– Повтори, я ничего не соображаю.
– Ага, я тоже сначала обалдела. Повторяю: на фотографии был камень с отпечатком ноги твоего Дениса. Четко-четко… А рядом статья. Про то, что в Херсонесе след нашли. Отдали на экспертизу. Там подтвердили, что это не подделка. Нога принадлежит человеку. Мужчине. Размер тридцать восьмой. Ну а дальше всякие предположения: чей след, как появился.
– Да… Но… – от неожиданности и волнения Евграф начал заикаться. – Но что это нам дает? Кроме, конечно, подтверждения, что я не псих?
– Все дает! Потому что вместе с отпечатком сфоткали кусок берега. Теперь мы знаем, где лежит камень, а значит, Денис сможет тебе объяснить, в каком направлении искать грот.
– Но берега осыпа́лись. Почему же камень не погрузился в море?
– Шторма, Евграф! Он утонул, а его волнами обратно выбросило. У нас несколько лет назад всю набережную расколотило. Многотонные куски скал, бетонные плиты метров на пятнадцать вода на берег швыряла.
– Да, да… Понимаю. Получается, нам повезло.
– Очень-очень повезло!
Как удивительно иногда бывает: синицу поймать – проблема, а журавль сам в руки просится.
Отпечаток нашелся сразу. Тася опустилась на колени, коснулась углубления, оставшегося от босой мальчишеской пятки.
– Невероятно! Я трогаю след человека, который ходил по этому месту в третьем веке до нашей эры. А вот там стояла его Зо.
– Не стояла, – покачал головой Евграф. – Тогда линия берега была совсем в другом месте.
– Да ну тебя с твоей линией берега! Пусть будет по-моему. Они разговаривали, смеялись. Он ведь любил Зо, правда?
– Любил. Очень любил.
– А что с ними произошло потом, когда они спрятали свой мешок в гроте? Денис тебе рассказывал?
– Нет. Он вообще о себе мало говорит. Только по делу. Но когда думает о Зо, мысли получаются яркие, сильные, и я чувствую, как ему становится радостно и… и светло.
– Везучая она.
Тася выпрямилась, выжала об ноги намокшие шорты, поправила растрепавшиеся на ветру волосы. Евграф смотрел на нее против солнца, и ему казалось, что воздух вокруг ее головы, шеи, рук струится золотыми лучами.
– Почему? – спросил он, не в силах отвести взгляд от светящейся Таси.
– Вот бы обо мне кто-то так же через пару тысячелетий думал! Евграф, узнай у Дениса, чем все там у них закончилось. Узнаешь?
– Да, обязательно.
– И про Зо спроси. Как бы мне хотелось на нее посмотреть.
– Я спрошу. Тася…
– Что?
– Тася, ты не будешь смеяться, если я тебе скажу?
– Постараюсь. Говори.
– Тася, мне кажется, Денису тоже становится радостно и солнечно, когда… когда я думаю о тебе!
Ориген вышел из булевтерия[29], где снова говорил о преобразованиях, которые собирался осуществить еще с первого дня своего избрания на должность стратега.
Задумавшись, он успел сделать всего несколько шагов, когда от одной из двух статуй, стоящих рядом со зданием Совета, к нему рванулся человек. В руке, выброшенной из складок гиматия, что-то блеснуло. Ориген отшатнулся, понимая, что успевает разве что вскрикнуть…
И вдруг откуда-то сзади ломкий, но твердый мальчишеский голос уверенно произнес:
– Стой!
Человек замер. В одно мгновение его тело превратилось в еще одну статую. Только глаза продолжали жить, сообщая об изумлении, непонимании и ужасе.
Стратег с опаской забрал из окаменелых пальцев убийцы длинный острый клинок. Поднес к глазам. Кинжал снова хищно блеснул на солнце, обиженный, что ему не удалось войти в теплое человеческое тело. Ориген запоздало вздрогнул и только после этого обернулся.
Сзади, всего в нескольких шагах, стоял Дионисий. Бледный, осунувшийся. Губы его что-то нашептывали, лоб покрыла испарина, но застывшие глаза не отпускали лица нападавшего. Не переводя взгляда, мальчик выпалил скороговоркой:
– Ориген, сделай же что-нибудь! Силы мои на исходе, – и снова забормотал.
Стратег метнулся в булевтерий, громко позвал на помощь.
Когда убийцу увели, Ориген подошел к Дионисию.
– Что привело тебя сюда, мой друг? Удачное вмешательство – и я лишен возможности беседовать с Хароном! Благодарю. Я позабочусь, чтобы в городе узнали о твоем поступке.
– Это излишне… – тяжело вздохнул Дионисий. – Излишне и опасно. Нам нужно поговорить, Ориген! Немедленно!
– Твоя речь обрывиста, голос взволнован. Что-то произошло?
– Происходит. Ты только что убедился в этом. И будет происходить, причем ни тебе, ни народу Херсонеса это не понравится.
Ориген насторожился.
– Такие разговоры не начинают на городских улицах.
– Да, стратег. Но где-то его нужно начать. А как продолжить – зависит от тебя.
– Не могу привыкнуть к твоей зрелой манере строить фразы… Что ж… Мой дом – достаточно надежное место. Идем же.
Дом Оригена, расположенный на главной улице, мало отличался от дома Актеона и других знатных херсонеситов – в меру богат, удобен и красив. Во всем следуя принципам гармонии, стратег распространил их и на собственное жилище.
Пригласив Дионисия располагаться, Ориген приказал принести вина, сам опустился на тронос.
– Я готов слушать, мой друг.
– Есть ли необходимость напоминать тебе, по какой причине два дня назад праздничная процессия едва не превратилась в похоронную? – спросил Дионисий.
Их взгляды встретились.
– Я знаю о причинах.
– Тогда слушай внимательно. Возможно, следующие слова скажут тебе больше, чем мне, непосвященному в тайные дела полиса. В Керкинитиде у меня был учитель и друг. Ты знаешь о нем. Но знаешь не всё. Перед смертью Епифаний передал мне мешок с некими предметами, завещав хранить их пуще жизни. Сейчас мешок находится в Херсонесе. Мы – я и девочка, которая живет в доме Хаемона, – надежно спрятали его. В тот же вечер Зо исчезла. Это было два дня назад, однако найти ее не могут до сих пор. Никто не видел Зо ни живой, ни мертвой. Я спросил у рабыни Хаемона, что делает ее хозяин. Она ответила: улыбается.
А меня, Ориген, все эти дни тревожит одно и то же видение: каменный подвал, Зо… и униженный, переполненный печалью Херсонес, в центре которого на высоком постаменте возвышается статуя тирана. Улыбающегося тирана. Как ты думаешь, чья это статуя?
– Хаемона?
Дионисий кивнул.
Ориген осторожно спросил:
– Эти предметы… Что они принесут своему владельцу?
– Власть. Безграничную власть… Тот, кто воспользуется их силой, сможет сделать свой народ непобедимым и счастливым. Либо страдающим и несчастным. Уверен, ты понимаешь, от чего это будет зависеть. – Дионисий запнулся. – Вопрос в твоих глазах заставляет меня раскрыть несколько больше того, к чему я готовился вначале. Один из предметов – сосуд. Нескольких капель его содержимого достаточно, чтобы любые стены можно было резать, как бараний жир. – Стратег в ужасе отшатнулся. – Или создавать новые. Любой высоты, толщины и прочности. Я все сказал.
– И ты готов отдать это мне? – Голос Оригена дрогнул.
– Отвечу: пока нет. Но я вижу в тебе человека честного. К тому же в твоих руках собрались нити множества событий, о которых я не имею ни малейшего понятия. Поэтому, возможно… – Дионисий не докончил. Ответственность и страх мешали ему принять окончательное решение.
Прошло немало времени, прежде чем он снова заговорил:
– Теперь, зная цену моей тайны, сможешь ли ты сделать верные выводы и, если потребуется, начать действовать? Сейчас мне нужно от тебя одно: помоги найти Зо. Я чувствую, что она жива. Потом… Потом, возможно, я решусь отдать тебе сосуд.
Ориген поднялся. Его взгляд, прямой и печальный, сказал Дионисию много больше произносимых слов.
– Я услышал тебя, мальчик. И уже знаю, как буду действовать. Но для этого мне потребуется какое-то время. У стратега не бывает права бездоказательно обвинять кого-либо. Даже если это Хаемон, о замыслах которого нам известно немало.
– У Зо нет времени, Ориген! Впрочем, я понял тебя. Однако твои права никак не связаны с моими обязанностями. Я люблю Зо и буду действовать так, как посчитаю нужным. Когда сможешь, помоги.
Дионисий поклонился, прощаясь. Направился к выходу. Стратег поднял руку.
– Нет! Прошу, задержись… Мне говорили, что пророки могут видеть будущее так же ясно, как я сейчас вижу тебя.
– Иногда это удается.
– Скажи, не тщетны ли мои усилия сделать Херсонес великим городом? Что ожидает его впереди?
Дионисий прикрыл глаза.
– Однажды в видении мне явился город. Великолепный город. Его белые дома возносились к самому небу. На улицах росли деревья. По дорогам катились чудесные повозки…
– А люди? Что же люди? – прошептал Ориген.
– Они были радостны…
Хаемон стоял в подвале. Рядом тяжело дышал Кирос. Перед ними, избитая, отощавшая, грязная, распласталась на камнях Зо.
– Последний раз спрашиваю, упертая девчонка, где спрятан сосуд?
Голос Хаемона сорвался. Взлетела тяжелая, липкая от крови палка. Зо затравленно проследила за ее движением, замотала головой. Еще недавно она плакала, просила, пыталась кричать. Теперь лишь молила мойру Атропос поскорее оборвать нить ее судьбы, чтобы даже случайно не обмолвиться о том, чего требовал этот страшный человек.
– Если не скажешь ты, мы притащим сюда мальчишку. Неужели твое сердце настолько жестоко? Он будет страдать! Но даже если и раскроет свою тайну, мы убьем его! Подумай, Зо. Хорошенько подумай.
Она закрыла глаза.
– Дионисий! Я ни в чем не виновата перед тобой! Просто обещала молчать. И я… я люблю тебя!
Наверное, это было произнесено вслух, потому что Кирос выругался, а Хаемон, неожиданно тонко взвизгнув, швырнул в Зо палку. Удар пришелся по сломанной накануне руке. Девочка застонала, потеряла сознание.
– Бесполезно, – сморщился Хаемон, подошел, ногой перевернул безвольную голову. – Пусть поживет. Ночью вывезем в море и примемся за мальчишку. Ты поможешь мне, Кирос.