О.: “Он спросил меня, занималась ли я когда-нибудь любовью с собственным отцом. Я поглядела, вроде как хихикнула и говорю: “Нет”. А он спрашивает: “А ты когда-нибудь думала о том, чтобы сделать это?” Я говорю: “Да”. А он говорит: “Хорошо, в таком случае, когда будешь заниматься любовью… вообрази, что я — твой отец”. Я так и сделала, и это было просто замечательное переживание”.
Сьюзен сказала, что до встречи с Мэнсоном ей “чего-то не хватало”. Но затем “я отдала ему себя, а взамен он отдал мне меня. Он подарил мне веру в себя, способность признать в себе женщину".
Неделей (или около того) позже она сама, Мэнсон, Мэри Бруннер, Элла Джо Бэйли, Линетта Фромм и Патриция Кренвинкль, вместе с тремя-четырьмя парнями, имен которых Сьюзен не помнила, покинули Сан-Франциско в старом школьном автобусе, из салона которого они вынесли почти все сиденья, заменив их яркими цветными коврами и подушками. Следующие полтора года они странствовали — к северу до Мендосино, в Орегон, в Вашингтон; на юг до Биг-Сура, Лос-Анджелеса, Мехико, в Неваду, Аризону, Нью-Мексико; наконец, снова в Лос-Анджелес, где останавливались в разных домах в каньоне Топанга, в Малибу, в Венисе и в конце концов — на ранчо Спана. По дороге к ним присоединялись другие — некоторые оставались надолго, большинство лишь на время. Если верить Сьюзен, в пути они изменили свое отношение к жизни и научились любить. Девушки занимались любовью с каждым из парней и друг с другом. Но Чарли — тот был абсолютной любовью. Хотя он не часто занимался с ней сексом — только шесть раз более чем за два года совместных странствий, — “он отдавал мне всего себя, без остатка”.
В.: “Ты очень любила его, Сьюзен?”
О.: “Я была влюблена в ореол света, и этот свет, о котором я говорю, исходил от Чарли Мэнсона”.
В.: “Существовала ли грань, за которой ты не подчинилась бы ему?”
О.: “Нет”.
Я закладывал фундамент для самой сути обвинений против Мэнсона: Сьюзен и все другие были готовы ради него на все, вплоть до убийства. Ему стоило лишь приказать.
В.: “Что же такое было в Чарли, что заставляло вас, девушек, любить его и делать все, чего бы он ни пожелал?”
О.: “Чарли — единственный мужчина, которого я когда-либо встречала… на этой планете… который был настоящим мужчиной. Он не позволил бы женщине возразить ему. Он не позволил бы женщине уговорить его сделать что-то. Он — мужчина”.
Чарли дал ей имя Сэди Мэй Глютц, чтобы “я полностью освободила сознание и тогда сумела бы забыть все, что было со мною в прошлом. Если требуется изменить личность, самый простой способ добиться этого — сменить имя”.
По словам Сьюзен, сам Чарли имел множество имен, называл себя Дьяволом, Сатаной, Душой…
В.: “Случалось ли, чтобы мистер Мэнсон называл себя Иисусом?"
О.: “Он сам никогда не называл себя Иисусом”.
В.: “Называли ли вы его Иисусом?” После вчерашней беседы я ожидал, что Сьюзен уклонится от прямого ответа. Так она и сделала.
О.: “Лично мне он казался человеком, напоминавшим Иисуса Христа”.
В.: “Считаете ли вы Чарли злым человеком?”
О.: “Если мы говорим о вашем стандарте зла, глядим на Чарли вашими глазами, то, пожалуй, да. Если же посмотреть на него с моей точки зрения, он столь же добр, как и зол, столь же плох, как и хорош. Такого человека нельзя судить”.
Сэди не сказала прямо, что считала Мэнсона Христом, но выводы можно было делать самостоятельно. В то время я сам толком не понимал этого, но уже тогда было крайне важно дать заседателям какое-то объяснение, сколь угодно неполное, абсолютного контроля Мэнсона над собственными последователями. Каким бы невероятным ни казалось услышанное заседателям, входившим в большинстве своем в верхний слой среднего класса и бывшим уже в возрасте, это не пойдет ни в какое сравнение с тем, что им еще предстоит узнать о тех двух кровавых ночах.
Я постепенно подводил к этому, попросив Сьюзен описать ранчо Спана и жизнь “Семьи” на этом ранчо; спросил, как они находили пропитание. Люди дарили им всякие вещи, отвечала Сьюзен. Кроме того, они побирались. И “супермаркеты по всему Лос-Анджелесу каждый день выбрасывают прекрасную пищу, свежие овощи, иногда картонки с яйцами, упаковки с сыром, на которых стоит штамп со сроком годности, но и после срока эти продукты остаются свежими, и мы, девушки, совершали такие “мусорные рейсы”.
ДеКарло рассказал мне об одном таком рейсе, когда, к изумлению служащих супермаркета, девушки подъехали к мусорным бакам на “роллс-ройсе”, принадлежащем Деннису Уилсону.
Они также занимались мелкими кражами — кредитных карточек, других вещей.
В.: “Это Чарли подсказал вам красть?”
О.: “Нет, я сама так решила. Я… мы были запрограммированы на подобные вещи”.
В.: “Программировал сам Чарли?”
О.: “Да, Чарли, но мне сложно это объяснить так, чтобы вы поняли… так, как я сама это понимаю. Слова, которые выходят изо рта Чарли, не идут изнутри него самого; [они] появляются из того, что я назвала бы Бесконечностью”.
И порой, по ночам, они выбирались “тайком-ползком”.
В.: “Объясните заседателям жюри, что вы подразумеваете под этим”.
О.: “Потихоньку красться, чтобы никто не увидел и не услышал… В темной одежде… ”
В.: “То есть забираться по ночам в чужие дома?"
О.: “Да”.
Они выбирали дом наугад, где-либо в Лос-Анджелесе, и проникали внутрь, пока хозяева спали; где на цыпочках, где — ползком, они тихонько обходили все комнаты, порой передвигая какие-то предметы, чтобы после пробуждения люди не нашли бы их на привычных местах — там, где оставили, ложась спать. У каждого был при себе нож. Сьюзен сказала, что занималась этим “потому, что в "Семье" этим занимался каждый", и ей был необходим опыт этих ночных вылазок.
Я был уверен, что члены жюри обязательно сочтут их экспедиции генеральными репетициями убийств.
В.: “У вашей группы есть какое-то название, Сьюзен?”
О.: “Между собой мы называем себя “Семья”. — Как сказала Сьюзен, “эта наша семья не похожа на любую другую”.
Кажется, я расслышал вздох кого-то из заседателей: “Слава тебе господи!"
В.: “Сьюзен, 8 августа 1969 года вы жили на ранчо Спана?” О.: “Да”.
В.: “Сьюзен, отдавал ли Чарли Мэнсон вам лично и любым другим членам “Семьи" какие-либо распоряжения в указанный мною день?”
О.: “Не припомню, чтобы я получала от Чарли какие-то другие распоряжения, кроме одного. Я должна была подыскать себе смену одежды и нож, а потом точно выполнять все, что мне скажет Текс".
В.: “Не указал ли Чарли, какую именно одежду вам следовало взять?"
О.: “Он сказал… надеть что-нибудь темное”.
Сьюзен опознала Уотсона, Кренвинкль и Касабьян по их фотографиям, а затем, глядя на фото старого “форда”, в котором все четверо покинули ранчо, подтвердила, что они поехали именно в этой машине. Чарли помахал им вслед, когда они выезжали с ранчо. Сьюзен не заметила точное время, но было уже темно. На заднем сиденье лежали кусачки для проволоки и веревка. У самой Сьюзен, а также у Кэти и Линды было по ножу; при Тексе был пистолет и, как показалось Сьюзен, еще один нож. Они уже выехали, когда, по словам Сьюзен, Текс сказал им, что они направляются “в дом на холме, принадлежавший Терри Мельчеру, и единственной причиной, по которой мы выбрали именно этот дом, было то, что Текс знал, в общих чертах, тамошнее расположение”.
В.: “Не сообщил ли Текс, зачем вы вчетвером едете в бывший дом Терри Мельчера?”
Ответ Сьюзен прозвучал деловито, без каких-либо эмоций: “Чтобы убить всех, кто там есть, и забрать все их деньги”.
В.: “Итак, кто именно находится в доме, не имело для вас никакой разницы; вы получили инструкции убить всех, кого увидите. Я прав?”
О.: “Да”.
Они заблудились по дороге, но в итоге Текс все-таки нашел нужный поворот и вырулил на вершину холма. Текс вышел, залез на телефонный столб и, пользуясь кусачками, перерезал провода (ДПЛА еще не поставил меня в известность о результатах тестовых надрезов, сделанных парой кусачек, найденных на ранчо Баркера). Когда Текс вернулся к машине, они съехали вниз, к подножию, и затем, прихватив с собою свертки с одеждой, поднялись вновь уже пешком. Они не сунулись на территорию усадьбы через ворота, “потому что подумали, они ведь могут быть под напряжением или сигнализация сработает”. Справа от ворот вниз уходил заросший кустарником пологий склон, и забор здесь был ниже. Сьюзен перекинула через него сверток, а затем перелезла сама, сжимая нож в зубах. Остальные последовали ее примеру.
Они складывали одежду в кустах, когда Сьюзен заметила огни подъезжавшего автомобиля. Он двигался по асфальтовой дорожке по направлению к воротам. “Текс сказал нам, девушкам, пригнуться и молчать как рыбы. А сам пошел на свет, и мы потеряли его из виду… Я слышала, как он сказал: “Стой!” Сьюзен слышала еще один, мужской, голос: “Пожалуйста, не надо этого делать, я ничего не скажу”. “А затем я услыхала выстрел, и еще один выстрел, и еще, и еще”… Четыре выстрела, а потом Текс вернулся и приказал следовать за ним. Когда они дошли до машины, Текс засунул руку в окно и выключил фары; потом они откатили машину подальше от ворот, по той же подъездной дорожке.
Я показал Сьюзен фотографию “рамблера”. “Да, очень похожа”. Затем я показал ей сделанную полицейскими фотографию сидящего за рулем Стивена Парента.
О.: “Эту самую штуку я и видела в машине”.
Члены большого жюри в голос ахнули.
В.: “Когда вы произнесли “штуку”, вы имели в виду человека"?
О.: “Да, человека”.
Жюри заглянуло в самое сердце Сьюзен Аткинс — и увидело там лед.
Они прошли по дорожке к дому, миновав гараж. Используя подготовленную мною схему, Сьюзен отметила, как именно они приблизились к окну столовой. “Текс открыл окно, забрался внутрь, и вскоре я уже увидела его стоящим на крыльце”.
В.: “Все три девушки вошли в дом одновременно?”
О.: “Вошли только две из нас, одна осталась снаружи”.
В.: “Кто же остался?”
О.: “Линда Касабьян”.
Сьюзен и Кэти присоединились к Тексу. На диване лежал мужчина (Сьюзен опознала в нем изображенного на фотографии Войтека Фрайковски). “Он проснулся и вытянул руки, потягиваясь. Мне кажется, он решил, что откуда-то в доме оказались его друзья. Он спросил: “Который час?”… Текс подпрыгнул к нему и ткнул в лицо пистолетом со словами: “А ну, тихо. Не двигайся, или ты — покоиник". Фрайковски сказал что-то вроде: "Кто вы такие и что вы тут делаете?”