Пока Мала занималась всем этим, Мадам тоже работала не покладая рук. Однако новости приходили плохие. В начале войны она узнала, что ее лондонский салон на Графтон-стрит полностью разрушен в бомбежку. Несколько месяцев спустя погибла ее сестра Регина, мать Малы и Оскара. Ну и самое худшее: первым ушел добровольцем на фронт Рой, а через несколько дней – Гораций.
И снова, как всегда, ее спасала работа. Новую идею ей подсказал муж, князь Гуриели. В конце 1940 года Арчил объявил, что настало время заняться внешностью мужчин. Хелена полностью разделяла его мнение. Американцы с их вечной стрижкой ежиком, бесформенными белыми рубашками и неизбежным темным костюмом казались ей старомодными.
Князь и княгиня открыли новое дело в маленьком здании по адресу 16 Ист на 55-й улице. Так появился Дом мужской моды The House of Gourielli for Men. На первом этаже в маленьком бутике продавались вещи из Италии и Англии – пуловеры, галстуки, носки и другие аксессуары мужского гардероба. На втором этаже находился парикмахерский зал, где клиентам помогали подобрать не только краску для седых волос, но и (это держалось в большой тайне!) – парик или накладные волосы. Посетителям предлагалось много новинок, например специально подобранные для них освежающие, легкие или слегка пряные одеколоны и косметические средства. Настоящей революцией в мире мужчин стал особый набор – средства по уходу за лицом и кислородный аппарат, позволявшие гулякам привести себя в порядок после бессонной ночи!
В соседнем зале находился маленький ресторан, в котором обслуживали клиентов, забежавших перекусить во время обеденного перерыва. Телетайп позволял деловым людям следить за биржевым курсом на Уолл-стрит, пока они были у парикмахера или делали маникюр.
В приемном зале ожидавшие своего мастера клиенты не скучали – на столиках лежали английские и французские журналы, предлагались легкие закуски… В салоне работали четыре парикмахера-брадобрея: два англичанина, грек и итальянец.
Интерьер был таким же роскошным, как и в салонах для женщин: элегантная мебель, мраморные раковины, ковры в серых и синих тонах и спокойная музыка… Вся обстановка располагала к покою и отдыху. Здесь можно было увидеть всех известных людей того времени. Популярный американский актер Тони Кертис, постоянный клиент, регулярно приходил стричься и делать маникюр. The Gourielli Men’s Shop стал первым в мире косметическим салоном для мужчин.
Компания The House of Gourielli была совершенно независима от Helena Rubinstein Inc. Идея для того времени была слишком смелой, и мужчины еще не были готовы проходить косметические процедуры по уходу за лицом и телом. Возможно, она и не рассчитывала на большую прибыль от нового предприятия? Хелена Гуриели создала несколько косметических линий для женщин, включая декоративную косметику, которые вышли под торговым знаком The House of Gourielli. У товаров для мужчин и для женщин этой марки был одинаковый дизайн, в их рекламе упоминался один и тот же диетический продукт – Вита Вафли, активным элементом которого был кислород.
Князь и княгиня Гуриели поселились в здании на Парк-авеню, где купили квартиру, в конце 1941 года. «За буханку хлеба», – говорила Хелена. Прежде чем сделать это, они осмотрели много квартир – их конечно же интересовал последний этаж. Однажды княгиня нашла настоящую диковину: около тридцати старомодных комнат, располагающихся на трех этажах. Ансамбль ей очень понравился, но через несколько дней после подписания договора позвонила ее агент по недвижимости, «очаровательная и честная» женщина.
– Сожалею, но вы не сможете купить эту квартиру.
– Почему?
Бедная женщина не решалась продолжить, и Мадам рассердилась:
– Не глупите, рассказывайте!
– В этом доме не позволяется жить евреям.
Ах вот как?! Ну нет, этот номер не пройдет! В таком случае она покупает весь этот дом! Мадам не привыкла к такому обращению.
Наконец, князь и княгиня Гуриели остановили свой выбор на триплексе по адресу 65-я улица на Парк-авеню, расположенном в одном из тех гигантских зданий, архитектура которых представляет собой странную смесь стиля Ренессанс и конца двадцатых годов. Конечно же, квартира находилась на самом верху – они выбрали четырнадцатый этаж. При входе было очень много зелени: банановые деревья, каучук, азалии и другие экзотические растения занимали все пространство между тремя большими французскими окнами, как на картинах Дуанье Руссо[91].
Князь и княгиня часто устраивали там приемы. Как и их дома в Париже и Лондоне, нью-йоркское жилище было обставлено роскошной мебелью, стены украшали миниатюры и витрины с греческими статуэтками и произведениями африканского искусства, повсюду висели картины знаменитых художников. Мебель из темного индонезийского дерева была покрашена в белый цвет. Мраморные бюсты, каждый на специальной подставке, красиво выделялись на фоне белых стен.
Раздвижное окно столовой выходило на террасу, с которой открывался вид на Парк-авеню. Пол там был из белого мрамора, стулья обиты белой кожей, а рядом с камином почти всю стену занимал барельеф работы Эли Надельман. В гостиной висели прекрасные полотна импрессионистов, художников парижской школы и других мастеров. Одну из стен украшал огромный гобелен по эскизу Пикассо, а рядом – два маленьких по эскизам Руо 1935 года, сделанные в мастерской Мари Кюттоли. Мебель была в основном американская, времен королевы Виктории, работы Белтера. И наконец, целую стену занимала коллекция скульптур из Африки и Океании.
В маленькой комнате, прилегающей к спальне Мадам, the chintz room, находились рисунки в стиле американского примитивного искусства, там же были две витрины, в которых стояли очень ценные мексиканские и южноамериканские статуэтки из серебра. На камине располагались украшения из венецианского стекла, а люстра, тоже из венецианского стекла, была самым ярким пятном в комнате. В этой chintz room князь и княгиня часто устраивали настоящие марафоны по игре в бридж, во время которых обсуждали дела. Хелена никогда не забывала о делах.
Во все конторы и салоны на Пятой авеню Мадам нанимала сотни сотрудников. Завод на Лонг-Айленде предоставлял работу огромному количеству людей. К этому надо прибавить Салон Гуриели, магазины в Бостоне, Чикаго и Сан-Франциско. У Мадам была привычка называть всех своих секретарш малышками, несмотря на возраст, – так было легче скрыть, что она не помнит их имен. Но если «малышка» попадала в опалу, она тут же переименовывалась в «пустышку».
Хелена любила выбрать себе протеже, которого или которую с воодушевлением расхваливала руководству. Она выделяла им отдельный кабинет, приходила навестить, справлялась о делах и настроении. А потом наступал момент, когда она вдруг не могла их больше видеть. Мадам никогда сама не увольняла людей из суеверия, поэтому начальник кадровой службы должен был проявить деликатность и уволить нежелательную особу.
Но вот как-то раз одна из протеже взбунтовалась. Хелена, как всегда, неожиданно невзлюбила эту «чудесную женщину». Представьте же ее удивление, когда на следующий день, после того как она намекнула начальнику кадровой службы, что сотрудницу надо выставить вон, «чудесная женщина» как ни в чем не бывало вновь сидела за своим столом! Бывшая протеже упрямо отказывалась покинуть рабочее место и, несмотря на распоряжения начальника, приходила каждое утро на работу. Заданий ей больше не давали, поэтому она, удобно расположившись в кресле, весь день читала газеты. Хелена впала в ярость: «Эта кляча все еще здесь!» Вне себя от гнева, она приказала вынести всю мебель из ее кабинета. Больше о «чудесной женщине» не слышали.
В Нью-Йорке, как, впрочем, и везде, Мадам вечно забывала фамилии своих коллег и сотрудников. Гарольд Вейлл, многие годы работавший личным адвокатом Хелены, был известен как «молодой адвокат». Джером Леванд, администратор американской компании, назывался «надежный» – он служил вечным козлом отпущения, которого Мадам постоянно бранила. Другим она тоже давала прозвища: например, Джорджа Каролла, директора по продажам, называла «продавцом»; свою старую подругу, фотографа Эми Блейсделл, которая отвечала за связи с прессой, – «рекламной дамой», а в моменты дурного настроения – «толстухой». Директор по экспорту Ричард Огенблик был в числе фаворитов, и она звала его в зависимости от расположения духа или «польским адвокатом», или «Большим Синьором». Мечтатель Огенблик был очень рассеян; он был романтиком с экстравагантным вкусом. Годами он сопровождал Мадам в ее бесчисленных путешествиях по всему миру. Она заставляла его играть в бридж, и ради нее он даже усмирял свою страсть хорошо поесть и выкурить дорогую сигару. Хелена очень ценила его преданность. «Он знает гораздо больше, чем показывает. К тому же он безупречно честен», – говорила о нем Мадам.
Эти годы были для Франции временем утрат и лишений. Крупные предприниматели начиная с лета 1940 года были согласны на переговоры, чтобы защитить свои интересы от немецкого империализма. А вот с прессой было сложнее. Некоторые газеты соглашались сотрудничать, другие закрывались нацистами. Журналы и газеты неполитической направленности выживали с трудом. Французский Vogue во время оккупации перестал издаваться, тогда как Vogue USA продолжал выходить, и там было много рекламы продукции марки «Хелена Рубинштейн».
Участие в войне Соединенных Штатов выражалось в следующем. С началом войны в сентябре 1940 года был возобновлен обязательный призыв (к тому же сохранялась и контрактная армия). Но закон о защите безопасности Соединенных Штатов касался, в основном, материальной помощи странам, участвующим в войне против Германии, и не предполагал военных действий с американской стороны. Но с 1941 года американские женщины стали готовиться к тому, что война все-таки затронет и Америку: они обучались обращаться с парашютом, азбуке Морзе и телеграфным кодам, ориентированию, навыкам оказания первой медицинской помощи, записывались на курсы пилотажа. В случае войны на американской земле женщины хотели быть максимально полезны своей стране.