Никогда об этом не задумывался.
Повторяй за мной. Шай, Энн.
Шай, Энн.
Шайенн.
Шайенн.
Привет.
Уэс. Мм, так меня зовут.
Привет, Уэс-мм-так-меня-зовут. Хочешь со мной прогуляться?
Да.
Иди рядом. Вот так.
Ты здесь живешь?
Иногда. Когда мама уезжает на гастроли.
А сейчас она на гастролях?
Еще две недели будет в Японии, а потом неделю в Южной Корее. Она поет в джазово-этническом хоре.
В каком именно?
А ты знаешь много джазово-этнических хоров?
Ну… немного.
А какие знаешь?
Ну…
…
Наверное, никаких.
Моя мама поет в «Инопланетном хоре Котопахи».
Ясно.
Иногда с ними выступает Джон Андерсон.
Ага.
Вокалист группы Yes.
Ого!
Ого?
Ну да, это же круто. Вокалист Yes? Реально круто. А чего ты смеешься?
Да так.
Нет, правда, что смешного?
Ты милый.
А почему тут везде Gatorade?
Gatorade спонсирует многие альтернативные религии. Не только нашу.
О.
Тебе кто-нибудь рассказывал о джарольдизме?
Мм… нет еще.
Нам нужны мальчики твоего возраста, так что слушай и старайся быть непредвзятым.
Да, конечно.
…
О. Это была шутка?
Мне нравится над тобой прикалываться.
А я уж подумал, что попал в секту и теперь не выберусь.
Да нет. Дядя Джарольд учился в одной школе с ребятами, которые выпускают Gatorade, и вложил деньги в их компанию. Дело пошло. У него было много удачных вложений.
Ясно. Значит, этот дом он не на одни продюсерские доходы построил?
Нет. Дядя Джарольд говорит, мало просто заработать. Нужно вложить заработанные деньги, чтобы заработать еще больше денег, прежде чем вмешается государство и обложит все налогом так, что ничего не останется.
Хммм.
…
Да нет, ничего. Забудь.
Что?
Просто мои родители работают в обычной школе, и налоги для меня… ну… это необязательно плохо, понимаешь? Поэтому я не говорю о политике. А ну-ка, догони меня.
Что?
Догони меня!
Догнал! И что ты теперь со мной сделаешь?
Я… эээ… погоди минутку. Ууууууу.
Жду.
Сейчас… дай отдышаться.
Давай, только быстрее.
У меня легкие раз…
Опоздал!
Когда я догнал ее, она сидела в джакузи. Большом широченном джакузи с горячей водой, которое стояло на террасе. Она просто прыгнула в воду. В одежде. В джакузи уже кто-то сидел. Там были Куки и Эш. Большой Притч тоже сидел там, и капли горячей воды на его волосатой груди блестели, как роса. Кажется, я узнал еще двоих, а вот другие трое были мне незнакомы. Ванна была достаточно просторной, и никто никому не мешал.
Эш старалась не смотреть в мою сторону. Я старался не смотреть на нее.
– Залезай, быстрый и ловкий, – сказал Куки.
Меня все еще немного потряхивало, но я не подал виду. Разделся до трусов. Кажется, на это ушло около часа. Залез в джакузи между Шайенн и Большим Притчем. Вода была невероятной. Меня словно окутало дыхание Бога.
Шайенн ныряла и сидела под водой так долго, как будто решила покончить с собой. Потом на поверхности появлялась ее смеющаяся голова. Она хватала воздух ртом, пытаясь отдышаться.
Голова большого Притча в лодке из бороды развернулась ко мне, как танковое дуло. Глаза у него были как у кальмара.
– Лучшие художники воруют, – проговорил он.
– А?
– Ты тот парнишка, который думает, что лучшие художники воруют.
Шайенн набрала полный рот воздуха и нырнула.
– Ага, – ответил я.
– А как стать хорошим вором?
– Хороший вор – тот, кого не поймали.
– А как сделать, чтобы тебя не поймали?
– Наверное, нужно быть очень осторожным.
– Тебя никогда не поймают, если никто не знает, что ты вор.
– О.
Он смотрел на меня своими кальмарьими глазами.
Вода изрыгнула скользкую мокрую узкую головку Шайенн. Волосы облепили ее лицо. У корней они были тускло-русыми.
– Хочешь узнать абсолютную вселенскую истину? – спросил Большой Притч.
– Пап, ты чего там ему втираешь? – окликнул его Куки.
– Конечно, хочу, – ответил я Большому Притчу.
– Абсолютная вселенская истина в относительности.
– В относительности.
– Да.
– И что это значит?
– Не могу сказать.
– О.
– Ха-ха!
– Ха-ха.
Шайенн снова нырнула под воду.
– Никто не сможет сказать тебе, что это значит, но послушай меня. Неважно, кто ты. Неважно, что ты. Неважно, где, когда и как. Всегда есть что-то больше тебя и меньше тебя. Что-то быстрее тебя и медленнее. Что-то старше, моложе, легче, тяжелее, светлее, темнее. Всегда есть кто-то или что-то.
– Не только кто-то, но и что-то?
Он наклонился ближе. Его глаза зависли сантиметрах в пятнадцати от моих. Дыхание пахло жжеными листьями.
– Если тебе кажется, что все разом навалилось, – сказал он, – если тебе кажется, что проблем слишком много, расширь фокус. И твои проблемы сразу покажутся очень маленькими. Далекими и ничего не значащими.
Он отодвинулся.
– А я, значит, навожу фокус, – проговорил я.
Притчард повернул голову и подхватил вернувшуюся к нему сигарету.
Я оглядел сидевших в джакузи. Наши с Эш глаза наконец встретились. Я отвернулся. Посмотрел на дом. Попытался навести фокус. Приблизить каждое окно. Заглянуть внутрь не получилось. Я прошелся сначала по первому этажу, потом по второму. Услышал, как Шайенн снова вынырнула за моей спиной. На окне чердака были подняты ставни. Окно выходило на крышу.
Я долго смотрел на него.
Глава 28А потом вылез из джакузи и вошел в дом в одних трусах, закапав все водой, и никто даже глазом не моргнул
Поднявшись на чердак, я почти высох.
В голове звучали обрывки мелодий, услышанных в различных уголках дома по пути наверх. Их отголоски накладывались друг на друга и звенели в ушах, как детские крики на перемене в коридорах. Громче всего звучала мелодия блок-флейты, похожая на заглавную песню из передачи «Барни и его друзья» с расхождением в две-три ноты.
Не знаю, как я догадался, что это он открыл окно, ведь с террасы его не было видно. Но высунув голову в открытое чердачное окно, я сразу его увидел. Кори сидел на краю крыши, свесив ноги, засовывал руку в банку и жадно, как зверь, слизывал с пальцев ее содержимое.
– Что ешь? – спросил я.
Он молча поднял банку, и я увидел, что это арахисовое масло.
– О черт, – ахнул я.
Он сунул в рот еще целую пригоршню.
– Черт, черт, черт, – ругнулся я, вылез в окно и бросился к Кори на всех парах. Дом был крыт очень гладкой и дорогой на вид черепицей. Бежать пришлось на четвереньках. Кори даже не смотрел на меня.
Само собой, я запаниковал и стал думать: это я виноват. Все из-за того дерьма, что я ему наговорил в студии. Так дерьмово себя повел, что он пытается покончить с собой. Потому что зачем еще Кори обжирается арахисовым маслом? Шприца с адреналином у него при себе нет, он специально забрался туда, где никто не нашел бы его, случись с ним анафилактический шок. Просто упал бы с крыши, и все. В моей голове снова заголосили ужасные Уэсы, но я изо всех сил старался сделать так, чтобы они заткнулись.
Когда я подполз к Кори, то обнаружил, что он не раздулся, не покрылся сыпью и не бьется в припадке. Но смотреть на меня все равно не смотрел. Опустил голову и разглядывал сад внизу.
– Черт, черт, черт, – повторил я.
Он ничего не ответил.
– Кори, прости, что наговорил тебе всякого дерьма там, в студии, – извинился я. – Черт.
Он, кажется, даже меня не слышал.
– У тебя что, приступ? – спросил я.
– У меня нет никакой аллергии, – наконец ответил он напряженным, высоким и сдавленным голосом.
– Что?
– Я всегда подозревал, что нет у меня никакой аллергии, вот и решил проверить.
– О, – я не знал, что сказать. – Что ж, слава богу.
– Слава богу, – повторил он, по-прежнему не глядя на меня, зачерпнул еще пригоршню арахисового масла и слопал его, дрожа.
– Я уже давно здесь сижу, – пробормотал он.
Я думал, что бы такого сказать. Потому что вдруг понял, как жутко зол на него.
На самом деле, я готов был его разорвать. Потому что какого черта он тут устроил? Мне хотелось боднуть его башкой в нос, потому что, ну, серьезно, какого черта? Что он пытается доказать?
«Ты чертов идиот», – чуть было не выпалил я, но тут он повернулся, и я увидел, что у него глаза на мокром месте. Веки дрожали, глаза налились кровью, зрачки расширились, и выглядел он напуганным.
Поэтому я сказал:
– Ты что, обкурился, что ли?
Он кивнул.
А потом посмотрел на меня так, что это все изменило.
– Давай помогу тебе залезть обратно, – сказал я.
Кори вскочил. Но сделал это слишком быстро, и я сразу понял, что в дом он возвращаться не собирается. Вместо этого решил вести себя как полный псих, возможно, с суицидальными наклонностями. Ему пришлось раскинуть руки, чтобы поймать равновесие.
– Господи, Кори! – завопил я. У меня не было уверенности, стоит ли пытаться его схватить.
– Я, наверное, дурак, что сюда полез, – тяжело дыша, выпалил он.
– Да, – прокричал я. – Да! Дурак. Давай помогу тебе залезть в дом, дружище.
– Я сейчас веду себя, как полный псих, да? – спросил Кори, а может, это был не вопрос, а утверждение. После чего швырнул банку с арахисовым маслом в сад.
– Ага, – я попытался не паниковать. – Но это ничего, друг. Только давай заберемся обратно в дом.
– Нет, – сказал он, согнувшись пополам и очень внимательно глядя вниз, в сад, словно пытался разглядеть что-то написанное на листьях растений, – нет, нет, нет, ведь тогда, ведь тогда, ведь тогда это будет значить, это будет значить, что я псих?
– Нет, приятель, – ответил я. – Нет. Ты не псих.
Но Кори покачал головой.
– А ты прям знаешь, – буркнул он, внимательнее вчитываясь в листья. – Ничего ты не знаешь.