[14], царя[15], а это требует столько личных средств, что не каждый гражданин может позволить себе занимать такую ответственную и почетную должность. Но есть и те, кого не привлекает даже возможность увидеть собственную статую на агоре. Они копят, копят, копят, и никому не известно, на что потом обратят свои деньги.
– Зо говорила, что отца Кироса, Хаемона, избирали номофилаком и агораномом, – вспомнил Дионисий. – Значит, он очень богатый человек?
– Ну, при его состоянии можно было бы отдавать полису значительно больше. Я сам не беден и занимал должность продика[16], работал в коллегии номофилаков, был и казначеем. Теперь моя жизнь – поэзия. Она дарит мне и наслаждение, и славу… и забвение.
Актеон поднялся. Встал и Дионисий.
– Спасибо, дядя! От тебя я узнал много нового. Завтра Зо приумножит мои знания и впечатления.
Мальчик уже выходил, когда до него донеслось:
– И все-таки будет разумным, если ты поостережешься Кироса!
Утро выдалось дождливое, не для прогулок. Но Таврика – солнечная земля. Скоро небо расчистилось, просветлело. Просветлело и настроение Дионисия. Собираясь в палестру, он готов был петь, летать от счастья, предстоящего после занятий. Даже готов был писать стихи. И наверное, написал бы, начав словами: «Как без ветра умирают волны, так и мне без Зо весь мир – пустыня», если бы не имел дядю-поэта.
Никогда и никто, кроме Зо, не будил в Дионисии столько ожиданий. Актеон, заметив блаженно отсутствующий взгляд племянника, догадался, что и мысли его не имеют достаточно устойчивой опоры. Посещение палестры следовало вывести из тени, отбрасываемой свиданием.
– Атрей участвовал в священных афинских играх, – как бы невзначай обронил Актеон. – Он победил в двойном беге[17] и метании диска. Твоего наставника наградили бронзовой вазой, полной драгоценного оливкового масла, имя высекли на мраморе. Плита установлена рядом с храмом Партенос, можешь убедиться.
Актеон добился своего: палестра засияла новыми красками.
Атрей, увидев, с каким интересом рассматривает его новенький, ухмыльнулся, догадавшись, что за прошедший день осведомленность мальчика значительно возросла. И предложил ему поживее присоединиться к группе учеников, расположившихся в тени портика.
Предстоящие знакомства радовали Дионисия, не избалованного множеством приятелей. Поскорее сбросив в стороне одежду, приветливо улыбаясь, он устремился к наблюдавшей за ним группе, но злорадное шипение: «Дохлый баран, ты еще не забыл мое обещание?» – заставило его вздрогнуть.
Движение не осталось незамеченным. Мальчики насмешливо загалдели. Дионисий покраснел от гнева и досады. Смешки зазвучали громче. Не зная, как поступить, он остановился.
Выручил Атрей.
– Сейчас говорить буду я. Ваша обязанность – внимать и запоминать, – сказал он, строго глянув на Кироса. – Близится праздник сбора винограда. Это касается вас всех, ибо праздник будет украшен спортивными состязаниями. Вам, будущим защитникам Херсонеса, предстоит убедить граждан полиса в своей силе, ловкости и выносливости. Но, напоминаю, атлет по-настоящему хорош, если упражнения, даже самые сложные, он выполняет красиво и легко. А что еще должно отвечать канонам красоты у настоящего атлета? Я к тебе обращаюсь, Кирос!
– Мысли… и… и поступки, наставник!
– Теория тебе известна. Осталось лишь прекратить скрипеть зубами и показывать кулаки Дионисию. Тех, кто меня не услышал или не понял, я – да будет Гермес свидетелем! – к состязаниям не допущу.
Кирос вспыхнул, пригнул голову, почти скрывшись за спиной коренастого широколицего мальчика, имени которого Дионисий пока не знал, предварительно пихнув того в бок. Мальчик, правильно поняв тычок, тут же громко выкрикнул, отвлекая внимание наставника:
– Атрей, а какие виды состязаний ты предусмотрел для нас?
– Простой и двойной бег, метание копья, метание диска, борьба. Этого вполне достаточно, чтобы узнать, кто занимался усердно, а кто развращал свое тело ленью.
Ученики зашумели. Наставник позволил им выговориться: законы гармонии и равновесия требовали давать нагрузку и языку, иначе его вынужденное бездействие незамедлительно скажется на других, более полезных для атлета мышцах.
Выждав некоторое время, Атрей удовлетворенно кивнул.
– Подготовку к состязаниям мы начнем с простого бега. Заодно я погляжу, на что способен новенький.
Он повел мальчиков к дорожке, засыпанной слоем серого морского песка.
– Я никогда не бегал по песку! – воскликнул Дионисий.
Кирос злорадно ухмыльнулся, но промолчал: наставник мог выполнить свое обещание.
– Тебе придется научиться. Чтобы показать достойные результаты на соревнованиях, необходимо много и усердно готовиться. Чем неудобнее тренировка, тем ближе победа. – Атрей поднял палку, прочертил прямую линию. – Встаньте вдоль, не заступая. По команде начнете бег. Кто решит схитрить и переступит линию раньше, получит по ногам. Дионисий, тебе привычна дистанция в одну стадию?
– Нет… Я всегда просто бегал, как мне хотелось.
– Теперь будешь плестись в хвосте, падаль! Обещаю! – не выдержав, процедил еле слышно Кирос.
Мальчики построились. Между Дионисием и Киросом встал тот самый широколицый крепыш.
– Здесь слов на ветер не бросают! – то ли предупредил, то ли попытался запугать он, почти не шевеля губами.
– Приготовились! – Атрей подал команду и тут же отпустил увесистый удар по чьим-то непонятливым ногам. Ноги убрались в общий ряд. – Вперед!
В первые мгновения Дионисий, никогда не бегавший наперегонки, замешкался. Впрочем, раб, занимавшийся дома его атлетической подготовкой, часто повторял, что «со временем сын господина сможет показывать незаурядные результаты». Пока же ноги неумело тонули в песке, дыхание сбилось, а спины соперников отдалялись и отдалялись.
Лишь к середине дистанции Дионисий приноровился так ставить ступни, чтобы злополучный песок не держал за пятки. После такой находки, худой и тонкокостный, он без особых усилий обогнал коренастого мальчика, сопевшего в хвосте, обошел еще двоих, еще. И только Кирос, хвастливый, задиристый, но не менее способный, ловко подпрыгивал впереди. Так, первым, он и пересек финишную черту, победно задрав руки и вопя от радости и злорадства.
Долгое отсутствие упражнений дало себя знать: Дионисий устал. Хватая ртом воздух, он согнулся, оперся руками о колени и не сразу заметил подошедшего наставника.
– А ты, новенький, неплохо держался. – Атрей говорил негромко, и Дионисий был ему за это благодарен: вряд ли похвала, отпущенная сопернику, способна обрадовать такого человека, как Кирос. – Пожалуй, твой бег я назову лучшим.
– Но я пришел вторым!
– Когда говорят о красоте, понятие соперничества отступает, давая место наслаждению от созерцания. В следующий раз тебе следует не пропустить сигнал к началу бега, тогда не придется догонять. Сейчас мы повторим упражнение. Прислушайся к моим советам – и победа будет твоей.
Последние слова Атрея были сказаны скороговоркой.
– Повторяем! – прозвучала резкая команда.
Только-только отдышавшиеся мальчики зашевелились, выстраиваясь в линию.
Когда на дорожку ступил Кирос, его походка, взгляд, каждое движение показывали, насколько ему не хочется снова утверждать свое первенство. Остальные, помня, каким опасным бывает их гневливый приятель, предпочли держаться подальше. Вокруг Кироса образовалась пустота, и ее пришлось заполнить Дионисию.
– Я тебя, варварское отродье, заставлю песок жрать, если полезешь в первые! – услышал он злобное шипение.
При этом сузившиеся до щелочек глаза Кироса неотрывно следили за Атреем. Едва тот отвернулся, последовал сильный короткий толчок – и Дионисий, вскрикнув, полетел вбок. Лишь чудом ему удалось удержаться на ногах.
– Кирос, тебе мало на песке места? – мгновенно отреагировал наставник. Долгая работа в палестре научила его видеть спиной. – Или вообще места мало?
– Его стало бы больше, уберись отсюда лишние! – выкрикнул Кирос.
Брови Атрея рванули вверх.
– Что я слышу! Ты взял на себя полномочия народного собрания? Но здесь, в палестре, нет лишних. Впрочем, при такой позиции лишним на состязаниях можешь оказаться ты! Неужто забыл, что говорит атлетам элланодик перед тем, как они сойдутся в борьбе за первенство? Я повторю, коль твоя память так слаба. Судья говорит: «Если вы достаточно потрудились, выходите смело. Если вы чувствуете за собой вину или потрудились мало – должны удалиться». Ты услышал меня, Кирос, сын Хаемона?
– Услышал.
– Отвечай громче, чтобы дошло до всех, кто желает превратить состязания в бойню!
– Услышал! – рявкнул Кирос. Он был в бешенстве, но, достаточно зная Атрея, понимал, что пока разумнее будет подчиниться.
Наставник ухмыльнулся: юнец поступил как должно, но при первой же возможности, несомненно, исправит положение. Кивнул и дал старт.
То ли похвала, то ли приобретенный опыт сделали свое дело. На этот раз Дионисий полетел, словно птица, мысленно взывая: «Гермес, помоги!» Громкое отрывистое дыхание Кироса лишь подстегивало. Тем более что слышалось за спиной! Уже к середине дистанции ноги куда-то исчезли, и Дионисий перестал понимать, на чем он держится и что заставляет его передвигать эти чужие, не желающие слушаться столбы. В груди образовалась хрипящая пустота, горло свело судорогой. Но он бежал! Бежал! И никто, ни один человек, даже Кирос, не маячил впереди!
– Твоя воля крепка, ноги быстры, а уши успевают ухватить главное, – с удовольствием проговорил Атрей, едва Дионисий пересек черту, отмечающую дистанцию в одну стадию.
Похвала обрадовала, но и только. Ни злорадства, ни гордости не было. Теперь, после обретения Зо, Дионисию хотелось лишь убедиться в собственных силах. И убедить в них остальных.