Ах как пошутили мойры{32} вплетая в клубок судьбы черного человека столь светлое имя! Над такой шуткой можно было смеяться, если бы у солнечного снаружи Кироса не таилось внутри столько скользкой тьмы и злости.
Подобного сочетания Дионисию, выросшему в любви и уважении, встречать еще не приходилось. Пораженный, он отвернулся от дяди и наставника.
Атрей, не упускавший из внимания ни одного из своих учеников, хмыкнул:
– Кирос, что ты узрел там, среди этих одинаковых колонн? Подойди.
Мальчишка хлопнул ладошкой по мраморной ноге атлета, сделал несколько ленивых шагов.
– Тебя интересуют мои собеседники? Можешь не отвечать, это заметит каждый, кто имеет глаза и толику разума. Я обращаюсь к тебе как к самому старшему. Дионисий с завтрашнего утра будет моим учеником. Надеюсь, что вы станете добрыми соперниками на тренировочных площадках и друзьями за пределами палестры.
– Да, наставник. – Кирос быстро склонил голову, но Дионисий заметил, как сжались до белизны его кулаки, и понял, что за кротким «да» спрятано строптивое категоричное «нет».
– Тогда иди, скажи остальным, что скоро мы займемся борьбой.
Актеон, для которого кротость Кироса была лишь попыткой неопытного мальчишки скрыть очевидное, усмехнулся:
– Не хотелось бы мне тратиться на целебные бальзамы, примочки и припарки!
– Я понимаю, о чем ты говоришь, – задумчиво ответил Атрей. – Что ж, этого следует ожидать. Кирос – сын Хаемона. Он, как и его отец, привык быть первым и сделает все, чтобы им оставаться. Впрочем, здесь твоему Дионисию ничего не угрожает. К сожалению, не могу гарантировать того же за пределами палестры…
– Я вижу, не всем ты пришелся по душе! Красавчик Кирос узрел в тебе соперника! – Актеон усмехнулся, мягко похлопал племянника по спине.
– Во мне?
Слова дяди были удивительны: никогда еще Дионисий не оценивал свою внешность с позиций соперничества.
– А что тебя, мальчик, так удивляет? Твое тело еще не восстановилось после перенесенных лишений, но оно достаточно стройное. У тебя тонкая талия, плечи обещают быть широкими, икры крепкими. Твои волосы густы. Лицом же ты напоминаешь мне свою мать. Алексия была очень красивой женщиной!
Дионисий покраснел.
– А вот умение краснеть, если не растеряешь этот ценный дар, со временем сделает тебя успешным у девушек, – громко захохотал Актеон, смущая племянника еще более. – Ладно, не буду, не буду… У меня есть несколько дел в этой части города, требующих внимания и полной сосредоточенности. Поэтому мы сейчас расстанемся. Надеюсь, до заката ты вернешься и не заставишь меня слишком долго волноваться.
– И я могу пойти куда угодно?
– Конечно. Теперь этот город – твой. Ты можешь передвигаться так, как тебе вздумается.
– И даже выйти за его стены?
– Что тебе нужно за пределами Херсонеса?
– Хочу посмотреть порт и море.
– Это можно сделать, не выходя из города. В порту лучше пока не появляться. А море… Посмотри, вот та улица ведет к галечному берегу, зажатому между скалами. Умеешь ли ты плавать?
– Умею. Раб Епифания не так давно обучил меня этому искусству.
– Что ж, тогда я за тебя спокоен. – Актеон развернулся и пошел вдоль улицы.
Постояв в задумчивости, Дионисий решил последовать совету.
Море тянуло его давно. Усадьба Гераклеона лежала на равнине, далеко от берега. И шум волн, и соленые брызги – все это было только в Керкинитиде и… в воображении, навсегда покоренном то зелено-голубыми, то черно-синими водами Понта Эвксинского.
Сегодня вода имела удивительный оттенок. Слабая волна, почти не пенясь, накатывала на гальку, мокро поблескивающую на солнце. По гальке шла полоска подсыхающей бурой травы. Ночной шторм выбросил водоросли на берег, и они уже начали попахивать. Запах нельзя было назвать приятным, но он очень нравился Дионисию. На воду время от времени с криком падали чайки, чтобы почти тут же взлететь с серебрящейся в мощном оранжевом клюве рыбешкой.
Дионисий нагнулся, попробовал ладонью поймать волну.
– Теплая…
Он принялся раздеваться, когда со стороны моря послышался какой-то шум, затем девичий смех. В растерянности отступив, Дионисий укрылся за глыбой, отвалившейся когда-то от прибрежной скалы.
Смех, тихий, словно голос лиры, повторился снова. Сердце мальчика зачастило: сейчас, на этом берегу, он увидит прекрасную Афродиту{33}. Она появится из пены…
Додумывать не пришлось. Вода действительно вспенилась, и у подножия скалы, ступившей в море дальше своих сестер, Дионисий увидел девочку. Она с невероятной скоростью приближалась к берегу.
Когда расстояние сократилось, стало заметно, что незнакомка держится за плавник огромной серой рыбины. У самого берега девочка спрыгнула в воду, рыбина высунулась из воды, и Дионисий узнал дельфина.
– Агата! Ты сегодня молодец! Ни разу меня не уронила!
Девочка поцеловала дельфиниху в острую морду. Та взвизгнула, давая понять наезднице, что принимает ее похвалу. И получила в ответ хлопок ладошкой по блестящей светло-серой спине.
– Плыви, любимая, в море. Мне пора возвращаться домой. Только не вздумай приближаться к порту. Иначе в тебя снова бросят гарпун, и я не уверена, что помогу тебе во второй раз!
Агата, шлепнув хвостом, ушла под воду. Убедившись, что ее приказ выполняется, девочка вышла на берег.
Только теперь Дионисий заметил в тени под скалой брошенный на камни хитон. Девочка пошла к нему неторопливо, открыто. Волосы мокрыми черными ужами струились по спине, касались ног. С волос капала вода. Загорелая и от природы смуглая кожа искрилась сотнями солнечных бликов…
Дионисий покраснел, опустил глаза.
Он ждал, что «Афродита» оденется и уйдет, не заметив его за валуном, но, как назло, именно в этот момент в носу зачесалось. Дионисий схватился за нос, галька под ногами зашуршала, девочка метнулась к своей одежде, схватила хитон, кое-как натянула на мокрое тело и бросилась к тропинке, соединяющей берег и город.
– Подожди! – Не познакомиться с дельфиньей наездницей было досадно.
Сделав несколько шагов, она обернулась.
Мальчик, прислонившийся к скале, не внушал страха. Более того, в его глазах, лице, позе было что-то такое… Она нерешительно потопталась и вдруг, надув щеки, прыснула.
Засмеялся и Дионисий.
– Я видел тебя на дельфине!
– Это Агата. Я назвала ее так, потому что она, и вправду, хорошая.
– Как она стала твоей?
– Мы просто дружим. Агата умная и очень добрая. Катает меня по волнам, мы вместе ныряем. Иногда до самого дна. Она показывает мне царство Посейдона{34} а потом уплывает подальше от берега, чтобы злые люди снова не обидели ее.
– Я слышал, ты спасла Агате жизнь?
– Да. Два лета назад. Она лежала в камнях у самого берега. Сначала я уговаривала ее вернуться в море, но потом увидела страшную рану в боку. К счастью, дельфиниха лежала в воде и поэтому была не слишком тяжела. Здесь недалеко есть грот, в который можно попасть только со стороны моря. О нем не знает никто. Я наткнулась на него случайно, когда переменчивое течение отнесло меня к скалам.
– Ты совсем не боишься воды?
– Нет. Когда волны не бьют о берег, вода послушна. Она позволяет лечь на спину, раскинуть руки и смотреть в небо. Если лежать долго-долго, тело исчезает и ты паришь, словно птица.
Дионисий, научившийся плавать недавно, с восхищением посмотрел на девочку.
– Что же было с Агатой потом?
– О-о! Столько хлопот! Мне удалось стащить ее в море. На глубине она пришла в себя, поняла, что рядом находится друг, и начала мне чуточку помогать. Хорошо, что море было спокойным. У грота я принялась объяснять, что надо нырнуть. Но Агата меня не понимала. Тогда я воззвала к Артемиде, и богиня надоумила не объясняться с дельфином, а просто показать. Я оставила Агату в гроте, а сама побежала домой и обо всем рассказала отцу. Он добрый человек, дал мне целебную мазь и рыбу. Слава богам, через десять дней от раны остался лишь след. С тех пор мы вместе. Только теперь мне страшно. Вдруг моя Агаточка вновь попадется рыбакам и ее съедят?!
– Не бойся, боги подарили ей спасение. Теперь она знает, что не следует близко подплывать к кораблям. Все будет хорошо, – успокоил Дионисий. – Недаром ты придумала это имя – Агата.
– Да, оно удачно. Но ты ведь скажешь мне, как зовут тебя!
– Дионисий, сын Гераклеона.
– А я – Зо!
Дионисий широко улыбнулся: девочка была подвижна, светилась. «Жизнь»… Было бы странно называть ее иначе.
– Тебе очень подходит.
– Так многие говорят… Дионисий, почему я тебя раньше не встречала?
– Потому что мне никогда не приходилось бывать в Херсонесе, я спустился к этому берегу впервые.
– Где же ты жил раньше?
– Мой отец имел надел рядом с Керкинитидой.
– Но это так далеко! – наивно воскликнула Зо, никогда не покидавшая окрестностей Херсонеса.
– Да… Это очень далеко… – задумчиво повторил Дионисий, вкладывая в эти слова лишь ему понятный смысл.
– Почему ты загрустил?
– Теперь мне, чтобы соединиться с семьей, нужно переплыть Стикс!
Зо вздрогнула.
– Нет! Стикс переплывают мертвые! Я не хочу, чтобы ты умирал! Ты такой… красивый!
Дионисий смутился.
– Я вовсе не собираюсь умирать. Но все мои родные, кроме Актеона, брата мамы, уже на том берегу.
– Я знаю Актеона. Он поэт и очень известный человек.
– Да. Сейчас я живу в его доме, а с завтрашнего дня буду посещать палестру.
– Дионисий! – Зо опустила глаза. Вопрос дался ей с трудом, но любопытство взяло верх. – Почему твои родственники ушли в царство мертвых?
Ответил он не сразу: еще болело, еще обрушивалось ночными кошмарами… Заметив, как напряглось его лицо, Зо вскинула руки, желая прикрыть губы, остановить, но он уже начал рассказывать.