Только в уголках были видны какие-то кусочки пиктограмм.
— Нет, нет! — Алиса выключила и снова включила экран. — Как так?! Он же защищен от всего на свете!
— От перегрузки технику не защитить, — уронил Ксан, отстранил Алису и залез в отсек под подголовником. Через минуту выполз обратно, держа в руках какой-то металлический отломок с острыми углами.
— Видимо, при падении что-то в капсуле оторвалось, и твой экран попал точно на угол.
Алиса отстраненно взяла в руки железяку, покрутила ее в пальцах, нахмурилась и отшвырнула.
— Делать-то теперь что?!
— Надо Лайзе показать, как минимум, — пожал плечами Ксан. — Больше у меня вариантов нет. И если ты нашла то, что хотела, я предлагаю убираться отсюда. Ненавижу мокнуть.
С волос Ксана уже бежали ручейки, и он даже вроде немного дрожал.
— Наверное… — Алиса покрутила в руках дневник. — Наверное, я взяла все. Не помню.
— Мы всегда можем сюда вернуться, если что, — Ксан махнул рукой. — Идем уже. Идем, идем!
На яхте Ксан отправил Алису в каюту, а сам принялся поднимать судно в воздух.
Оставшись в одиночестве, Алиса снова зажгла экран дневника, провела пальцами по трещинам, чуть нажала, глядя, как плывут цвета. Попыталась рассмотреть хоть что-то в уцелевших уголках, но куда там!.. Только отдельные буквы, кусочки пиктограмм… И те не работают — дневник не отзывался на касания, хоть ты тресни.
Алиса вздохнула, прижала дневник к груди и закрыла глаза.
Это тупик. Осталась только одна надежда — если Лайза действительно поможет. Если она сможет разобрать дневник, который на вид даже без швов. Если заменит экран. Если новый экран заработает. Если…
Если, если, если… Слишком много «если».
По лестнице забухали шаги. Алиса открыла глаза, подсветила экраном дневника.
Мокрый Ксан хмуро прошел мимо, оставляя следы, зыркнул, чем-то загремел и откуда-то вытащил целое одеяло. Подошел, укрыл сидящую на лавке Алису и сел сам — меж ее ног, прямо на пол, так, чтобы одеяло и его тоже накрыло.
— Ненавижу мокнуть, — снова повторил он, возясь под одеялом. Вытащил и положил рядом щит-меч. — Так как, твоя память шевельнулась?
— Нет, — призналась Алиса. — Полный тупик, никаких новых воспоминаний.
— Даже не помнишь, что ты с ним делала? — Ксан покосился через плечо снизу-вверх.
— Не помню, Ксан, — Алиса положила дневник рядом с собой, снова зажгла дисплей. — И даже не могу понять, что вообще тут есть. Видишь же, даже пиктограммки все потекли, ничего не понять.
Ксан не глядя протянул назад руку, нащупал дневник и, взяв, принялся рассматривать.
— Эта похожа на якорь, — безапелляционно заявил он. — А эта… Как его… Планер? Папа любил эти квадратики с точками. Игра… Жизнь?
— Жизни, — автоматически поправила Алиса, глядя, как перед глазами расплывается и затылок Ксана, и дневник. — Игра жизни. Ханс тоже… любил… И меня… Учил…
В висках нестерпимо заныло, Алиса качнулась назад, вперед и рухнула прямо на Ксана!..
— Эй, эй!
Сильные руки подхватили под спину, Ксан развернул лицом вверх:
— Эй, ты в норме?!
Все расплывается…
Голова болит…
Алиса тяжело сглотнула и только и успела выдохнуть:
— Нет.
29
Из открытого окна повеяло прохладным ветром. Слишком прохладным. Алиса подняла глаза на окно и поморщилась, представив, какой разнос устроит папа, если снова опоздать к ужину. А ведь опоздает, если не поторопится — небо уже основательно потемнело.
Вот как будто сам он соблюдал пресловутый «режим»…
Алиса перевела взгляд на стол и вздохнула — дел было еще полно. На одном только столе необсчитанных семь чашек Петри. У ножек стола высокий контейнер с десятком чашек и потухшей свечкой на самой верхней. Ну хоть эти можно уже не обсчитывать. Но еще белок сконструировать надо.
Перевернув чашку Петри крышкой наверх, Алиса внимательно всмотрелась в стальные пятна. На мгновения мелькнули крохотные коробочки на тонких ножках. Но нет, показалось. Трихофитон металлика еще не дала споры, хоть и явно готовилась к этому, существенно наливаясь лиловым.
Отложив образец, Алиса продолжила работать над остальными, подвинув их поближе.
Следующее измерение уже не выйдет проводить в гордом одиночестве в своем маленьком уютном кабинете — к тому времени тришка наверняка успеет бросить спорангий. А значит письменный стол и ряд стеллажей придется сменить на ламинарный бокс в чистой зоне. Удобную одежду и халат — на спецкостюм. А планшет, пожалуй, проще будет выкинуть… в защитных перчатках по экрану точно не попадешь…
Вот бы можно было работать с тришкой как с самой обыкновенной плесенью… Было бы чего бояться, ведь можно принять меры. Тришка не так уж ужасна в условиях с низким уровнем радиации, и простейших мер предосторожности было бы достаточно.
Надо поторапливаться, еще же белок конструировать…
Вздохнув, Алиса разбудила непослушный институтский планшет, с третьей попытки открыла молекулярный редактор и принялась пальцами по чуть-чуть таскать аминокислоты из набора на рабочее поле.
Молекула аланина отлипла от пальца, упала на схему белка, не нашла к чему прицепиться и скатилась по рабочему пространству обратно в наборы.
«Недопустимое соединение!» — высветилась красная надпись на экране планшета.
Алиса хлопнула ладонью по экрану:
— Ну конечно недопустимое! Как ему быть допустимым, если ты работаешь, как хочешь сам, а не как хочу я!
Планшет равнодушно мерцал красной надписью.
Алиса глубоко вдохнула, закрыла глаза, нащупала вену на левом запястье и принялась считать.
Двадцать, тридцать, сорок…
Где ты, привычный дневничок?.. Где-то у Ханса, а Ханс сам… где-то… Только и остается, что все переделывать по пять раз и ждать его возвращения. А к нему и так наверняка уже очередь из его подопечных ботаничек.
— Ха-а-ани-и-и, — вслух протянула Алиса и поморщилась.
Что вообще движет этими девочками, что они так его зовут между собой?
По-дурацки звучит же… Нелепо…
— Ха-а-а…
Дверь медленно открылась.
— … ни… — автоматически закончила Алиса и вжала голову в плечи. На пороге стоял Ханс Рихтер собственной персоной.
Ханс вошел своим обычным неровным, но быстрым шагом, на удивление не в рабочем халате, поверх формы, а в парадном — белом, отутюженном. Это явно была не какая-то там обыкновенная встреча… Что-то важное. Важное настолько, что Ханс Рихтер, предпочитающий свой обычный халат, сильно заляпанный за годы долгой службы, вырядился.
Беглого взгляда по крохотному кабинету Хансу хватило, чтобы все понять:
— Опять с планшетом ругаешься?
— Да невозможно с ним работать! — Алиса в сердцах хлопнула ладонью по столу, да так, что планшет задребезжал. — Он своей жизнью живет, не могу я пальцами работать, они у меня толстые!..
— Нормальные у тебя пальцы, просто это дело привычки. И ты тоже привыкнешь.
— Я не хочу привыкать, — Алиса нахмурилась. — Я хочу свой дневник. Нормальный. Со стилусом. А не эти… институтские болванки. Я с ними больше нервов трачу, чем пользы получаю!
— Ладно, держи свой дневник, — Ханс вытащил откуда-то из-за спины картонную коробку. — Как раз сегодня закончили с ним.
— Другой разговор! — Алиса схватила коробку. — Спасибо! Огромное!
— Пожалуйста, — скривился Ханс, словно лимонной кислоты ложку съел. — Может ты уже наконец наклеишь защитное стекло? Имей в виду, когда-нибудь мое терпение кончится, и я перестану разгребать последствия твоей небрежной работы. Будешь сама чинить свой дневник, раз так его любишь.
Алиса улыбнулась:
— Я буду надеяться, что «когда-нибудь» случится не раньше, чем через сотню раз.
Дневник включился, Алиса положила его на стол рядом с институтским планшетом, связала их друг с другом, открыла файловые системы и принялась перекидывать свои файлы на привычные места.
Наконец-то отпадет необходимость по несколько раз выцеливать пальцем непослушные пиксели.
— Я у тебя не нашел ничего развлекательного, — будничным тоном продолжил Ханс, усевшись в кресло напротив и закинув ногу на ногу. — Ты как вообще отдыхаешь?
Алиса подняла голову и нахмурилась:
— Отдыхаю? Ну… Я не работаю.
— Нет, я о другом, — Ханс сцепил пальцы на колене. — Когда чувствуешь, что мозг уже перегревается и не работает, как ты отвлекаешься?
— Я… — Алиса нахмурилась еще сильнее. — Я не отвлекаюсь. Никогда не задумывалась, знаешь…
— Так и я думал. А, между делом, когда ты долго нагружаешь мозг без малейшего перерыва, эффективность его работы падает по экспоненте.
— Ты же это к чему-то, верно?
— Конечно, — Ханс расцепил пальцы и потянул к себе дневник. — Я тебе тут кое-что установил, смотри.
Он коснулся пальцем незнакомой пиктограммки, изображающей что-то вроде кривой галочки, на экране появилось расчерченное на мелкие клеточки поле, одна-единственная цифра «0» наверху и две стрелочки справа от нее — обычная и двойная.
— Это называется «игра жизни», — Ханс ткнул пальцем в одну из клеточек, и она закрасилась черным. — Клетки имитируют… Хм, клетки, представь себе. Обычные клетки, из которых состоит все живое.
— Поняла, — кивнула Алиса.
— Закрашенная клетка считается живой. Клетку окружают восемь соседей, — Ханс обвел закрашенную клетку пальцем. — У нашей клетки нет живых соседей, значит на следующем ходу, — он ткнул пальцем в одинарную стрелочку, и поле снова стало серым, — она умрет.
— Так-так, — Алиса склонила голову к плечу, следя за его действиями. — И как же сделать так, чтобы она не умирала?
— Для этого у нее должно быть два или три живых соседа.
— Это строго?
— Строже некуда, — загадочно улыбнулся Ханс. — Если соседей меньше двух или больше трех, то клетка умирает — от одиночества или от перенаселенности, соответственно. И самое главное условие — в мертвой клетке, у которой три живых соседа, на следующем ходу, или, как их здесь называют, в следующем поколении, зарождается жизнь.