— У нас есть шестнадцать минут, прежде чем они окажутся в зоне поражения настенных орудий, — сказал Неровар. — И двадцать две, прежде чем они достигнут ворот, если не изменится скорость их движения.
Гримальд открыл глаза и вздохнул. Люди негромко переговаривались. Они были тренированными и закаленными в боях ветеранами, но генетически улучшенные чувства Гримальда все равно улавливали запах холодного пота и учащенное от страха дыхание в их респираторах. Ни один смертный не мог бы остаться спокойным при виде катящихся на него орд зеленокожих. Даже без мощных военных машин первая атака орков была впечатляющей.
Но город был готов. Пришло время встретиться с тем, ради чего капеллана и послали сюда.
Гримальд шагнул вперед.
Ветер был сильным — следствие нарушения атмосферы из-за столь большого числа тяжелых кораблей, опускавшихся на планету, — но, несмотря на мощный шквал, трепавший шинели солдат-людей, реклюзиарх оставался непоколебимым.
Он шел вдоль края стены, держа наготове оружие. Катушки генератора в задней части плазменного пистолета светились ядовитым светом, и крозиус-булава искрил смертоносной силой. Солдаты не отрывали от него глаз. Ветер трепал его табард и пергаментные свитки, прикрепленные к броне. Сам реклюзиарх не обращал ни малейшего внимания на ярость стихии.
— Вы видите это? — негромко спросил он.
Сначала ответом ему было молчание. Гвардейцы лишь обменялись нерешительными взглядами. Им было неуютно от присутствия капеллана, да и поведение его сбивало их с толку.
Теперь уже все взгляды были прикованы к нему. Гримальд указал булавой на приближавшихся врагов. Тысячи тварей. Десятки тысяч. И это только начало.
— Вы видите это? — прорычал он, обращаясь к людям. Ближайшие ряды вздрогнули от механического рыка, который с почти оглушающей громкостью вырвался из шлема-черепа.
— Ответьте мне!
Несколько дрожащих кивков в ответ.
— Да, сэр… — выдавила горстка воинов, лица говоривших было не вычленить из безликих рядов солдат в масках-респираторах.
Гримальд вновь повернулся к пустошам, потемневшим от собравшихся в хаотичные шеренги врагов. Сначала его шлем издал низкий, искаженный воксом смешок. Через несколько секунд рыцарь уже смеялся, смеялся в пылающие небеса, все так же направляя крозиус-булаву на врага.
— Все вы так же оскорблены, как и я? Ведь это все, что послали против нас!
Он повернулся обратно к людям, смех стих, но изумление все так же наполняло его речь, даже через коммуникатор шлема, делавший голос совершенно нечеловеческим.
— Это и есть то, что они послали? Этот сброд? Мы защищаем один из могущественнейших городов на этой планете. Ярость его орудий в пламени низвергает врагов с небес на землю. Нас тысячи, наше оружие не имеет числа, правота наша бесспорна, и наши сердца гонят храбрость по нашей крови. И вот эти нападают на нас?
Братья и сестры… Целый легион нищих инопланетных подонков ползет к нам через равнину. Простите меня, когда наступит подходящий момент и они будут скулить и потеть под нашими стенами. Простите меня, когда я прикажу вам тратить боеприпасы на этих ничтожеств.
Гримальд сделал паузу, наконец опустив оружие, и повернулся спиной к захватчикам, словно утомленный их присутствием. Все его внимание было теперь сфокусировано на солдатах.
— Я слышал, как многие шепотом произносили мое имя с тех пор, как я прибыл в Хельсрич. Я спрашиваю вас: вы знаете меня?
— Да, — ответили несколько голосов, несколько среди сотен.
— Вы знаете меня? — прорычал рыцарь, перекрывая грохот пушечной стрельбы.
— Да! — прозвучал целый хор.
— Я Гримальд из Черных Храмовников! Брат Стальных легионов этого непокорного мира!
Слабые крики приветствовали его слова. Недостаточно, но уже что-то.
— Никогда больше ваши действия не будут столь важны. Никогда вы не послужите так, как сейчас. Мы — защитники Хельсрича. В этот день мы вырезаем нашу легенду на трупе каждого убитого нами ксеноса. Вы со мной?
Теперь ликование стало искренним. Крики солдат сотрясли воздух.
— Вы со мной?
Вновь рев.
— Сыны и дочери Империума! Наша кровь — это кровь героев и мучеников! Ксеносы осмелились осквернить наш город! Они имеют наглость ступать по священной земле нашего мира! Мы сбросим их трупы с этих стен, когда придет рассвет последнего дня!
Громкие крики волнами врезались в его броню. Гримальд поднял булаву, грозя атакуемым небесам.
— Это наш город! Это наш мир! Скажите это! Скажите это! Выкрикните это так, чтобы эти ублюдки на орбите услышали вашу ярость! Наш город! Наш мир!
— НАШ ГОРОД! НАШ МИР!
Вновь ликование. Гримальд обратился к приближавшимся ордам:
— Бегите, чужеродные псы! Идите ко мне! Идите к нам! Придите и умрите в крови и огне!
— В КРОВИ И ОГНЕ!
Реклюзиарх прорезал воздух крозиусом, словно приказывая своим людям наступать.
— За Храмовников! За Стальной легион! За Хельсрич!
— ЗА ХЕЛЬСРИЧ!
— Громче!
— ЗА ХЕЛЬСРИЧ!
— Они не могут слышать вас, братья!
— ЗА ХЕЛЬСРИЧ!
— Бросайтесь на эти стены, уродливые шакалы! Умрите на наших клинках! Я Гримальд из Черных Храмовников, и я сброшу ваши мерзкие трупы с этих священных стен!
— ГРИМАЛЬД! ГРИМАЛЬД! ГРИМАЛЬД!
Гримальд кивнул, не отрывая взгляда от пустошей, позволяя радостным крикам смешаться с ревущим ветром и зная, что тот донесет крики до приближающихся врагов.
Голос по вокс-связи выдернул его из задумчивости.
— Впервые со времени нашего прилета, — промолвил Артарион, — ты стал самим собой.
— У нас здесь война, — ответил капеллан. — С прошлым покончено. Неро, сколько времени в запасе?
Апотекарий склонил набок голову, несколько мгновений созерцая полчища врагов.
— Шесть минут до зоны досягаемости настенных орудий.
Гримальд встал среди гвардейцев. Продолжая славить имя рыцаря, они тем не менее почтительно отступили от него на полшага.
— Грифы! — позвал он. — Я должен поговорить с полковником Натеттом и майорами Оросом и Йоханом. Где ваши офицеры?
Много чего может случиться за шесть минут, особенно если кто-то располагает силами целого города-крепости.
Дюжины серых истребителей 5082-й эскадрильи «Рожденных в небе» несутся над вражескими ордами, обрушивая на них смертоносный огонь. Застрекотали автопушки, поливая металлом врага. Лазпушки испускают лучи, от яркости которых слепнут глаза, уничтожая немногочисленные тяжелые танки, представленные в этой первой атаке орков.
Гримальд стоял на стене с оружием в руках, наблюдая, как «Громы» и «Молнии» Барасата сеяли с небес опустошение и смерть. Он был ветераном двух сотен войн. И с холодной ясностью осознавал, когда что-либо оказывалось бесполезным.
Каждая вражеская смерть облегчает нашу задачу, думал он, заставляя себя верить в это, пока безбрежное море врагов подкатывалось все ближе.
Приам также остался равнодушным.
— В лучшем случае действия Барасата не эффективнее плевков в волну прилива.
— Каждая смерть на счету, — возразил Гримальд. — Каждая жизнь, отнятая там, означает меньше врагов, нападающих на стены.
Громадное чудовище, этакий мамонт в броне, заревел, обрушиваясь на землю, когда брюхо и ноги ему прорезало очередью из лазпушки. Орки вывалились из паланкина, исчезая в пучине ревущего войска. Гримальд молился, чтобы тварей раздавили их же собратья.
На его ретинальном дисплее красным замерцали руны обратного отсчета.
Он воздел крозиус.
Вдоль северной стены сотни бочкообразных башен начали наводиться на цели. Скрипя механизмами, они принимали горизонтальное положение, оставляя город уязвимым сверху.
Вокруг каждой башни в готовности стояло по группе солдат — заряжающие, наводчики, вокс-связисты, адъютанты, все в ожидании приказа.
— Настенные орудия, — по воксу сообщил Гримальду Неро. — Теперь настенные орудия.
Реклюзиарх рассек воздух сверкающей булавой, выкрикнув лишь одно слово:
— Огонь!
Кратеры разверзлись в ордах врага. Ужасные взрывы, разбрасывая грязь, осколки металла, куски тел и внутренностей, ежесекундно сотрясали землю. Канониры Хельсрича просто не могли промахнуться, имея перед собой сплошную стену из вражеских тел.
Тысячи умерли при первом залпе. Но еще больше продолжало наступать.
— Перезарядить! — рявкнула в вокс одинокая фигура в черных доспехах.
Сами стены вновь вздрогнули, дрожь пронеслась через рокрит, когда раздался второй залп. И третий. И четвертый. Для вменяемой армии подобное уничтожение равнялось бы катастрофе. Потеряв целые легионы, уцелевшие наверняка обратились бы в бегство.
Но ксеносы, обезумевшие от крови и выкрикивающие во всю глотку свои боевые кличи, даже не замедлили движения. Они проигнорировали своих убитых, затоптали раненых и волной обрушились на стены.
Не имея в распоряжении ничего, способного сокрушить многометровые по толщине ворота северной стены, обезумевшие твари начали карабкаться вверх.
Я всегда верил, что в первых мгновениях битвы есть нечто прекрасное. Это время самого сильного накала эмоций: страха смертных, пугающей жажды крови и воплей врагов человечества. Безупречность человеческой расы — это первое, что открывается противнику в такой миг.
Организованным порядком сотни солдат Стального легиона выступили вперед. Они двигались, словно части единого целого. Словно отражение, растянувшееся до бесконечности, каждый мужчина и женщина в линии подняли свои лазганы над стеной и направили вниз, на вопящие и цепляющиеся волны зеленокожих. Ксеносы подтягивались на когтях, карабкались по лестницам и шестам, поднимались на завывающих прыжковых ранцах.
И все это было тщетно.
Треск тысяч лазганов, сливаясь воедино, сплетался в песнь, странным образом воскрешавшую воспоминания. Песнь о дисциплине, о вызове, силе и доблести. Более того, в первый раз защитники могли излить свою ярость на нападающих. Каждый солдат в строю давит на курок, и лазерные винтовки рявкают, плюясь смертью. Лазерные разряды вонзаются в зеленую плоть, разрывая тела на куски, отшвыривая орков на землю далеко внизу, чтобы там их затоптали сапоги их же сородичей.