Как именно Мэнсон “программировал” людей? — спросил я у Брукса.
Он использовал разные техники, отвечал Постон. С девушкой это обычно начиналось с секса. Чарли мог убедить дурнушку в том, что она сказочно прекрасна. Или же, если у нее обнаруживалась фиксация на отце, Мэнсон предлагал ей вообразить его своим отцом (со Сьюзен Аткинс были применены обе техники). Или же, если Мэнсону казалось, что девушка ищет лидера, человека, за которым она могла бы пойти, он намекал ей на свое Божественное происхождение. У Мэнсона был талант распознавать и извлекать выгоду из чужих комплексов и/или желаний. Мужчинам при первом появлении их в группе Чарли обычно предлагал ЛСД под предлогом “открытия сознания”. Затем, когда те погружались в чрезвычайно податливое состояние и оказывались легко подвержены внушению, Чарли заговаривал с ними о любви; о том, как важно посвятить себя ей; о том, как единственно с помощью отказа от существования в качестве слуги собственного эго человек может стать всеми вещами, всеми существами одновременно.
Как и в разговоре с Джекобсоном, я поинтересовался у Постона, имелись ли у философии Мэнсона какие-либо источники. Сайентология, Библия и “The Beatles”. Лишь эти три — других Брукс не знал.
Любопытный триумвират. Но теперь я уже начинал подозревать о присутствии, по крайней мере, четвертого источника. Найденные мною на ранчо Баркера старые журналы, рассказ Грегга о том, что Чарли читал Ницше и уверял, что верит в расу сверхчеловеков, появление беспокоящих параллелей между Мэнсоном и лидером Третьего рейха заставили меня спросить у Постона: “Не упоминал ли Мэнсон о Гитлере?”
Ответ Постона был короток и действительно страшен: “Он говорил, что Гитлер был продвинутым парнем, который подровнял евреям карму”.
Почти целых два дня я говорил с Крокеттом и Постоном, получив массу новых данных, причем кое-какие сведения были напрямую изобличающими. Например, Мэнсон некогда предложил Постону взять нож, отправиться в Шошон и убить тамошнего шерифа. Пройдя первую настоящую проверку своей вновь обретенной независимости, Постон отказался даже думать об этом.
Прежде чем Крокетт и Постон вернулись в Шошон, я сказал им, что хотел бы побеседовать с Хуаном Флинном и Полом Уоткинсом. Они не были уверены, что Хуан захочет со мною встретиться; этот панамский ковбой относился к властям наплевательски”, — но Пол может и захотеть. Поскольку теперь Уоткинс не рекрутировал для Чарли все новых и новых девиц, у него появилось достаточно свободного времени.
Уоткинс согласился поговорить, и я договорился о номерах в мотеле в центре Лос-Анджелеса для Уоткинса, Постона и Крокетта.
“Пол, мне нужна новая любовь”.
Пол Уоткинс описывал мне, как именно Мэнсон посылал его на поиски новых девушек. Уоткинс признался, что его особая роль в “Семье” была ему по душе. Единственной проблемой было лишь то, что после обнаружения подходящей кандидатки Чарли настаивал, что спать с нею будет первым.
Отчего же Мэнсон не подбирал себе девушек самостоятельно? — спросил я.
“Для большинства из них он был слишком стар, — ответил мне девятнадцатилетний Уоткинс. — Они пугались Чарли. Кроме того, у меня был свой подход”. Более того, очевидно, что Уоткинс выглядел куда привлекательнее внешне.
Я поинтересовался, где именно Уоткинс “цеплял” девиц. Он мог спуститься к Сансет-стрип, где тусуются подростки. Или раскатывать по шоссе, высматривая девушек, путешествующих автостопом. Один раз Чарли, с помощью женщины постарше, выступавшей в роли матери Уоткинса, даже записал его в одну из школ Лос-Анджелеса, чтобы тот оказался поближе к местам их массового скопления.
Уоткинс также описал оргии, происходившие в доме по Грэшем-стрит и на ранчо Спана. Какое-то время они случались не чаще раза в неделю. И всегда начинались с приема наркотиков — “травки”, пейота, ЛСД, всего, что удавалось найти. Мэнсон собственноручно распределял дозы, решая, кому сколько наркотика необходимо принять. “Все происходило под руководством Чарли”, — сказал Пол. Затем Чарли мог начать танцевать, а остальные пристраивались к нему “паровозиком”. Когда он снимал одежду, все остальные тоже сбрасывали с себя все. И когда уже все были обнажены, они ложились на пол “и играли в двенадцать глубоких вдохов-выдохов, терлись друг о дружку с закрытыми глазами”, пока “в итоге все не сплетались друг с другом”. Чарли управлял ходом оргии, распределяя тела, комбинации, позиции. “Он создавал очень красивые сцены, будто ваял скульптурный шедевр, — рассказывал Уоткинс, — но при этом пользовался не глиной, но разгоряченными телами". Пол сказал, что обычно целью каждой оргии было достижение всеми членами “Семьи" одновременного оргазма, но эта цель так ни разу и не была достигнута.
Мэнсон часто осуществлял показательные оргии, чтобы произвести впечатление на посторонних. Если в доме оказывались гости, которые, по его разумению, могли бы принести ему какую-то пользу, Чарли говорил “Семье”: “Давайте соберемся все вместе и покажем этим людям, как надо заниматься любовью”. Какова бы ни оказывалась реакция гостей на происходящее, впечатление наверняка надолго врезалось в их память. “Это было, словно сам Дьявол покупал твою душу”, — сказал Уоткинс.
Мэнсон пользовался подобными сценами для “снятия комплексов”. Если человек выражал неохоту выполнять то или иное действие, Мэнсон принуждал совершать его снова и снова. Мужчина-женщина, женщина — женщина, мужчина — мужчина, совокупление, куннилингус, феллация, содомия — никаких запретов, ни малейшего сдерживания. Инициация одной тринадцатилетней девочки в “Семье" заключалась в том, что Мэнсон содомировал ее на глазах остальных. Позднее Мэнсон повторил то же и с мальчиком, чтобы продемонстрировать прочим, что сам он избавился от всех возможных внутренних запретов.
Чарли пользовался сексом, сказал Пол. Скажем, когда стало очевидным, что ДеКарло не предпринимает никаких попыток завлечь в лоно “Семьи” свою мотоциклетную шайку, Мэнсон приказал девушкам не отвечать Дэнни благосклонностью.
Тот факт, что Мэнсон управлял даже сексуальной стороной жизни своих последователей, красноречиво говорил о его доминирующей роли в группе. Я спросил у Уотсона, сможет ли он привести дополнительно какие-то примеры с участием других подсудимых. Он припомнил, что однажды, на ранчо Спана, Чарли сказал Сэди: “Я хочу половинку кокоса, даже если тебе придется съездить за ним в Рио-де-Жанейро”. Сэди сразу же встала и направилась к двери; тогда Чарли бросил ей вслед: “Ладно, ничего не надо”.
Это был тест, проверка. И еще — это было доказательство (хоть и косвенное) тому, что Сьюзен Аткинс была готова сделать все, о чем бы ее ни попросил Чарльз Мэнсон.
Как и с остальными, я расспросил Уоткинса о технике программирования, применявшейся Мэнсоном. В ответ он поведал мне нечто в высшей степени интересное, о чем прочие члены “Семьи”, по-видимому, не имели представления. Он сказал, что, раздавая остальным порции ЛСД, сам Мэнсон всегда принимал меньше прочих. Хотя он никогда не объяснял, зачем это делает, Пол предположил, что во время “прихода” Мэнсон хотел сохранять контроль над собственным рассудком. Говорят, будто ЛСД — “расширяющий сознание” наркотик, имеющий тенденцию ослаблять самоконтроль принявшего “кислоту” человека, делать его более податливым, восприимчивым к стороннему влиянию. Мэнсон пользовался ЛСД, рассказывал мне Пол, чтобы преподать свою философию, использовать слабости и страхи собственных последователей, добиться от них определенных обещаний и согласия на определенные действия.
В качестве подручного, едва ли не “заместителя” Мэнсона, Уоткинс мог рассчитывать на большую откровенность со стороны Чарли, чем большинство остальных. Я спросил его, не упоминал ли Мэнсон о сайентологии или о “Процессе”. Уоткинс даже не слыхал ни о каком “Процессе”, зато Мэнсон говорил ему, что изучал сайентологию в тюрьме, где достиг уровень "тета", что сам Мэнсон определял как “чистоту”. Уоткинс рассказал, что летом 1968 года они с Чарли заглянули в Церковь сайентологии в центре Лос-Анджелеса, и Мэнсон спросил у секретарши в приемной: “Что делают люди, достигнув “очищения”?” Когда та не смогла рассказать ему о чем-то, чего бы он уже не делал сам, Мэнсон вышел.
Один аспект философии Мэнсона особенно интересовал меня: его странное отношение к страху. Он не только проповедовал, что страх прекрасен, он также часто заверял “Семью”, будто всем им следует пребывать в постоянном страхе. Что имелось в виду? — спросил я у Пола.
Для Чарли страх — то же, что и настороженность, высшая степень внимания, ответил Уоткинс. Чем больше в тебе страха, тем большее внимание ты оказываешь окружающим, тем больше любви к ним испытываешь. Когда человек по-настоящему испуган, он подступает к состоянию “Теперь”. А когда ты достигаешь “Теперь”, твое сознание начинает работать на полную катушку.
Мэнсон заявлял, что дети более внимательны, чем взрослые, потому что страх для них — естественное состояние. Но животные еще более внимательны, чем люди, говорил он, потому что вечно пребывают внутри "Теперь". Койот — самое внимательное из всех живых существ, утверждал Мэнсон, потому что этот зверек законченный параноик. Пугаясь всего вокруг, он ничего не выпускает из виду.
Чарли всегда “продавал страх”, пояснил Уотсон. Он хотел, чтобы люди боялись, и чем сильнее боятся, тем лучше. Пользуясь той же логикой, “Чарли говорил, что смерть прекрасна, потому что люди боятся смерти”.
Из бесед с другими членами “Семьи” мне еще предстояло узнать, что Мэнсон докапывался до самых затаенных, самых сильных страхов каждого — не для того, чтобы помочь человеку совладать с этим страхом и превозмочь его, но лишь для того, чтобы постараться еще более его усилить. Тогда страх станет “волшебной кнопкой”, и, нажимая ее, Мэнсон сможет контролировать человека.
“Что бы вы ни делали, — советовал мне Уоткинс, как ранее Крокетту и Постону, — не давайте Чарли понять, что вы его боитесь”. Однажды на ранчо Спана, без предупреждения или причины, Мэнсон набросился на Уоткинса и начал его душить. Сначала Пол сопротивлялся, но затем, хватая ртом воздух, внезапно сдался, прекратил сопротивление. “Это было действительно дико, — рассказывал Уоткинс. — В то же мгновение, как я перестал его бояться, Чарли отдернул руки от моей шеи и отпрыгнул, словно на него напала какая-то невидимая сила”.