Херсонеситы — страница 32 из 47

Предложение было, без сомнения, разумно! Дионисий почувствовал, как растворяется безысходность, уходит страх, изводивший его последние дни.

– Пойдем же к коропласту! – вскричал он. – Закажем ему собаку. Я сам нарисую ее по памяти так, как рисовала рука Дайоны. Он ведь сможет сделать фигурку по этому изображению?

– Конечно! – закивала Зо. Улыбка вернулась на ее лицо, ведь Дионисий снова стал прежним – решительным и сильным. – Я знаю, где находятся эргастерии[26]. Нам не придется идти слишком долго.

₪ ₪ ₪

До сего дня Дионисий ни разу не был в мастерской коропласта. Впрочем, как и Зо. Пока раб, бросив просеивать песок, ходил за мастером, они получили возможность удовлетворить свое любопытство – бассейн с влажной красной глиной, дышащая жаром печь, рядок недавно сделанных, не обожженных еще статуэток…

– Зо! Посмотри, какие… – начал Дионисий.

Но его перебил громкий недовольный голос:

– Кто здесь меня звал?

Голос принадлежал невысокому крепкому человеку. Лицо его было загоревшим, кудрявые волосы прижаты к голове шнуром, короткая бородка, одежда и руки перепачканы в глине. Но это был не тот человек, что торговал в рыночной лавке. Впрочем, выполнить заказ мог любой мастер.

Дионисий шагнул вперед. Зо смутилась и спряталась за его спину.

– Я! Я звал тебя, мастер. Меня зовут Дионисий, сын Гераклеона. Я живу в доме Актеона, возможно, ты знаешь его.

– Все знают Актеона. – Взгляд мастера утратил строгость. – До меня дошли и кое-какие слухи о его юном загадочном родственнике. Не ты ли это?

– Поскольку других родственников у дяди, как мне известно, нет, на этот раз слухи истинны.

Мастер, стряхнув с рук глину, подошел ближе.

– Что тебе, мальчик, угодно?

– Мне нужна статуэтка самой обычной собаки.

Коропласт помотал головой, развел руками.

– Я сожалею… Это редкая просьба. В основном всех удовлетворяют другие животные, те, что нравятся богам-олимпийцам: козлы, быки, свиньи… Но… собака? У меня не заготовлены формы, чтобы выполнить твой заказ.


– Так заготовь их, прошу тебя, прошу!

Мастер снова помотал головой и повернулся, чтобы уйти, но из-за спины Дионисия выбежала Зо:

– Стой. Выслушай теперь меня!

Он обернулся.

– Надеюсь, разговор не пойдет вновь о собаке?

– Нет. Он пойдет о более важном. У Дионисия скифы убили всю семью. Он не смог должным образом предать земле тела́. И теперь несчастные родственники бродят по эту сторону Стикса, не зная, как перебраться на противоположную. А сестра, которая перед смертью мечтала о собаке, каждую ночь приходит к своему брату и напоминает ему об этом. Неужели и теперь ты, способный помочь, откажешь нам в такой простой просьбе?

Коропласт задумчиво почесал бороду, пачкая ее крупицами успевшей высохнуть глины, вздохнул и, поймав умоляющий взгляд сразу двух пар глаз, махнул рукой:

– А, будь по-вашему! Долг живых – уважать мертвых. Твоя спутница, мальчик, смогла меня убедить. Я сделаю форму, наполню ее глиной, обожгу в печи, раскрашу нужными красками, и ты сможешь посвятить статуэтку своей несчастной сестре. Правда, на это потребуется некоторое время, но ты ждал долго. Подождешь еще немного.

– Благодарю тебя! – вскричал Дионисий, склонив голову перед человеком, не отказавшимся выполнить его просьбу. – Но, коли уж ты согласился делать форму собаки, пусть она будет такой, о какой мечтала моя Дайона, когда водила стилосом по воску. Если ты не возражаешь, я нарисую тебе контуры.

Он присел рядом с кучей просеянного песка, разровнял его ладонью и старательно указательным пальцем повторил по памяти рисунок.

Мастер некоторое время рассматривал изображение, затем удовлетворенно кивнул и, предупредив, что о цене разговор пойдет позже, удалился.

– Ну, вот видишь, как правильно все получилось, – сказала Зо, когда эргастерии остались позади. – Коропласт – хороший человек. А хороший человек всегда поймет других людей. Теперь Дайона перестанет приходить к тебе по ночам.

– Да, мы встретили хорошего человека, – согласился Дионисий. Затем глянул на солнце и заторопился: – Теперь время послушать, что замышляют плохие. Идем скорее, нам пора быть под скалой, у моря.

– А вдруг мы ошибаемся? – задумчиво проговорила Зо, едва поспевая за широким шагом своего друга. – Вдруг выдаем ожидаемое за действительное, и люди, чей разговор мы случайно подслушали, никому не желают зла?

Он, не сбавляя темпа, обернулся.

– Это по поводу Сморда мы ошибаемся? Зо, моли богов, чтобы мой недавний знакомый оказался просто плохим человеком.

– А каким он еще может быть, Дионисий?

– Он может быть страшным человеком!

₪ ₪ ₪

Сморд и его таинственный собеседник уже давно покинули берег, а Дионисий и Зо все сидели под скалами, пытаясь связать воедино тонкие ниточки отдельных высказываний и понять, свидетелями чего так неожиданно стали.

– Мне нужно еще раз услышать все, о чем говорили эти люди. Повтори их слова, – нарушил молчание Дионисий.

Сегодня он впервые пожалел о том, что не всегда мысли людей читаются так же легко, как слова, написанные стилосом. Особенно если люди этого не хотят.

Зо наморщила лоб, припоминая.

– Сморд спросил, как идут дела в Керкинитиде.

– Да. И что ответил тот, второй?

– В Керкинитиде готовятся. К чему готовятся, как ты думаешь?

– Если бы я знал! Продолжай…

– Потом собеседник спросил у Сморда о деньгах, и тот, наверное, передал их достаточно много, потому что мы услышали: «Да, пока этого хватит».

– Верно. Знать бы на что.

– На то, к чему готовятся в Керкинитиде.

– Да… Да, я тоже так считаю.

– А потом они заговорили очень тихо, и я ничего не разобрала. Кроме одного слова – «Хаемон».

– Мне дважды послышалось это имя. И еще «дом Хаемона». Нехорошо, когда о доме говорит такой человек, как Сморд. Я боюсь, Зо. Ведь в этом доме живешь и ты!

– А я боюсь за Хаемона. Он неприятный человек, но исправно платит отцу. К тому же Кирос…

– Продолжай. Почему ты остановилась?

– Кирос в последние дни ласков со мной. Не докучает, только смотрит непонятно. Дионисий, а вдруг на его отца собираются напасть, чтобы отнять богатство? Иначе зачем бы Сморду упоминать имя Хаемона?

– Подожди, – остановил Дионисий, – теперь помолчи, дай мне подумать…

Зо насчитала, как неторопливая волна девять раз вспенилась у их ног, прежде чем услышала:

– Если мы с тобой сейчас испугаемся, промолчим, может прийти беда. И тогда поздно будет раскаиваться и рвать на себе волосы. Хаемона нужно предупредить.

Зо быстро-быстро закивала, обрадованная тем, что их мысли совпали.

– Но как это сделать, Дионисий? Если я подойду к Хаемону, захочет ли он меня выслушать? Мы ведь ничего не знаем наверняка.

– Может быть, следует сказать так: «Хаемон, мы слышали, как нехороший человек говорил о тебе и твоем доме. Возможно, это ничего и не значит. И все же берегись».

– Ты хорошо придумал, – похвалила Зо. – Но, знаешь, в такой речи есть то, что мне не нравится совершенно.

– Что же?

– Слово «мы». Зачем знать отцу Кироса, что я встречалась с тобой в укромном месте? Разве ему вообще нужно знать о нас? Давай «мы» поменяем на «я». Да и встречи с Хаемоном проще добиться мне, чем тебе. «Хаемон, я гуляла по берегу, утомилась и задремала. Разбудили меня голоса. Один голос я узнала. Он принадлежит опасному человеку, варвару, который торгует рабами, – Сморду. Кто-то когда-то показал его мне, и я запомнила. Ни слова из тайной беседы я не разобрала, потому что ветер относил голоса. Но твое имя услышала слишком ясно, чтобы не предупредить». Вот как я скажу.

– О да! Это значительно лучше. Но… – Дионисий оторвал взгляд от зеленовато-голубой воды, глянул на разрумянившуюся, возбужденную Зо. – Мне страшно за тебя. Я вообще не хочу вмешивать тебя в эту историю.

– Брось, Дионисий! Что может грозить человеку, который пришел предупредить об опасности и при этом говорит, что ничего не знает наверняка?

– Да, ты права. Права… И все же, давай повременим. Хотя бы до завтрашнего дня.

– Хорошо. Я ничего не скажу Хаемону. Но что изменится за ночь?

«Я схожу к алтарю Партенос и спрошу у богини, правильно ли мы поступаем», – подумал Дионисий и лишь молча развел руками.

₪ ₪ ₪

Полагая, что мать будет недовольна длительной отлучкой загулявшейся дочери, Зо очень торопилась. Она вбежала во двор и под колоннами портика чуть не врезалась в… Кироса!

Увидев ее смущение, он раскинул руки, засмеялся:

– Стой, быстроногая козочка! Ты сама попалась в сети охотника, так дай же ему насладиться своей добычей!

Вот уж кого не хотелось «быстроногой козочке» встретить именно сейчас!

Но остановивший ее голос был приветлив, раскрытые объятия сдержанны. Зо отступила всего на шаг и, склонив набок голову, стала ждать, что будет далее.

– Где пропадала ты так долго? – спросил Кирос, видя такое непривычное смирение.

– Откуда тебе известно, что я давно ушла из дому? – удивилась Зо.

– От Аспасии. Рабыня запутала нитки, и твоя мать была очень недовольна. Ее голос разносился далеко. Это произошло давно, я успел сделать выводы. Так где ты была? Бродила по улицам? Или на рынке перебирала своими тонкими пальчиками дорогие симпатичные вещицы и вдыхала аромат благовоний?

– Да, Кирос, – солгала Зо. – Я ходила на рынок. – И вдруг, неожиданно для себя, спросила: – А чем был занят ты?

– Мои занятия оказались менее интересны. Я грустил.

– Почему же? – Признание удивило.

Благодушие непокорной девчонки наводило на мысль, что именно сейчас надлежит сказать нечто, что дополнит впечатление от подаренного зеркала.

– Одиночество… Постоянное, убивающее одиночество. Многие не умеют или не хотят видеть во мне того, кем являюсь я на самом деле. Даже ты, Зо, избегаешь меня.

Сердце полоснула жалость. Разве мог человек недостойный говорить такие слова? Пусть она не любит его. Но Кирос мучается! Почему же они с Дионисием так несправедливы? Если бы Дионисий узнал, как несчастен Кирос, он первым нарушил бы уговор и не стал ждать целый долгий день, чтобы предупредить его об опасности.