фестивале “Просторок”. Весной 2002 года Total уже открывал “Максидром” в “Олимпийском” – до них такой чести удостаивались только рок-гранды уровня “Алисы”, “ЧайФа” и “Мумий Тролля”.
К сожалению, это был пик Total. Как только Фадеев впал в нирвану экспериментов с другими артистами, изготовление нового материала у Total застопорилось. Как выяснилось, самостоятельность и самоокупаемость стали для группы нереально тяжелым грузом.
“В какой-то момент музыканты оказались предоставлены сами себе, и все рухнуло, – вспоминает Элиасберг. – У нас были приглашения в тур по Германии с известной рок-группой In Extremo, но очень рискованные с финансовой точки зрения, с негарантированным доходом. Поэтому я в эти приключения решил не ввязываться. И как только Total оказался предоставлен сам себе, вся идея рухнула”.
Мне было печально, что при отсутствии продюсера и инвесторской поддержки Total начал вести столь дискретное существование. Дальнейшая судьба Черкуновой в чем-то напоминала коммерческую историю Маши Макаровой после ее разрыва с продюсером Олегом Нестеровым. С той лишь разницей, что никаких конфликтов между Фадеевым и Мариной не было. Просто в какой-то момент стало понятно, что эпоха Total стала для Композитора вчерашним днем.
…Как-то раз я увидел по телевизору музыкантов Черкуновой в качестве сессионников у Юлии Савичевой. Было грустно. Затем с паузой в пять лет музыканты выпустили второй альбом, но Большой Сенсацией он не стал. Группа по-прежнему желанный гость на крупнейших рок-фестивалях, где, как и раньше, отлично смотрится. Есть только одно “но”.
Мне показалось, что на самом старте мы с Фадеевым запустили в космос красавицу ракету, но, к сожалению, ничего выдающегося с ней не произошло. Она на большой скорости вышла на орбиту, но промахнулась мимо Луны. Как написал в похожей ситуации один из знакомых критиков, “ракета давно уже изменила траекторию, клюнула носом и рассыпалась на тысячи маленьких искр”. Увы.
6. Депрессия
У меня нет особых амбиций, я не требую массовой влюбленности в себя. У меня в жизни было две женщины – первая жена и вторая. Я не современный человек, я не болею триппером. Светская мишура и суета для меня не существуют. Существует только музыка – с ней я могу всё.
Параллельно с Total Композитор конструировал еще полдюжины проектов. Живя в студии сутками и питаясь одними гамбургерами, он моделировал в мозгах некую вторую реальность. Макс думал одновременно в нескольких стилистических направлениях: разрабатывал диско-лаунжевый “Монокини”, синти-панк Глюкозы, поп-альбом Лены Зосимовой, электронный “Турин”, нью-эйджевый Oil Plant, пару саундтреков, а также раммштайноподобный студийный проект DNK.
“DNK – это, пожалуй, самый сильный материал, созданный мной за долгие годы, – говорил Фадеев в одном из интервью. – Я им безмерно горжусь. И если найдется артист, которому я поверю, то я отдам ему эти песни и вложу в него все свое сердце, без остатка”.
В машине Макса я прослушал альбом DNK в минусовой версии, без вокала. Впечатление и впрямь было сильное – разрушающие сознание тевтонские рок-марши, сыгранные на суперсовременных синтезаторах. Звук носился из колонки в колонку, а я с грустью думал о том, какая же радиостанция решится все эти звездные войны транслировать. В голову ничего умного не приходило. Я понимал, что, пойдя на компромисс и облегчив концепцию Total, Макс продолжал двигаться в сторону альтернативного рока. Он неистово верил в свои новые проекты и надеялся, что все они взорвут умы и сердца.
“Мы никуда не отступаем, – любил говорить Фадеев коллегам и единомышленникам. – Мы просто наступаем в другую сторону”.
Приоритеты изменились, и теперь в голове у Композитора бушевали новые страсти и новые революции. “Я сейчас занимаюсь проектом „Турин“, – говорил Макс журналистам. – Для меня это будет как отдушина, потому что это – электронный панк. Очень странная музыка. Я просто сделаю ее для себя, как хочу. Не пытаясь подстроиться под моду, подстроиться под слушателя”.
Еще один проект под названием Oil Plant был придуман Фадеевым в Германии – для поколения преуспевающих людей с современным менталитетом, воспитанных на музыке Kid Loco и сборниках типа “Cafe Del Mar”. Европейская раскрутка Oil Plant была связана с затоплением космической станции “Мир”. Телетрансляцию этой постиндустриальной акции показывали на всю Европу по спутниковому телеканалу “Space Night” в сопровождении атмосферной музыки Фадеева.
Тогда подумалось, что на сегодняшний день пиар российской электронной музыки по своим бюджетам, пожалуй, самый крупномасштабный в мире. Под произведения Вячеслава Мещерина мы космические станции запускаем, а под опусы Максима Фадеева – топим. Гениальные пиарщики типа Малкольма Макларена не смогли додуматься до подобных промо-акций даже под воздействием самых тяжелых наркотиков.