— А че, девка справная, все при ей. Да и паром не птица: пока доплывет — натешитесь…
То, что переправа через Вилику — дело не быстрое, Бельвард уже знал. Поэтому задумчиво посмотрел на рощицу, в которой они оставили Браню, — девка была хороша, и взять ее еще разок — другой он бы не отказался. Но, подумав, решил, что сильничать девку в присутствии того же Штыря означало опуститься на его уровень. А этого он, урожденный Увераш, себе позволить не мог.
— Неохота…
— Ва — а-аще? — Штырь мгновенно перевернулся на живот и заинтересованно уставился на Бельварда. — Тогда, ваш — мл — сть, мож, уступите ее мне?
Юноша на миг потерял дар речи — эта наглая тварь предлагала ему поделиться с ним своей женщиной!
— Что — о-о?!
Серый не испугался! Совсем:
— Че добру — т пропадать? Сами ж решили, что девку надо кончить еще до заката! До него — совсем ничего, вам — неохота, а я не откажусь!
— Слышь, ты, быдло, девка — моя!!! — рыкнул Бельвард, с силой шарахнул кулаком по земле и, запоздало сообразив, что при слове «быдло» глаза Штыря полыхнули жгучей ненавистью, вдруг понял, что перегнул палку.
— Разве кто спорит, ваша милость? — вкрадчиво поинтересовался Серый. И многозначительно добавил: — Кто‑кто, а мы это знаем не хуже вас!
Намек был — понятнее некуда: слово «мы» надо было понимать, как «четыре лучшие пятерки ирригардского братства Пепла…»
Дав Бельварду время осознать всю серьезность завуалированной угрозы, Штырь глумливо ухмыльнулся:
— Опять же, зачем вам две девки, ваш — мл — сть? Если все пройдет как надо — ть, вечером вас будет ублажать аж — мо целая баронесса!
Интонация, которой Штырь подчеркнул фразу «если все пройдет как надо», заставила Бельварда мысленно взвыть от бешенства: Серый имел наглость поставить его перед выбором!
Согласиться с его предложением значило потерять лицо и упасть в глазах членов ирригардского братства Пепла ниже некуда. Не соглашаться? Несогласие ставило под угрозу осуществление его планов и пахло смертью.
Судя по насмешливому выражению глаз Серого, он это понимал не хуже Бельварда. И с интересом ждал его ответа.
«Честь — превыше всего…» — угрюмо подумал юноша. Потом представил себе довольную рожу Нелюдя, ускользающего из почти захлопнувшейся ловушки, и торопливо осенил себя знаком животворящего круга: раз самый обычный разговор со Штырем столкнул их лбами, значит, Бездушного опекал Бог — Отступник!
Штырь, увидевший знак, оскалился и как бы невзначай перевернулся на левый бок, пододвинув правое колено к локтю правой руки.
«За голенищем — нож… — обреченно подумал юноша. — Ударит, как только я пошевелюсь…»
Умирать, зная, что через три — четыре дня Бездушный доберется до храма Двуликого и получит вожделенное Темное Посмертие, он не имел права, ибо его смерть оставляла Валена и Миддара неотомщенными.
— Девок много не бывает… — угрюмо пробормотал он.
Штырь, решивший, что эта фраза — начало отказа, приподнялся на левом локте, оторвал десницу от земли и… замер, услышав следующую:
— Однако эта мне уже порядком поднадоела…
Глумливая ухмылка, возникшая на лице Серого, вывела Бельварда из себя — этот охамевший черный решил, что он, Увераш, испугался смерти! — и… неожиданно натолкнула его на о — о-очень интересную мысль:
— Поэтому я тебе ее подарю. Но после того, как мы сделаем дело и я подпишу вексель…
Напоминание о четырех сотнях желтков, обещанных не кому‑нибудь, а Сулхару Белому, заставило Штыря помрачнеть — смерть Бельварда перечеркивала его надежды получить вознаграждение за почти законченное дело и выставляла виновным перед двумя десятками Серых и главой ирригардского братства Пепла:
— Э — э-э…
— Можешь не сомневаться! — ухмыльнулся Бельвард. И вернул Штырю пропущенный ранее «удар»: — Подарю. Если, конечно, все пройдет как надо — ть и меня будет ублажать целая баронесса!
Серый нехорошо прищурился, но все‑таки кивнул:
— Я тебя услышал!
— Вот и хорошо… — буркнул юноша, стараясь, чтобы в его голосе не прозвучало испытываемое им облегчение. Потом неторопливо перевернулся на спину, мысленно поздравил себя с победой и сообразил, что только что пообещал Штырю ссильничать леди Мэйнарию д’Атерн!
Как ни странно, мысль о том, что он, Бельвард, пойдет против Права Крови, ничуть не испугала — стоило ему представить перед собой лицо рыжеволосой красавицы, как его захлестнула волна бешеного, ни с чем не сравнимого желания, а перед внутренним взором замелькали образы один другого краше:
Она — совершенно нагая, лежащая поперек кровати с бесстыдно раскинутыми ногами и обреченно глядящая в потолок…
Она — с задранным на спину подолом, навалившаяся грудью на заставленный бутылками стол и содрогающаяся в беззвучных рыданиях…
Она — в разорванной до пупа нижней рубашке, сидящая на полу и стыдливо прикрывающая ладонями окровавленное срамное место…
Увы, насладиться мечтами ему не удалось — Двуликий, приглядывающий за гард’эйт своего слуги, заставил Серого пошевелиться, и треск попавшей ему под локоть ветки внезапно напомнил Бельварду о его матери. Вернее, не о ней самой, а о ее ультиматуме:
«ЕЕ — МНЕ!!! ЦЕЛОЙ И НЕВРЕДИМОЙ!!! ЯСНО?!»
«Целой и невредимой? — мысленно переспросил он и, поточнее вспомнив разговор, облегченно заулыбался: — Я сказал: «Да, маменька, ясно!» А это — не обещание…»
…Штырь не обманул — двойка хейсаров, выполняющая обязанности лба, выехала из‑за поворота дороги минут через двадцать после заката. Воины, намаявшиеся с ремонтом кареты, были не в настроении — ехавший справа здоровяк нервно поглядывал на темнеющее небо и то и дело дергал себя за ус, а его спутник без всякой на то нужды горячил коня. Впрочем, это нисколько не мешало им внимательно вглядываться в придорожные заросли и вслушиваться в щебет птиц.
Минуты полторы, потребовавшиеся им, чтобы добраться до раскидистого дуба, от которого можно было увидеть, что прячется за очередным изгибом дороги, показались Бельварду вечностью — несмотря на уверения Штыря и Линя, он все еще сомневался в том, что поведение лучших воинов Вейнара можно предсказать. Поэтому лежал в своем схроне и грыз ногти.
Доехали. Увидели глубокий овраг, склоны которого густо заросли лещиной, недовольно поморщились и остановили коней. Именно там, где за два часа до этого стоял Линь! И спешились!
— Молодцы… — одними губами произнес Штырь. — Бдят…
Бельвард нервно сглотнул — то, что горцы начали вести себя именно так, как предсказывал Серый, еще ни о чем не говорило.
— Сейчас они дождутся кареты и отправятся осматривать кусты, растущие вдоль склонов оврага… — непонятно для чего прошептал Штырь и нервно сглотнул.
Как ни странно, неуверенность Штыря подействовала на Бельварда успокаивающе — когда воины стреножили коней и направились каждый к своей опушке, он ничуть не испугался. И даже вспомнил совет отца не смотреть на дичь, дабы та не могла почувствовать его взгляд.
Отвел. Некоторое время пялился на изъеденный древоточцем пенек, росший чуть левее их схрона. Дождался, пока горец пройдет мимо. И почти равнодушно уставился на поворот, из‑за которого вот — вот должна была показаться карета…
…Редкий, просматриваемый на добрую половину перестрела лес перед оврагом сыграл с воинами лба злую шутку — вместо того чтобы осмотреть его хотя бы на три — четыре десятка шагов в глубину, они ограничились тем, что прошлись вдоль дороги. И, убедившись в том, что на стволах деревьев, которые можно уронить на дорогу, нет затесов, а в кронах тех, которые погуще, не прячутся стрелки, вернулись к своим коням.
Бельварду стало смешно: «непобедимые» хейсары Неддара Латирдана, о непревзойденных воинских умениях которых столько рассказывал отец, оказались ничуть не внимательнее каких‑нибудь молодых первачей из гильдии Охранников. И умудрились не заметить аж три схрона, выкопанных и замаскированных у них перед носом!
«Бояться нужно только Богов… — чуть переиначив[127] изречение Игенора Мудрого, подумал он, — ибо все остальные — смертны!»
Получившаяся фраза звучала весомо. И наталкивала на интересные мысли. В частности, касательно будущего лежащего рядом Штыря.
«Он — умрет. Когда перестанет быть нужен. И когда его смерть не смогут связать со мной и с нашим родом. А вот его люди…»
Что надо будет сделать с остальными Серыми, юноша не решил, так как услышал скрип колес подъезжающей кареты и выбросил лишние мысли из головы…
…Разобрать отрывистые команды воина, восседающего на неказистом, но от этого не менее дорогом скарце, не получилось — они отдавались вполголоса и на хейсарском. Впрочем, особой необходимости понимать, собственно, и не было: дослушав десятника, воины лба метнулись к оврагу и растворились в придорожных кустах. А через мгновение от кареты отошли еще двое. Правда, рванули не вперед, а в стороны. В уже осмотренный их товарищами лес.
Это в планы Серых не входило, поэтому Бельвард ощутимо напрягся. И изо всех сил сжал ложе своего арбалета.
Дальше — хуже: как только вторая пара исчезла среди деревьев, горцы, оставшиеся у кареты, спешились. И не просто так, а встали так, чтобы их кон и защищали их от внезапного выстрела.
«Ноги видны все равно… — чувствуя, как по спине текут капельки холодного пота, подумал Бельвард. — Кто‑нибудь да попадет! И потом, нас — больше чем полтора десятка, а их — всего пятеро…»
Додумал. Кое‑как успокоился. И напрягся снова, когда из‑за поворота выехали хейсары хвоста.
«Семеро против семнадцати. Терпимо…»
— Семеро — это не так много… — вторя его мыслям, выдохнул Штырь.
Уверенности в его голосе не было. Совсем. Поэтому Бельвард закрыл глаза и мысленно вознес мольбу к Вседержителю:
«О Защитник всего сущего, Средоточие Света Немеркнущего и Хранитель душ сыновей и дщерей своих! Молю тебя о спасении вечной души моей от происков Бога — Отступника, рыскающего во Тьме, от слуг его, отринувших служение Свету, и от тех, кто ниспослан им в помощь! Не оставь меня, Всеблагой Отец, на пороге лютой смерти, укрепи мо