«А в детстве, ну, когда совсем маленьким был, ты во что играл?»
«Я любил лазать по деревьям, наблюдать за облаками…»
«А мне больше нравятся компьютерные игры».
«Это что?»
«Ты сидишь, смотришь в магическое… зеркало, а там тебе показывают людей, животных, ребусы, загадки. Если в Интернет сходить, можно всех твоих философов скачать. С друзьями пообщаться».
«Скачать?»
«В общем, там есть все, чем вы в своем андроне забавлялись, только не живьем, а словно движущаяся картинка. Понял?»
«Нет. А кто показывает? Боги?»
«Какие боги, Денис! Говорю же, микросхемы там. Ну как тебе объяснить…»
«Я вспомнил. В детстве у меня была глиняная свинка. А еще обруч. Я гонял его палкой по земле! Неужели с того момента прошло больше двух тысяч лет?»
Дионисий замолчал. Евграф, догадавшись о причине, тоже.
Разговор возобновился минут через десять.
«Еще до перехода мне было даровано видение – город. Я увидел его сегодня твоими глазами. Но вопросы, словно дикие пчелы, роятся в моей голове».
«Задавай. Я отвечу, если, конечно, смогу. В нашем веке столько всего понапридумано, что иногда люди не знают, как оно работает. Просто пользуются, и всё… Спрашивай».
«Я видел повозку для людей, которую ты назвал автомобилем. Но где спрятаны животные, которые ее тянут?»
«Никаких животных нет. Есть мотор».
«Мотор?»
«Штука такая хитрая. Железная. Не проси объяснить, как устроен и что там внутри происходит. Я вообще-то знаю, но тебе, чтобы только принцип уловить, придется изучить сразу несколько наук».
«Печально. Мне нравится во все вникать и во всем разбираться. Но, может, ты скажешь, что летает в вашем небе и шумит громче грозы? Ведь это же не горгона? Мальчик из моего видения поднял голову и при этом не обратился в камень. Хотя горгона не та женщина, с которой стоит шутить. Не ответишь ли ты, Евграф, что это было?»
«Скорее всего, обычный самолет. Или вертолет. Я же не знаю, что там летело».
«Из чего сделан такой самолет?»
«Из легкого металла. Дюралюминий называется. Много легче бронзы, которой вы пользовались».
«Дедал тоже дал Икару крылья. Но они не были бронзовыми. О! Я понял: если бы Дедал знал, что крылья могут быть из металла, Икар смог бы подняться к самому солнцу и они не расплавились бы!»
«Ну ты и соображаешь! Только не забывай – к твоему Икару пришлось бы прикрепить хороший реактивный двигатель. А их Дедал делать не умел».
«Да… Скажи, Евграф, ты свободный человек? По достижении совершеннолетия будешь ли гражданином? Или родители твои – рабы?»
«Рабы? Ну ты даешь! У меня папа в институте физики работает, мама – библиотекарь. У нас квартира есть. Дом то есть. Только он на шестнадцатом этаже. Я в школе учусь. У меня там куча друзей. Все классно!»
«А Тася? Она свободна?»
«Ау, Денис, проснись! Рабов уже бог знает сколько веков нет!»
«Какой бог знает? Зевс?»
«При чем тут Зевс? У нас один Бог – Саваоф. Правда, есть еще сын Божий – Иисус. И Дух Святой. Всё. Един в трех лицах».
«Ну, так бы сразу и говорил. А то я уже подумал: неужели он один успевает уследить за всем? А если ему хотя бы сын помогает, уже легче… Так как насчет рабов?»
«У нас все свободные».
«Но это же не всегда удобно! Кто работает на ваших плантациях, в ваших домах?»
«Сами работаем. Ты автомобили видел? Видел. Самолет слышал? Слышал. Полно еще всяких машин. Вот они и есть наши рабы».
«А говоришь, что нет рабов. Я очень был удивлен…»
Удивлялись они по очереди до рассвета. Лишь когда за окном забрезжило, Евграф бросил взгляд на часы.
«Стоп, Денис! Ну мы с тобой и устроили симпозиум! У меня тут вообще-то утро. Мне нужно хотя бы часа четыре поспать, а то потом буду носом клевать. Только не спрашивай, что клевать и почему».
«О, понимаю! Опять выражение такое. Ты хороший преемник, Евграф. Позволь мне задать последний вопрос».
«Так и быть, я сегодня добрый. Задавай».
«У меня никогда не было друзей среди сверстников. Только Зо. Но она – больше чем друг. Евграф, позволишь ли ты мне считать своим другом тебя?»
«Разве об этом спрашивают, Денис? По-моему, мы уже целые сутки с тобой самые нормальные друзья… – Евграф замялся. – У меня тоже есть один вопросик. Я вот не понимаю… Ты в своем параллельном мире не на полочке же отдыхаешь. Что-то делаешь, с теми, кто переходит, наверное, общаешься. Почему не знаешь, что у нас происходит? Чего проще – возьми и спроси! Зачем для этого было двадцать три столетия ждать? И кстати, почему ты выбрал именно меня? Я ведь даже не местный. Неужели за столько веков никого подходящего не нашлось?»
«Некоторое время после перехода я мог оставаться на земле. Рядом был Епифаний, Зо. Были беспокойные духи с их неутоленными желаниями. Но прошло время, и Высшие законы лишили нас такой возможности. Чтобы исполнить свой долг, я задержался в том слое, который не используется для жизни».
«Почему не используется?»
«Он неудобен. Его законы не дают жизни развернуться в полную силу. Он – промежуток между другими, жизненосными, слоями».
«Может быть, как промежутки между орбитами электронов, которые вращаются вокруг атомных ядер? Мне папа рассказывал, что…»
«Не знаю, о чем ты говоришь. Здесь я потерял способность видеть землю собственными глазами, но все еще чувствовал людей. Со многими, достойнейшими, пытался заговорить. Ты – единственный, кто услышал меня. Может быть, ты, я, Епифаний – все мы чем-то похожи? Словно…»
«Стой, я, кажется, понял! Мы, наверное, настроены одинаково. Как антенны на приемник!»
«Мне неизвестны антенны. Люди и другие существа минуют пустой слой, не задерживаясь».
«Денис, а Тася… Если она разовьет свои способности, сможет тогда поговорить с родителями? Она очень этого хочет».
«Нет преград для любви. Иногда это удается. Пусть не оставляет своих попыток. Скажи ей об этом».
«Скажу. Обязательно скажу».
«То, что я нашел тебя, означает конец моему ожиданию. О Евграф, как мы с Зо хотим идти дальше!»
«Она с тобой?»
«А разве любящие могут быть порознь?»
Три дня, которые Дионисий провел между видениями и явью, растянулись для Зо в длинную тягостную полосу. Утомляла не работа: Зо скучала. Стоя возле большой вертикальной рамы ткацкого станка, она думала, думала, думала о своем друге. Беспрерывно. С мучительным восторгом. Как он держит голову, говорит, улыбается. Забывшись, Зо и сама начинала улыбаться этому, вымышленному, Дионисию. Шептать слова, которые никогда бы не решилась произнести, глядя ему в глаза.
Аспасия лишь раз спросила, какие мысли отвлекают дочь от работы, но, услышав невнятное мычание, отступилась, уверенная, что ответом является хозяйский сын Кирос. Румянец же на щеках и мечтательно-рассеянный взгляд Зо говорили лишь об одном: его подарок, бронзовое зеркальце, достиг цели.
Понимая, что такая увлеченность ни к чему хорошему не приведет, Аспасия была встревожена. Тем более что повзрослевший мальчик, не привыкший ни в чем встречать отказа, вряд ли будет терпеливым на этот раз. И как любая хорошая мать, держала и держала подле себя дочь, поручая ей все новую работу.
Но вечно ничего продолжаться не может. На третий день Зо была дарована свобода.
– Дионисий, послушай, Дионисий! Боги умеют растягивать дни, как нити, которые выходят из-под моего веретена! – радостно вскричала она, завидев наконец своего друга вверху тропинки, поднимавшейся от моря.
Сильный, почти штормовой ветер волновал складки его хитона, но ничего не мог сделать со счастливой улыбкой и таким же голосом.
– Я никогда не прял, и все же мой день был не менее длинен! – Дионисий сбежал вниз, подошел, протянул к Зо руки. – Хайре! Закончена ли твоя работа?
– Работа женщины никогда не может быть закончена. Она лишь прерывается на время. – Зо отдала ему свои ладони. Заглянула в глаза… И сквозь улыбку прочитала в них тревогу.
– Но ты чем-то опечален? О чем не можешь забыть даже во время нашей встречи?
Он легонько сжал ее пальцы.
– Мне снилась Дайона.
– И это всё? Но людям часто снятся родственники, ушедшие в царство мертвых. Ты так скучаешь по сестре, Дионисий?
– Я помню ее. Но не в этом дело… – Он замялся, не зная, стоит ли продолжать. Нежелание говорить о своем умении видеть мешало быть до конца откровенным. – Тогда, в тот ужасный день… Дайона нарисовала на пинаксе собаку. И теперь каждую ночь сестра приходит ко мне и просит не забывать о собаке. А я… я не уверен, что понимаю.
– О, я догадываюсь, в чем причина твоих снов! – прошептала Зо, отводя взгляд. – Только она грустная.
– Говори же! Я хочу, я готов услышать все, что угодно.
– Ладно… Твоя сестра мечтала иметь собаку. Но там, где Дайона теперь находится, есть лишь одна собака – Кербер. И та о трех головах и на другом берегу!
Глаза Дионисия наполнились ужасом и болью. Видя это, Зо подалась к нему, на мгновение прижалась головой к плечу. Он коснулся губами жестких, пахнущих морем волос. Вспомнил, как любил играть с непокорными прядями сестры.
– Но почему ты говоришь об этом? Разве Дайона не в царстве мертвых? – голос Дионисия сорвался.
Зо подняла голову, заглянула в пронизанные болью глаза.
– Но она же осталась в колодце, Дионисий! И она, и твоя мать! У них нет могил, нет вещей, нет еды и питья. Но главное, нет обола, чтобы оплатить Харону перевоз! – Дионисий схватился за голову, чтобы не слышать этих слов, но звук прорывался сквозь стиснутые пальцы. – И они, наверное, бродят сейчас по берегу Стикса совсем несчастные. Может быть, поэтому Дайона тревожит тебя ночами? Может быть, поэтому напоминает о собаке, видя Кербера на другом берегу?
– Я не выполнил своего долга, не снарядил их должным образом в далекий путь, – прошептал Дионисий. И вдруг крикнул, громко, отчаянно: – Но я не мог этого сделать, Зо! Не мог! Не мог!
Она погладила его по руке.
– Я знаю. Помнишь, мы были в лавке коропласта и ты хотел приобрести фигурку собаки? Так сделай это теперь. Тогда Дайона хоть немного успокоится, и ей будет веселее бродить там, рядом с Хароном.