– С удовольствием, отец! Только бить буду я!
От Оригена Дионисий вышел в глубоких сумерках. Разговор со стратегом не принес облегчения. Для поисков и спасения Зо требовалось время, но – Дионисий чувствовал это – времени не осталось.
На дороге он замер, поднял глаза к небу. Оттуда, тревожно мерцая, ему вторили первые звезды: «Спеши! Спеши! Спеши!»
Дионисий кивнул им и побежал вдоль улицы, сообразив вдруг, что нужно делать.
Дом Хаемона, к которому он торопился, был темен и тих. Дионисий подошел ближе, закрыл глаза, сосредоточился. В сумрак полетел невидимый призыв. Несмотря на довольно прохладный вечер, лоб покрылся капельками пота.
Сначала ничего не происходило, но вот засовы лязгнули, калитка приоткрылась и выпустила бледного, с дергающейся щекой Кироса. Глаза сына Хаемона были в тумане, движения замедленны.
– Подойди ко мне, – приказал Дионисий.
Кирос подчинился.
– Где Зо?
– В подвале.
– Где находится этот подвал?
– В нашем доме.
– Кто подвал охраняет?
– Никто.
– Зачем вам Зо?
– Узнать, где спрятан сосуд.
– Она сказала?
– Нет.
– Что вы делали с ней?
– Били.
– Она жива?
– Жива.
– Будет ли Зо жива утром?
– Нет.
– Что вы сделаете с ней ночью?
– Утопим в море.
– Покажи точно ту стену, за которой находится подвал.
Кирос замешкался, затем медленно обернулся, ткнул пальцем в угол дома.
Дионисий посмотрел на свои светящиеся ладони, замахнулся и со всей силой, которую взрастил в нем Атрей, ударил. У Кироса из носа густой черной рекой хлынула кровь.
– Черный ты, Кирос, насквозь черный. И кровь у тебя такая же. Поганая кровь, не человеческая, – сказал Дионисий. Повернулся, пошел прочь. Потом, вспомнив, бросил презрительно: – Отомри. Ступай домой. Скажешь, носом ударился о колонну. Иди.
И, не оборачиваясь, бросился к морю.
Его душили слезы, но глаза были сухи. Несколько раз он падал, поднимался и снова бежал. Зачем сорвался?! Зачем ударил Кироса?! Глупо теперь тешить себя надеждами, будто Хаемон, увидев разукрашенное лицо сына, поверит в его безвольные россказни. Добившись же истины, он убьет пленницу.
До берега было еще далеко, а Дионисий уже звал Агату тем способом, который перенял от Зо. Стараясь не думать о том, что будет, если дельфиниха не откликнется, стараясь вообще ни о чем не думать, он прямо в одежде бросился в воду и, когда из темноты наконец пришел ответ, схватился за плавник, зашептал в острую морду:
– Агата, Агаточка! Поплыли скорее в грот. В грот, Агата! Зо в опасности. Надо спасать Зо!
Длинная узкая пещера, продолжающая грот, никогда не знала света. Только днем самое ее начало подсвечивалось солнечными лучами, проникавшими сквозь воду. Впрочем, для умеющего видеть Дионисия темноты не существовало.
Убедившись, что мешок Кахотепа лежит на месте, он опустился на колени и, торопясь, ломая ногти, принялся развязывать тугой узел кожаного шнура, обращаясь к оставшейся в воде дельфинихе – Слава богам! Агата, сейчас мы возьмем вот этот сосуд, чтобы спасти нашу Зо. А Глаз Ра брать не будем. Зачем? Никто не знает, что такое Глаз Ра. И не нужно пока этого никому знать. Мы еще не люди, Агата. Мы еще звери.
Когда Агата доставила Дионисия обратно, на берегу было все так же пустынно. Лишь огромные, еле заметные в темноте крабы перебирались боком от валуна к валуну. С запозданием пожалев, что намочил одежду, Дионисий разделся, отжал хитон, гиматий и, пошатываясь от усталости, пошел в гору. Агата, поняв, что с ней уже не поиграют, обиженно фыркнула и уплыла.
Время… Что может быть непостояннее времени? Дорога домой, спящий Актеон, его короткий меч, взятый без спроса, отчаянный бег-полет по спящему Херсонесу – все это растянулось для Дионисия в непозволительную, изнуряющую вечность. И как же он был удивлен, увидев, что дом Хаемона до сих пор тих и спокоен. «Может, Хаемон еще не видел своего сына?»
От волнения бешено заколотилось сердце. В какой-то момент Дионисию показалось, что за ним наблюдает не одна пара пристальных глаз. Он даже прошел обратно по улице, чтобы заглянуть за поворот. Но Херсонес спал.
Больше не задумываясь об опасности, он решительно откупорил сосуд и, попросив Партенос о помощи, пролил часть его содержимого на стену, за которой, по свидетельству Кироса, держали Зо. Дохнуло жаром. Выждав немного, Дионисий ткнул в стену мечом. Толчок получился резким и сильным. Клинок беспрепятственно вошел в камень почти по рукоять. Мальчик вскрикнул от неожиданности и тут же зашипел, отдернув обожженную руку. Раскаленный меч остался в стене. «Только бы она не начала затвердевать, только бы не начала!..» – пронеслась ужасная мысль. Дионисий сорвал с плеча еще влажный гиматий, обмотал им рукоять, попробовал провернуть меч. Лезвие послушалось и медленно, слишком медленно, пошло внутри размягченного известняка. Одновременно ткань, защищающая ладони, прогрелась. Гиматий спасал руки, но мешал работе. Дионисий бросил его на землю, схватился за раскаленную рукоять и, почти теряя сознание от боли, принялся вырезать из стены куски быстро затвердевающего известняка.
К тому моменту, когда камень вернулся в свое обычное состояние, в образовавшуюся дыру мог протиснуться и сам Дионисий, и такая худенькая девочка, как Зо.
Помещение, в которое он попал, оказалось одной из Хаемоновых кладовых. Другое зрение позволило Дионисию разглядеть глиняные амфоры и укрепленные в камнях огромные пузатые пифосы. Другое чувство подсказало, что Зо жива и находится совсем рядом.
Стараясь не шуметь, он пробрался к двери, преграждавшей вход в подвал. Закусив от боли губы, лишенными кожи пальцами откупорил сосуд, капнул на камни, держащие петли зелье, нажал. Дверь, оставшись без опоры, начала проваливаться, он успел просунуть руку, подхватить…
В подвале было душно и тихо. Задыхаясь от волнения, Дионисий спустился по неудобной неширокой лестнице.
Зо, маленькая, неподвижная, лежала в углу. Свет вокруг ее тела был такой же маленький и неподвижный. Но он был!
Дионисий подбежал, упал на колени. Дотронулся до ее плеча. Позвал:
– Зо!
Она вздрогнула, подняла голову:
– Я не скажу. Я ничего не скажу.
– Зо, это я, Дионисий. Я пришел за тобой! – пояснил он, догадавшись, что в полной темноте остался неузнанным.
– Ты?! Это ты?! Я знала, что ты придешь за мной! Забери меня отсюда, Дионисий. Мне очень больно и страшно.
Сглотнув слезы, он наклонился, прижался щекой к ее волосам.
– Ты сможешь встать?
Она снова пошевелилась. Поднялась на колени. Выпрямилась. И вдруг засмеялась – неожиданно, тоненько, светло:
– Посмотри, боги помогают мне. Я уже стою!
– Тогда сделай несколько шагов, – попросил он.
Зо шагнула, пошатнулась. Дионисий подхватил ее, совсем легкую, прижал к себе.
– Молодец! Немного – и ты окажешься как раз рядом с лестницей, которую нам с тобой предстоит преодолеть. Я помогу тебе. Сможешь?
– Не знаю… Я постараюсь.
Почувствовав, как подломились ее ноги, он взял девочку на руки, понес наверх.
– Всё, Зо, почти всё закончилось! Вон видишь ту дыру, в которую льется ночной свет? Это путь к свободе. Нам бы только добежать до моря и где-нибудь в скалах дождаться рассвета. А на рассвете придет Ориген. Он поможет, обязательно поможет.
– Да, да! Так и будет! – Зо тихонько заплакала.
Дионисий опустил ее на пол.
– Ползи первая. Я за тобой.
Она просунула голову в дыру, оттолкнулась ногами и вдруг сдавленно вскрикнула.
– Рука! Моя рука! Она болит невыносимо. Мне не выбраться на улицу, Дионисий.
– Не выбраться? Ты ошибаешься. Ничто не помешает нам покинуть этот дом. Сейчас… Я сейчас… Ты только слушай меня, обязательно слушай!
Он приложил пылающую ладонь ко лбу девочки, сосредоточился, забормотал:
– Асклепий, Дева! О помощи прошу! Пусть боль покинет это тело. Боль уходит… уходит… Боли нет. Совсем нет… – Затем первым протиснулся в дыру, протянул к Зо руки: – Иди ко мне. Не бойся!
Когда они выбрались, на улице, рядом с домом и в самом доме было все так же тихо.
Бежать Зо не смогла: заговора хватило ненадолго. Стараясь не стонать, она пошла, медленно переставляя непослушные ноги. Когда запахло гниющими на берегу водорослями, Дионисий, до последнего момента боявшийся погони, вздохнул с облегчением:
– Всё, хорошая моя!.. Мы дошли. Дошли!
Зо, державшаяся из последних сил, пошатнулась, начала оседать. Он подхватил ее и, боясь уронить, ощупывая ногой каждый камешек, стал спускаться к морю.
– Тася, здравствуй! Привет, Евграф! Вообще-то наши занятия перерывов не любят. Чувствительность теряется, поле плохо формируется. Поэтому давайте-ка без пропусков и опозданий. Договорились? Занимайте места. – Виталик с подобающим выражением лица кивнул на свободные камни.
«Явились! Наконец-то! Из-за этого Люсьениного гаденыша одни убытки. Ходила девчонка себе исправно и ходила. Вечер – полсотни. Может, цену поднять? Нет. Разбегутся…»
– Извините, так получилось, – смутилась Тася.
– Извиняю. Постарайся, чтобы не получалось дальше.
Он обвел взглядом смотрящих на него женщин, улыбнулся каждой, негромко начал:
– Открываем все каналы приема и передачи энергии. Наполняем китайские меридианы. Дышим спокойно, представляя, как свежая чистая энергия входит в вашу верхнюю чакру.
Убедившись, что глаза у всех закрыты, команды выполняются, Виталик сквозь ресницы мельком глянул на Евграфа. Нестерпимо захотелось, как в прошлый раз, нырнуть в его мысли. Но зачем нарываться на неприятности? Вдруг мальчишка возмутится или окажется болтливым. Узнает Люсьена, за ней остальные…
Сегодня Евграф представлялся Виталику этаким огромным куском сыра под взведенной скобой мышеловки. Только к середине занятий удалось ему переключиться на Тасю. Хорошо, что девчонка в биоэнергетике – дубина полная. Ее можно было выкачать до дна, начиная от девчачьих секретиков и заканчивая… Да черт знает чем заканчивая!