— Красивый конь, — повторил старик.
Воодушевленный похвалой, бек снова ударил коня. Тот, сделав несколько прыжков, стал кружиться перед домом. В этих упражнениях видны были благородные качества чистокровного животного и умение ездока укрощать диких лошадей. Наконец бек слез с коня и, бросив поводья работнику, приказал водить коня, потому что конь был весь в мыле.
Старик, взяв за руку бека, ввел его в приемную, где уже все было готово к приему почетного гостя.
Пол был застлан богатым персидским ковром. Около стен лежали мягкие подушки для возлежания, а для самого бека было приготовлено почетное место. Хозяин, пригласив гостя сесть, по принятому на востоке обычаю, обратился к нему со следующим приветствием.
— Дом мой принадлежит вам. Место ваше на голове моей, в глазах моих; я ваш покорный слуга, сыновья мои — ваши рабы, а жены их — ваши прислуги; все, что есть у меня — ваше. Прошу покорно, садитесь.
Бек поблагодарил. Один из сыновей Хачо, подбежав, снял с его ног красивые сапоги, и гость уселся на почетное место. Рядом с ним заняли места его двоюродные братья и другие родственники.
Часть свиты осталась в комнате, приложив руки к пистолетам, заткнутым за пояс; другие же вышли во двор смотреть за собаками и лошадьми, объедавшимися добром из амбаров хозяина.
Бек и его свита были вооружены пиками, саблями, пистолетами и ружьями; они не снимали их, хотя были в гостях у приятеля. Курд и у себя дома и в гостях, в военное и в мирное время, не может расстаться с оружием; оно с ним нераздельно.
Вернулись с полевых работ и другие сыновья Хачо. Они суетились, исполняя приказания отца. Все они были без оружия. По восточному обычаю, вначале подали черный кофе в маленьких чашечках.
— А где Степаник? Не видно что-то его, — спросил беж. — Я привык у вас дома принимать кофе из его рук.
Старик Хачо, скрыв неудовольствие, приказал позвать мальчика.
Вошел Степаник; на лице его играла веселая улыбка. Он приветствовал бека, приложившись к его руке (вожди курдов любят эту церемонию). Бек, погладив его шелковистые волосы, сказал:
— Знаешь ли ты, какой хороший подарок я привез для тебя?
— Знаю, — ответил Степаник, покраснев, — красивую козулю; я уже бросил ей корм, но она не хотела есть.
— Видите каков! Уже успел получить подарок, — заметил бек, обращаясь к хозяину.
— Я знал, что ее привезли для меня, потому и взял, — ответил Степаник.
— Ну, иди теперь поиграй с ней, — оказал бек.
Юноша поклонился и вышел.
— Умный мальчик, — заметил бек. — Наверно, он остается недоволен, когда не получает от меня подарков.
— Он не виноват, что вы балуете его, — ответил старик, нехотя улыбаясь.
— Какие роскошные горы у вас, кум Хачо, — переменил разговор бек. — Прекрасная охота, на каждом шагу встречаем диких коз, джейранов, блуждающих группами, а фазанов и диких голубей — и не перечтешь. Вот эту козулю поймали живой мои борзые. Если б столько вы видели, какие у меня борзые! Недавно получил еще пару в подарок от вождя зиланцев; я послал за нее пару мулов. — Бек говорил только об охоте, собаках, разбоях и очень воодушевлялся, рассказывая о своих подвигах.
Хачо, хотя не выносил таких разговоров, однако слушал, а по временам делал и одобрительные замечания.
Настал час обеда. Прямо на полу накрыли скатерть и расставили блюда с пловом и целыми жареными баранами.
Между ними стояли кувшины с шербетом и огромные миски с болтушкой из кислого молока, которую ели большими ложками. Крепких напитков не было.
Гости ели и пили с аппетитом.
— Вы не выгоняли еще стада на пастбище? — спросил бек хозяина.
— Нет, еще не выгонял, — ответил тот. — Нельзя надеяться на апрель: он любит к концу пошаливать. Жду, пока минет это время.
— Тепло и холод зависят от бога, кум Хачо, чему быть, того не миновать, — ответил гость. — Наши стада вот уже неделя как пасутся, но знаете, какая беда? У нас нынче совсем нет запаса муки, и пастухи наши несколько дней уже сидят без хлеба.
Старик понял намек и ответил:
— А наш хлеб разве не твой? Прикажи, сколько нужно муки, и я вышлю.
— Пусть благосостояние и счастье не покидают твоего дома! — воскликнул бек. — Конечно это так. Что мое, то твое. Что твое — мое. Не так ли, кум?
— Сам бог свидетель тому. Сколько послать муки?
— Пока достаточно будет десять возов, а там, в случае надобности, попросим еще, ведь от этого не опустеют твои амбары?
Старик нехотя улыбнулся, что придало его лицу печальное выражение, и кивнул головой в знак согласия.
После обеда Степаник подал всем умыться и принес кофе. Бек приказал своим слугам, стоявшим в комнате, идти обедать вместе с другими, для которых был подан обед на паласах[8], накрытых на дворе. В приемной остались бек с несколькими приближенными и старик Хачо.
Предметом их беседы был конь, подаренный эрзерумским вали. Бек рассказывал о благородстве его крови и уверял, что он знаменитой арабской породы и что его родословная восходит чуть ли не ко времени знаменитого Антара.
— Но дорого обойдется мне этот роскошный подарок, — закончил бек свой рассказ.
— Почему? — спросил Хачо.
— Да разве не знаешь, что посланцу вали, приводившему коня, нужно дать не меньше ста золотых.
Старик смекнул теперь, в чем цель посещения бека, но, словно не поняв в чем дело, ответил:
— Что ж, дай. Разве конь не стоит ста золотых?
— Откуда у курда деньги? — перебил его бек сердитым тоном. — Этот презренный металл есть только у вас, армян.
Один из родственников бека вмешался в разговор.
— Бек, неужели и ты заботишься о деньгах? Разве кум Хачо позволит, чтобы ты в них нуждался?
— Клянусь богом, это верно, — прибавил другой.
— Да, он добрейший человек, — подтвердил третий, — нет подобного ему среди армян.
Старик понял, что, хочет он или нет, деньги ему придется выплатить, и сказал:
— Я не огорчу бека из-за сотни золотых.
— Да царствует верная радость в твоем доме! — воскликнули курды.
Старик вышел из комнаты и, позвав старшего сына, приказал ему принести сто золотых из спрятанных в сеннике денег.
— Для какой надобности? — спросил сын.
— Разве не знаешь, что эти негодяи после того, как обожрутся, попросят еще «дишкираси» — ответил отец печальным голосом.
— Да покарает их бог, проклятых, — выругался сын и, взяв корзину, отправился как бы за соломой в сенник.
«Дишкираси», или «плату за зубы», получали некогда курды от армян, когда делали им честь у них обедать. Хозяин дома, если не хотел подвергнуться насилию, обязан был платить этот налог. И в настоящее время этот обычай не вполне вывелся, приняв только более приличную форму.
В отсутствие старика между курдами произошел следующий разговор.
— Если он вернется без денег, я велю поджечь его дом, — сказал бек сердито.
— Не надо, зачем? — успокаивал его один из свиты. — Славный армянин, не следует огорчать старика. Дом его всегда открыт для нас — берем все, что нам нужно. Он добрый, не надо забывать хлеба и соли, которыми он встречает нас всегда.
В эту минуту вошел старик и, положив перед беком кошелек с золотом, сказал:
— Бог свидетель, что деньги эти были предназначены на поездку в Иерусалим, куда я собирался для спасения души. Но отказать тебе я не мог.
— Не лги, кум Хачо. Много их у тебя, много… это мне известно, — ответил бек, приняв кошелек, и не считая положил в карман.
Была вечерняя прохладная пора. Бек приказал приготовить лошадей, чтобы тронуться в путь, и, пока их седлали, прогуливался по двору вместе с хозяином дома. Вдруг он заметил Степаника, игравшего с козулей, и подошел к нему.
— Хороша козуля? — спросил он.
— Хороша, только жаль, что ногу ранили собаки… но это не беда, я вылечу. Бедняжка, видно ей больно, ничего не ест, — ответил мальчик, перевязывая рану.
— Степаник, видно, ты очень любишь животных, я пришлю тебе хорошенького жеребенка.
— Я не люблю лошадей.
— Что же ты любишь?
— Люблю вот таких козуль, куропаток…
— Прекрасно, я буду высылать тебе все живое, что случится от охоты.
Слуги доложили, что лошади готовы.
Бек, поблагодарив хозяина, вышел во двор, где у дверей стоял его конь. Хачо подсадил бека, поддерживая за уздечку коня, что означало высшую степень уважения хозяина к почетному гостю.
Усевшись на коня, вождь курдов повертел в руке длинную пику, и несколько раз покружившись перед домом, попрощался и уехал.
Старик остался стоять неподвижно и долго смотрел ему вслед. Он видел, как бек пришпорил коня и перескочил через канаву, пренебрегая мостиком, которым, по его мнению, пользуются лишь трусы и слабые, Он видел, как, погнавшись за бегущим меж кустов зайцем, бек стремительно настиг его и пронзил копьем.
Наконец, бек исчез в густых кустарниках.
Наблюдая все это, Хачо с грустью думал:
«Почему так несправедливо небо? У курда нет хлеба — армянин пашет, сеет и готовит для него запас… Курд получает в подарок хорошего коня, едет на нем — гарцует так, что земля дрожит, — а платит за коня армянин, которому приходится ездить только на осле».
VIII
Настал вечер. Сыновья Хачо вернулись уже с полевых работ. В углу комнаты мерцала сальная свеча, бросая вокруг тусклый свет. Старик и сыновья сидели за ужином и молча ели; по временам только глава дома прерывал тишину. Весенний свежий воздух наполнял комнату приятной прохладой, издали доносилось блеяние возвращавшихся с пастбищ овец. Невестки Хачо занимались приготовлением ужина. Они еще ничего не ели и должны были ужинать после всех. Дети же, уставшие от игр и беготни, легли спать без ужина.
Трапеза кончилась, каждый ушел по своим делам. Нужно было смотреть за скотиной, поливать ниву, потому что очередь пользования общественной водой была в этот день за ними, надо было идти на мельницу смолоть пшеницу, словом, было еще много работы.