— Я — твоя половинка. А ты — моя… Слышишь?
Кром попытался отшатнуться, запнулся о лавку и, пытаясь удержать равновесие, был вынужден одной рукой упереться в стену, а другой обнять меня. Жар его ладони, горячей, как уголек, только что вылетевший из костра, опалил мне поясницу, в мгновение ока выжег сотрясавшую меня нервную дрожь и затуманил разум. Настолько, что я запустила руку под его рубашку и принялась ласкать его спину:
— Я — твоя, слышишь? И буду твоей до последнего вздоха…
Когда жар в пояснице куда‑то пропал, я уже ничего не соображала. Поэтому подалась вперед и вжалась грудью, животом и бедрами в пышущее жаром тело своего мужчины:
— Я — твой Огонек! Я буду светить тебе все ночи напролет, начиная с этой!
— Мэй… — хрипло выдохнул Кром, ласково провел ладонью по моим волосам, шее, спине и… заскрипел зубами!
Поняв, что он вспомнил о моем решении выйти замуж и родить ребенка, я закрыла ему рот ладошкой и гордо улыбнулась:
— Слово, данное тебе, превыше любого долга! Ты прошел свой Путь, значит, я, как твоя гард’эйт, обязана следовать за тобой…
Он что‑то промычал мне в ладонь. Кажется, мое имя.
Я нежно коснулась пальчиком кончика его носа:
— Вот я и последую… С превеликой радостью… Так что обними меня, пожалуйста! И поцелуй…
Желание, прозвучавшее в моем голосе, свело его с ума — он закрыл глаза, прижал меня к себе и поцеловал. В ладонь, которой я затыкала ему рот.
— В губы… — хрипло потребовала я, встала на цыпочки и зажмурилась…
Воспоминания о поцелуе были такими яркими и сильными, что я спрятала лицо в ладонях и попыталась думать о чем‑нибудь другом.
Не тут‑то было — перед моим внутренним взором все так же переливались радужные пятна, в животе бушевало пламя, а спина и поясница все так же ощущали жар ласкающих меня рук.
— Еще… — с трудом переведя дух, попросила я. Потом прислушалась к своим ощущениям, поняла, что одних поцелуев мне будет мало, решительно выскользнула из его объятий, сорвала с себя ночную рубашку и развела руки в стороны: — Я — твоя… Вся… Бери…
Кром упал передо мной на колени, опустил голову и глухо простонал:
— Ты меня не простишь… И я себя — тоже…
Я шагнула вперед, запустила пальцы в его волосы и прижала его голову к своему животу:
— Глупости: это — мое решение! Я тебя хочу!!! Хочу, понимаешь?! Больше всего на свете!!!
Несколько долгих — предолгих мгновений он прижимался ко мне щекой, а потом вдруг оказался на ногах. Холодный, чужой и до безумия грустный:
— Мэй, это — не Шаг…
— Что? — растерянно спросила я.
— Шаг — это Щит между Добром и Злом… — глядя в пол, выдохнул он. — Насилие — Зло, поэтому, спасая жертву от насильника, я делаю Шаг. Убийство — тоже Зло, и отводя клинок убийцы, я совершаю деяние, приближающее меня к концу Пути. А вот попытка лишить себя жизни — это не Зло, а Выбор. Того, кто поднимает на себя руку…
Перед моим внутренним взором замелькали ненавистные лица моих женихов, и он, словно почувствовав это, заключил меня в объятия:
— Моя душа, мое сердце и моя жизнь принадлежат тебе! Но мне остался еще один Шаг, который…
— Который ты постараешься сделать только через два года…
«Два года… — потерянно подумала я, с ненавистью посмотрела на Полуночника, упорно рисующего букву «о», и закусила губу. — Близость с кем‑то из них… Рождение ребенка… И — Темное Посмертие, перед которым не будет ни одного дня настоящего счастья…»
Взгляд сам собой метнулся вправо — к Крому, объясняющему Этерии Кейвази какое‑то хитрое движение, — и застыл:
«Ни для него, ни для меня…»
Я изо всех сил дернула себя за лахти, зашипела от боли и снова услышала голос отца:
— Корона, род, ты. И никак иначе…
Глава 14 — Кром Меченый
…Первые минут тридцать тренировка с леди Этерией казалась мне подарком Двуликого — выносливая, как скарская кобылка, и въедливая, как ворон[86], девушка повторяла каждое показанное ей движение по сотне раз, требовала придираться к каждой ошибке или неточности и, тем самым, отвлекала меня от мыслей о Мэй и ее будущем.
Разминка, отработка кувырков и падений — все время, пока баронесса готовилась начать изучение бросков, я, как настоящий мастер, жил ею одной. И изредка возносил благодарственную молитву Двуликому, подарившему мне такую хорошую возможность, чтобы отвлечься от горьких мыслей.
Увы, как только я счел, что баронесса усвоила требуемое, и показал ей первый захват, подарок начал превращаться в проклятие — сначала я почувствовал глухое раздражение из‑за того, что до меня дотронулась не Мэй. Потом сообразил, что во время бросков леди Этерия будет прикасаться ко мне не только руками, и разозлился. Настолько, что некоторое время ломал голову, пытаясь придумать причину, которая позволит мне отказаться от данного ей Слова.
Не придумал. Поэтому проклял тот день, когда согласился взять ее в ученики, решил потерпеть и… дотерпелся — когда леди Этерия начала отрабатывать захват за ворот араллуха и потянулась к моей шее, я поймал взгляд Мэй, полный жгучей ревности и обиды.
«Я не могу отказаться ее учить!!! — мысленно взвыл я. — Я дал Слово!!!»
Мэй опустила взгляд и сгорбилась. Так, как будто из ее спины вырвали позвоночник.
У меня подогнулись колени. Я сделал шаг к ней и остановился, почувствовав рывок за ворот:
— Кро — о-ом, я — тут! А ты — неизвестно где…
— Я думаю… — глухо буркнул я, потянулся было к шраму — почесать — и получил по руке от вовремя заметившей это баронессы.
— Не трогай!!! Впереди — графство Увераш…
Кивнул. С ненавистью посмотрел на Вагу, стоящего рядом с МОЕЙ ПОЛОВИНКОЙ, и улыбнулся. Сообразив, что тренировать баронессу Кейвази можно по — разному…
…На мою просьбу помочь Крыло Бури ответил согласием. Но прежде чем подойти к нам, остро посмотрел на младшего брата, выполняющего очередное задание Мэй, и что‑то негромко сказал.
Она криво усмехнулась и закусила губу.
У меня потемнело в глазах — судя по выражению ее лица, Вага только что попросил ее обратить внимание на Ночную Тишь!!!
Несколько ударов сердца я стоял столбом, пытаясь справиться с накатившим на меня бешенством. Не смог. Поэтому, когда хейсар остановился передо мной и развел руки, показывая, что готов, шагнул к нему и с мстительной радостью сомкнул пальцы на вороте его араллуха:
— Посмотрите на мою руку, леди Этерия! Со стороны кажется, что я хватаю только за ткань. Но это не так: на самом деле мои пальцы прихватывают еще и кожу. Довольно сильно…
Сильно. Даже очень — пальцы с жались с такой силой, что Вага, как всякий хороший воин, умеющий терпеть боль, заскрипел зубами!
— Такой захват заставляет вашего противника отвлечься… — с трудом удержавшись от мстительной улыбки, сказал я. — Да, всего лишь на миг, но очень часто этого мига бывает вполне достаточно, чтобы победить…
Баронесса понимающе кивнула и потянулась к моему вороту.
Я отшатнулся:
— Покажите на нем, ваша милость: так мне будет легче исправлять ваши ошибки…
Скользнула к нему, схватила, сжала пальцы, вгляделась в бесстрастное лицо хейсара и задумчиво посмотрела на меня:
— Бросать я буду тоже его?
Я кивнул:
— Да, леди!
— Хм…
— Он — раза в полтора легче, чем я!
— Зато ты — Мастер и мой учитель!
Объяснение я уже придумал. Поэтому мотнул головой в сторону Крыло Бури и усмехнулся.
— Я — в полтора раза тяжелее, чем он! — кивнул я. — Если вы будете бросать меня, то очень быстро устанете. Или, не дай Вседержитель, надорветесь. С ним вам будет проще — вы сможете сделать намного больше повторений, а значит, освоите бросок быстрее. Кроме того, Вага — побратим вашего жениха, значит, ваша честь не пострадает…
Баронесса недовольно повела плечиком, но спорить не стала:
— Логично…
А вот Вага — попробовал:
— Это неправильно! Да, я побратим Неддара, но это не значит, что я должен прикасаться к его эйди’но’иаре[87]!
Об обычаях хейсаров я знал немногое. Но чтобы ответить на эту фразу, моих знаний хватило за глаза:
— Слово «должен» тут не подходит: Путь Кулака[88] — это часть Пути Волчьего Клыка[89], а ты — кровь от крови Вейнарского Льва. Ты ИМЕЕШЬ ПРАВО прикасаться к его невесте как в бою, так и вне его…
— Вне боя — только для защиты… — уточнил воин.
— Кром прав, Вага… — вздохнула баронесса. — Если я буду бросать его, я надорвусь. Значит, в данном случае ты бережешь мое здоровье…
…Где‑то часа через два после окончания тренировки, когда лагерь окутала ночная тьма и большая часть наших спутников, устроившихся на ложах из нарубленного лапника, уже почувствовала прикосновение Хэль[90], Мэй встала с седла, брошенного рядом с костром, подтянула ансы, нашла меня взглядом и кивнула в сторону леса.
Я тут же оказался на ногах, подхватил мех с водой, привычно перехватил недовольный взгляд Тиль и неторопливо зашагал к опушке. По пути показывая Мэй, ослепленной светом костра, торчащие из земли корни.
Дошел. Приподнял ветку, которая могла поцарапать ей лицо, отвел бедром вторую, растущую на уровне ее живота, шагнул в кромешную тьму и почувствовал робкое прикосновение к локтю:
— Можно я возьму тебя за руку? А то я ничего не вижу…
— Конечно, можно… — буркнул я и изо всех сил вжал ногти в ладони, чтобы не показать ей, насколько сильно я жажду ее прикосновений.
Девушка подошла поближе, нащупала мою ладонь и… переплела свои пальцы с моими! Нежно — нежно!! Так, как будто это было не обычное прикосновение, а ласка!!!
Я тут же оглох и ослеп. И начал воспринимать мир через ее пальцы.