[10], полуботинки, разноцветные расклешенные брюки, фиолетовая рубашка, жилет. Он лежал на боку, голова покоилась на правой руке; вытянутая левая сжимала пучок травы. Голову и лицо покрывали следы ударов, кровоподтеки; на торсе и конечностях зияли буквально десятки ран. Казалось невозможным, чтобы столько жестокости могло быть излито на одного человека.
Второе тело — примерно в двадцати пяти футах от первого, еще дальше от крыльца. Женщина, белая, длинные темные волосы, на вид 26–29 лет. Она лежала навзничь, раскидав руки; босая, одетая в длинную ночную рубашку, которая прежде, еще до нанесения жертве множества колотых ран, была, вероятно, белой.
Царившее вокруг абсолютное спокойствие заставило офицеров занервничать. Все здесь было тихо, слишком уж тихо. Сама безмятежность начала казаться зловещей. Эти окна вдоль передней части дома… за любым мог ожидать, наблюдая, убийца.
Оставив ДеРосу на газоне, Вайзенхант и Барбридж двинулись назад, к северному концу дома, надеясь отыскать другой способ войти. Полицейские превратились бы в четкие мишени, попытайся они приблизиться к парадной двери. Офицеры заметили, что с одного из окон передней части дома снят ставень, прислоненный теперь к стене. Вайзенханту также бросилась в глаза горизонтальная прореха в нижней части ставня, у самого края. Предположив, что именно здесь в дом залез убийца (или убийцы), Вайзенхант и Барбридж продолжали искать другие способы проникновения внутрь и вскоре наткнулись на распахнутое окно в торце здания. Заглянув туда, они увидели свежеокрашенную комнату, без какой бы то ни было мебели. И влезли в дом через это окно.
ДеРоса ждал, пока не увидел коллег уже внутри; только тогда он приблизился к парадной двери. На дорожке между кустами живой изгороди алело пятно крови; еще несколько пятен — в правом углу крыльца; другие — у самой двери, слева от нее и на дверной ручке. ДеРоса не видел — или не вспомнил позднее — никаких следов, хотя их там было немало. Открывавшаяся наружу дверь была распахнута, и ДеРоса оказался на крыльце прежде, чем заметил надпись, тянувшуюся по нижней ее части.
Чем-то, похожим на кровь, там были выведены три буквы:
“PIG”[11].
Вайзенхант и Барбридж уже закончили проверку кухни и столовой, когда ДеРоса ступил в холл. Повернувшись влево, в сторону гостиной, он обнаружил, что его путь частично перекрыт двумя синими посылками-тубусами. Казалось, прежде они стояли вертикально, но затем были сбиты: одна из труб, упав, прислонилась ко второй. Кроме того, на полу рядом с тубусами ДеРоса увидел очки в роговой оправе. Барбридж, последовавший за ним в комнату, заметил еще кое-что: на ковре, слева от входа, лежали два небольших кусочка дерева. Они напоминали фрагменты расколовшейся рукояти пистолета.
Полицейские входили в усадьбу, ожидая увидеть два тела, но обнаружили уже три. Теперь они искали не новых смертей, но хоть какое-то объяснение случившемуся. Подозреваемого. Улики.
Комната была просторна и светла. Стол, кресло, пианино. Затем нечто странное. В центре гостиной стоял развернутый к камину длинный диван. На его спинку был наброшен огромных размеров американский флаг.
И лишь дойдя почти до самого дивана, офицеры смогли увидеть тела, лежащие по ту сторону.
Женщина была молода, светловолоса и явно беременна. Лежала на левом боку, прямо перед диваном, с подобранными к животу ногами — в позе зародыша. На ней был яркий пляжный комплект: бикини — бюстгальтер и трусики; цветочный мотив на ткани практически неразличим из-за крови, покрывшей, казалось, все тело. Вокруг шеи лежащей дважды обернута белая нейлоновая веревка: один конец тянется вверх, к потолочной балке, второй — в сторону, к еще одному, на сей раз мужскому, телу футах в четырех.
И вновь веревка дважды обматывала шею мужчины; свободный конец уходил под тело и обрывался в нескольких футах с другой стороны. Окровавленное полотенце, наброшенное на лицо, скрывало черты. Он был невысок, около пяти футов шести дюймов, и лежал на правом боку, с поднесенными к голове руками, словно бы все еще защищаясь от ударов. Его одежда — синяя рубашка, белые брюки в черную продольную полоску, широкий стильный ремень, черные ботинки — насквозь пропитана кровью.
Никому из офицеров и в голову не пришло проверить пульс у кого-либо из лежащих. Как и в случае с телами в автомобиле и на лужайке перед домом, бесполезность этого была совершенно ясна.
Хотя ДеРоса, Вайзенхант и Барбридж были патрульными, а не следователями по делам об убийствах, все трое и ранее сталкивались на службе со смертями. Но прежде им не приходилось видеть ничего подобного. Дом 10050 по Сиэло-драйв был настоящей бойней.
Потрясенные офицеры разделились, чтобы обыскать остальные помещения. Над гостиной были устроены вместительные антресоли. ДеРоса взобрался по деревянной лестнице и нервно оглядел их, но никого не увидел. С южным концом дома гостиную соединял холл. В двух местах в нем обнаружилась кровь. Слева, сразу за одним из пятен, размещалась спальня, дверь которой была приоткрыта. Простыни и подушки смяты, покрывало сдернуто, будто кто-то — возможно, женщина в ночной рубашке, оказавшаяся на лужайке, — уже успел раздеться и улечься в постель, когда в дом заявились убийцы. На доске у изголовья кровати сидит игрушечный кролик с опущенными вниз лапами и настороженными ушами, словно бы насмешливо взирая на вошедших. Крови нет, как нет и каких-либо признаков борьбы.
Через холл, как раз напротив, — хозяйская спальня. Дверь также открыта, как и двери в дальнем конце комнаты: сквозь опущенные жалюзи виднеется бассейн.
Эта кровать шире и аккуратнее; откинутое белое покрывало открывает верхнюю простыню веселой цветочной расцветки и белую с золотым геометрическим узором нижнюю. Две подушки лежат скорее в центре кровати, чем у изголовья, — они словно отделяют сторону, на которой спали, от неиспользуемой. У стены напротив, экраном к кровати, стоит телевизор с двумя изящными шкафчиками по бокам. На верху одного из них виднеется белая плетеная колыбель.
Полицейские осторожно открыли примыкавшие двери: гардеробная, встроенный шкаф, ванная, еще один шкаф. И вновь никаких следов борьбы. Телефонная трубка мирно лежит на аппарате, на ночном столике у кровати. Ничего опрокинутого или небрежно брошенного.
Впрочем, на внутренней стороне левой створки раздвижных дверей обнаружились следы крови: предположительно, кто-то (возможно, опять же женщина на лужайке) бежал сюда, пытаясь спастись.
Выйдя наружу, офицеры были на мгновение ослеплены ярким бликом на поверхности бассейна. Эйзин упоминал гостевой домик за основным зданием. Теперь полицейские заметили это строение — или, скорее, его угол — где-то в шестидесяти футах на юго-восток, за кустами.
Тихо приблизившись к нему, они услыхали первые звуки с момента своего появления на территории усадьбы: собачий лай и мужской голос, произнесший: “Тс-с, тихо ты”.
Вайзенхант двинулся направо, в обход здания. ДеРоса повернул налево, чтобы пройти мимо передней его части, Барбридж прикрывал его сзади. Оказавшись на крыльце со стеклянной дверью, закрытой изнутри противомоскитным экраном, ДеРоса сумел разглядеть в жилой комнате сидящего на диване лицом к двери юношу лет восемнадцати. На нем были брюки, но никакой рубашки, — и хотя молодой человек вроде не был вооружен, объяснит позднее ДеРоса, это не означало, что оружие не лежит у него под рукой.
С криком “Ни с места!” ДеРоса пнул входную дверь.
Опешив, юноша поднял взгляд и уперся глазами в наставленное прямо на него оружие: сначала один ствол, а мигом позднее — и все три. Кристофер, принадлежащий Альтобелли большой пес веймарской породы, бросился к Вайзенханту и вцепился зубами в ствол его пистолета. Вайзенхант ударил собаку дверью и держал зажатой между дверью и косяком, пока юноша не отозвал ее, успокоив.
Существуют две противоречащие друг другу версии того, что произошло затем.
Юноша, назвавшийся Уильямом Гарретсоном, сторожем, позднее покажет, что офицеры сбили его с ног, заковали в наручники, рывком поставили на ноги и вытащили на газон, где вновь повалили наземь.
Потом ДеРосе придется давать показания об аресте Гарретсона:
В.: “Не падал ли он, не оказывался ли на полу, споткнувшись?”
О.: “Может, и падал; не помню, спотыкался он или нет”.
В.: “Вы приказали ему лечь на землю снаружи?”
О.: “Приказал, да, то есть лечь на землю, да”.
В.: “Помогли ли вы ему опуститься на землю?”
О.: “Нет, он сам упал”.
Гарретсон все спрашивал: “А в чем дело-то? В чем дело?” Один из офицеров ответил: “Сейчас покажем!” Подняв юношу на ноги, ДеРоса и Барбридж провели его назад по дорожке к основному зданию.
Вайзенхант остался в гостевом домике — искать оружие и забрызганную кровью одежду. Хоть ничего и не обнаружив, он все же заметил множество маленьких деталей. Одна из них в то время показалась столь несущественной, что он позабыл о ней, пока позднее расспросы не заставили ее всплыть в памяти. Рядом с диваном стояла стереосистема. Когда полицейские вошли в комнату, она была выключена. Поглядев на панель управления, Вайзенхант отметил, что ручка громкости установлена между отметками "4" и "5".
В это самое время Гарретсона провели мимо двух неподвижных тел на газоне. О состоянии тела молодой женщины говорит хотя бы то, что Гарретсон принял лежащую за миссис Чепмен, экономку-негритянку. Мужчину он назвал “молодым Полански”. Если, по утверждению Чепмен и Эйзина, Полански находился сейчас в Европе, это опознание казалось бессмыслицей. Чего офицеры не знали, так это того, что Гарретсон считал Войтека Фрайковски младшим братом Романа Полански. И Гарретсон совсем стушевался, когда ему предложили опознать молодого человека в “рамблере”[12].
В определенный момент, никто точно не помнит, когда именно, Гарретсону разъяснили его права и объявили, что он арестован за убийство. На вопрос о своих действиях прошлой ночью он отвечал, что не сомкнул глаз всю ночь, писал письма и слушал пластинки, ничего странного не видел и не слышал. Его более чем сомнительное алиби, “вялые, неправдоподобные” ответы и неудачное опознание виденных тел привели арестовывавших Гарретсона офицеров к выводу, что подозреваемый лжет.