Наемник поднялся, повел плечами:
— Должен с тобою согласиться. Мы теперь все одинаковые. И ты, белоручка, и мои ребята, которые за тебя всю грязную работу сделали. Если расслабимся и к латникам в руки попадем, висеть на одном дереве, рядком… Иди спать, нам завтра к последнему мерзавцу заглянуть осталось, и работа сделана.
Хейдер поднял воспаленные глаза и ответил, с трудом сдерживая бешенство:
— Я не поеду, хватит с меня. Я шел защищать и спасать, а не грабить и убивать. У нас теперь разные дороги…
— Тебе так кажется, мальчишка… Дорога теперь у нас одна. Или в лес до осени с местными, или на прорыв на север, пока тропы не перекрыли… Но дело твое. Мы завтра заканчиваем и через ночь уходим.
— Бросив крестьян на откуп дружинникам? Их же перережут как баранов!
— Не успеют. Можешь не волноваться, мы больше потов прольем, удирая отсюда, чем эти хитрые пройдохи. Они не только с соседями поквитались, да чужое имущество к рукам прибрали. Они еще успеют часть дружины в болотах оставить, если кто в лес сунется. Так что больше о своей голове заботься…
Посмотрев за окно, где плясали во тьме холодные снежинки, бастард лишь покачал головой:
— В лесу? В болотах? Кто же сможет по морозу в лес бежать, бросив дома и все нажитое? Верная смерть… Или от чужих мечей, или от холодных объятий Фриддэфа…[36]
Последнее семейство попыталось бежать, но неудачно. Столкнувшись на дороге с вооруженной вилами и кольями толпой, эггендом выставил охрану и повернул сани с домочадцами обратно. Потеряв при обстреле шестерых, крестьяне замерли на краткий миг, сбившись в кучу. Наемники сдвинулись по бокам орущей массы людей и навесным ответным огнем погнали слабо вооруженных защитников назад. Вслед за побежавшими рванули разъяренные нападающие. Пока жаждущие крови мужики штурмовали забор, валили ворота и ломились в запертый дом, наемники преследовали сани, свернувшие в заснеженное поле. Как ни нахлестывали безоружные люди надрывающихся лошадей, их быстро нагнали и перебили прямо там, оставив изломанные окровавленные тела среди белоснежной сияющей пустоты. Вернувшись, отряд посмотрел на пылающий дом, в котором погибли остатки охраны, и начал привычно шарить по сараям, выискивая с другими мародерами что-либо ценное.
Ближе к обеду в поместье примчался перепачканный кровью гонец. Надрывно крича, он махал руками и показывал за спину, в сторону леса:
— Там, там латники! Лорд прислал латников! Много! Они напали на нас, когда мы скот гнали, всех убили, всех! Никого не щадят, рубят без разговоров! Там!
Кривоногий баткарл метнулся к командиру, который внимательно вглядывался в далекие фигурки, шагающие по дороге.
— Уходим?! Пока поле не перекрыли, как раз успеем!
— Зачем? — удивился Хаваскатт. — В поле мы под обстрел попадем. Ребята лорда Лэксефа этот сброд сметут за минуту, затем возьмут луки и хорошенько нас проредят. Вон как споро идут, скоро будут здесь. Да и если побежим, то как добычу из деревни заберем?
— Что тогда делать?
— Строй пьяниц, пусть выбитые ворота телегами закрывают, за забором выстраиваются. Парней я по крышам рассажу, часть вон там укрою, у дровяника. Латников не больше, чем нас. Они идут крестьян гонять. Как во двор втянутся, мы их как кур перестреляем. И крестьяне еще надавят, телами завалят. Когда всех прикончим, железо местным раздадим. Пусть лорд их по лесу и полям гоняет. С оружием в руках они не сразу побегут, нам день-другой выиграют…
— Понял, — осклабился тиорен и поспешил к десятку, распределять людей на позиции…
На пыльном чердаке скотного двора кисло пахло сеном и не убранным с утра навозом. Два стрелка тихо перешептывались, разглядывая в щели подошедший к забору отряд:
— Ты смотри, ничего не боятся, как на парад выстроились!
— А чего им бояться? Вон горлодеры в портки наложили и уже бы по полю скакали, как зайцы… С кольями стоят, лишь потому что наших мечей и стрел боятся больше, чем латников. Пока боятся больше. А как кровь польется, так и побегут…
— Ничего. Баронские обрубки на забор не полезут, и мало их, чтобы окружить и держать нас в осаде. Сейчас телеги крючьями растащат и во двор полезут. Говорят, во время бунта за каждую голову им звонкой монетой платят. Чтобы бунтовщиков уничтожали, а не по деревням баб брюхатили.
— Не знаю, меня в дружину не брали, — хохотнул первый из стрелков, поправляя тетиву.
— О, что я говорил! — обрадовался второй, втыкая перед собою пятую пернатую смерть. — Полезли… Начинаем?
— Подожди, не спугни… Седой сказал, по приказу… И никто не уйдет…
— Куда им уйти?.. Вон поле и дорога… Хорошо, что мы не побежали, не люблю стрелы спиною ловить…
— Никто не любит… Заткнись и смотри лучше. Наши от правого столба у ворот и на дороге. Как закончим, так и парням поможем…
Выбросив за щиты длинные багры, солдаты медленно выволокли пару телег за ворота, спихнув их в глубокий снег. Пятеро бойцов остались снаружи, страховать выход, остальные пошли внутрь. Узкая колонна, укрывшись за щитами, ощетинилась копьями и медленно втянулась во двор. Перепуганные крестьяне попятились, видя перед собою неумолимых убийц, закованных в броню доспехов. Миг-другой, и протрезвевшая толпа побежала бы, не пытаясь даже постоять за себя. Но в отличие от перепуганных хлеборобов, внимательные глаза наемников видели другое: потертые доспехи, щербатые щиты, нечищеные шлемы со следами ржавчины. Похоже, в гости наведались не латники барона, а наспех сколоченное ополчение из ближайшего городка, куда примчались гонцы перепуганных эггендомов. И в отличие от профессиональной дружины, эти вояки также быстро побегут со всех ног, когда встретят перед собою не безоружного крестьянина, а настоящего воина.
Приподнявшись в стременах, Хаваскатт вдохнул морозный воздух и проорал, не щадя голоса:
— Отомстим!!!
Щиты дрогнули от неожиданности, а затем со всех крыш, из-за спин замерших крестьян ударили стрелы. Где-то злые стальные наконечники вгрызались в окованное дерево, но большая часть попала в не прикрытые ничем лица, вцепилась в горячие тела, пробивая теплые куртки с редко нашитыми бляхами. Строй смешался.
Не дожидаясь, пока солдаты повернут, командир наемников тронул коня вперед и закричал в перекошенные от страха лица:
— Чего ждете, братья?! Бей их, бей! Они уже бегут!!!
Толпа с кольями в руках медленно шагнула вперед. Если бы солдаты прикрылись, сплотили ряды, если бы метнули хотя бы одно-другое копье навстречу — то крестьяне побежали бы без оглядки. Но разорванный строй беспорядочно шагнул назад, показав свой страх. Стрелки продолжали убивать ополченцев, не жалея стрел, и вслед за попятившимся противником пошел опьяненный будущим успехом вал. Пошел, подхватив животный крик:
— Отомстим!!!
С уханьем толпа вломилась в смешавшуюся группу солдат.
Наемникам даже не пришлось обнажать мечи, как почти две сотни крестьян смяли ополчение. У забора еще возились, пытаясь свалить крошечную группу людей, не глядя тыкающих копьями, а остальных уже молотили вовсю, без разбора, топча и чужих и своих.
Хаваскатт подъехал ближе к воротам и указал мечом на крошечный очаг сопротивления. Больше десяти стрелков безнаказанно расстреляли с крыш остатки противника и стали спускаться. К командиру подскочил залитый чужой кровью баткарл. Он все же не утерпел и успел где-то влезть в гущу потасовки.
— Сколько их на улице? — спросил Хаваскатт, убирая меч в ножны.
— Трое. Было пятеро, но двоих ребята сняли, остальные удирают.
— Два десятка за ними. Добить. Разведать дорогу и назад. Будем уходить.
— Понял, сделаем.
— Как местные закончат, пусть оружие разбирают, сжигают все дотла и по домам.
Посмотрев на груду тел, где еще кричали раненые, седовласый убийца насмешливо скривил рот:
— А ты хотел все бросать и бежать… От кого?.. Нет, мы не только всю добычу возьмем, мы еще и домой без потерь вернемся… Только так…
ГЛАВА 4
Блэтэлла, вторые эндрегты, третий день
(18-й день 3-го месяца)
Ранним утром, в рассветных сумерках, Хейдер вскочил с кровати, услышав разъяренные крики от околицы. Накинув на себя легкую куртку с короткой кольчужной рубашкой поверх, обнажил меч и вывалился из сеней на улицу. Мимо еще спящего дома к окраине деревни бежали спешно собравшиеся крестьяне. Кто-то щеголял добытыми вчера трофеями, кто-то просто подпоясался и тащил лук и стрелы или на скорую руку смастеренное копье. Повернув вслед за ними, бастард помчался к разгорающейся схватке.
Потеряв в сожженном поместье четвертую часть ополченцев, командир городской стражи встал перед выбором: или возвращаться назад, склонив голову под тяжелую длань лорда, или попытаться ответить ударом на удар и хоть как-то выправить положение. Решив, что первая неудача была случайной и отряд просто попал в засаду, он приказал переночевать в лесу и ранним утром атаковал одну из мятежных деревень. К несчастью незадачливого командира, наемники заставили крестьян наладить охрану, и задремавший было хлебороб на крыше сарая успел все же поднять тревогу.
Теперь у низкого плетня кипела драка. Не имея возможности сбить в глубоком снегу какое-либо подобие строя, ополченцы дрались поодиночке, медленно пробиваясь вперед. Отмахиваясь от них копьями и мечами, крестьяне орали от страха и пятились. Там, где на одного солдата приходилось по три-четыре противника, отступление прекращалось и сменялось беспорядочными атаками. Сугробы во многих местах были залиты кровью. То с одной стороны, то с другой хлопали луки, и тогда кто-то или вскрикивал, или падал молча в снег.
Проскочив в первые ряды, Хейдер достал ближайшего ополченца и, открыв на сегодня счет личным жертвам, закричал:
— Отходим к домам, отходим! Там перегородим дорогу и укроемся! Пока стрелки не начали нас выбивать! За заборы, перегораживай дорогу!
Пока бастард раздавал приказы, еще один солдат попытался его атаковать. Повернув корпус, Хейдер пропустил холодную сталь копья слева от себя, ткнув походя в открытое бедро противника мечом. Подхватив выпавшее у раненого врага оружие, бросил копье суматошно мечущемуся молодому парню в распахнутой шубе и еще раз прокричал: