Что бы еще положить… Что-то, что хотела бы получить сама.
Алиса побежала на кухню.
— Мам, я хочу положить что-то сладкое!.. Что можно?
— Лисена, это плохая идея, — нахмурилась мама. — Кто знает, когда твой подарок получат? Все уже испортится к тому моменту. Плесень появится…
— Тришка? — удивилась Алиса.
— Нет, тришка не появится, — улыбнулась мама. — Обычная плесень, безвредная. Она слопает все на свете, сначала твои сладости, а потом все, что останется.
— Ну вот… — вздохнула Алиса. — А может…
Бегающий по кухне взгляд остановился на вазочке с леденцами.
— А может леденцы? Их же плесень не съест?
— Леденцы?.. Хм… Леденцы… Леденцы не съест, — нехотя призналась мама. — Хорошо, возьми леденцы.
Ура!
Алиса схватила сколько влезло в кулак и побежала обратно.
Идеально! Вся коробка заполнилась до самого верха, ни капельки места не осталось. Вот теперь можно закрывать.
Но закрытая коробка была такая серая и безликая. Внутри нее может быть целая волшебная страна чужой души, но как об этом узнает тот, кто возьмет этот подарок?
Как он узнает, что надо взять именно этот?..
Алиса выкопала любимый цветастый платок с бабочками и снова вернулась на кухню:
— Мам… А научи меня как ты платком делаешь…
— Что делаю, милая? — улыбнулась мама.
— Ну ты папе тогда подарок… В платок красиво заворачивала.
— Ах, вон ты о чем!.. — рассмеялась мама. — Это совсем просто, гляди.
Спустя несколько повторений Алиса самостоятельно завязала платок вокруг коробки, оставив сверху забавные хвостики.
— Ну вот, — улыбнулась мама. — И даже почти сама.
— Угу, — вздохнула Алиса.
Теперь, когда подарок был полностью собран и готов, весь интерес пропал. Будто снова бегаешь с сачком за ускользающей прозрачной стрекозой, состоящей словно из одних только крыльев, ловишь ее, машешь сачком, а она оказывается всего лишь плодом твоего воображения.
Хорошо, что в реальности она оказалась настоящей…
— Что такое, Лисен? — обеспокоилась мама. — Мы же закончили, скоро понесем твой подарок к воротам, ко всем остальным подаркам, представляешь? Их там уже многие тысячи и твой будет среди них! Ну, улыбнись!..
— Собирать мне нравилось больше, — вздохнула Алиса и подняла взгляд. — Я бы еще раз собрала.
Черная ткань выскальзывала из пальцев, узел расползался прям в руках, никак не желая держаться. Серая коробка будто вертелась внутри платка, неизменно ложась так, что упаковать ее не получалось. Алиса закусила губу, развернула ткань, снова уложила коробку ровно посередине, собрала края платка и потянула вверх. Треськ! — через дыру в материи выглянул угол коробки.
Алиса отпустила ткань, отошла от стола, сползла спиной по стене и заплакала.
Пустая комната равнодушно подхватила плач, множа и возвращая обратно. Комнате уже все равно, в ней не осталось ничего — все, что хотелось сохранить, Алиса вынесла в первую очередь, остальное забрали грузчики, готовящие квартиру для новых жильцов. Еще полностью вынесли теплицу, только библис Алиса перенесла в кабинет отца. А сам кабинет до этого дня даже не трогала.
Но дальше тянуть нельзя. Завтра уже въедут новые жильцы.
Алиса глубоко вдохнула, выдохнула и встала. Оставила мятый платок, взяла пустую коробку и пошла на кухню. Там не так пусто, как в комнате, хотя бы шкафчики на стене висят, поглощая эхо шагов. В шкафчиках то немногое, что можно передать папе, что не испортится, и, возможно, порадует его. Немного орехов, печенье, шоколад…
В эту коробку можно класть все, что угодно, никто не скажет, что еда пропадет или что ее съест плесень.
Этой коробке никакая плесень не страшна. Это не просто коробка, а старый папин экспедиционный бокс. Особенный папин экспедиционный бокс. Наружные стенки непрозрачного пластика исцарапаны чем-то острым — все какие-то заметки, просто засечки, а на крышке расчерченное под шахматы поле. Этот бокс явно видел много экспедиций. В одних только этих «шрамах» горы воспоминаний. Это должно помочь, не может не помочь.
Но этого может быть недостаточно.
Понадобятся журналы — может быть, он вспомнит свои собственные статьи, надо обязательно зайти в кабинет и положить несколько.
В кабинете еще тише, чем в остальной части квартиры. Там голые стены отражают звук, а здесь до сих пор ничего не тронуто. Мебель, книги, искусственный ковер на полу — все поглощает случайные звуки и оттого здешняя тишина особенно густая. Мертвая.
Алиса поставила коробку на стол и принялась разглядывать стеллажи, на которых отец держал бумажную часть своей библиотеки. Библис почуял тепло и потянулся к руке, Алиса отшатнулась и закусила губу, глядя, как беспомощно цветок шевелит в воздухе листиками, ища опору.
Под корнями библиса лежали осыпавшиеся и высохшие, всего четыре дня назад раскрывшиеся цветы — Алиса забыла его полить.
Перед глазами все поплыло, смазалось. Алиса утерла слезы рукавом, но это не помогло — картинка отказывалась фокусироваться, названия на корешках журналов не читались.
Тук, тук.
Алиса повернула голову.
В дверях стоял хмурый Ханс. Вернее, в дверях стоял плохо различимый силуэт, но никто кроме Ханса это быть не мог.
— Ты не закрыла дверь. Никакую.
Алиса вздохнула и понурилась.
— Брось, я не ругаю, — Ханс прошагал через комнату, обнял за плечи и притянул к себе. — Я это, чтобы ты не боялась.
— Я не боюсь, — выдохнула Алиса в мягкий свитер. — По-моему, я уже ничего не боюсь.
— Хорошо, — Ханс отстранил Алису, чуть нагнулся, глядя в глаза. — Все собрала?
— Секунду.
Алиса обернулась и кинула в коробку три попавшихся под руку журнала, туда же сунула отцовский халат. Подобрала с земли засохшие цветы, повертела в руках. Такие одинаковые… Одинаково мертвые. Насчет мертвых у природы совершенно нет фантазии.
Фантазии.
Алиса обежала взглядом стены, нашла рамку с мертвым, но будто живым, цветком, подтащила табуретку и сняла гербарий со стены.
Что бы там папа ни говорил про маму, но, если он все эти годы держал подарок на видном месте, он им очень дорожил.
Ханс дождался, пока Алиса закончит и вложил в коробку старый потрепанный журнал.
— Это его самая первая публикация, — пояснил он. — Я тогда в шутку выпросил у него автограф, а журнал спрятал. Просто так. Хотел подарить через много лет, но сейчас, думаю, актуальнее.
Алиса кивнула и, подумав, кивнула снова:
— Я готова.
— Не передумала?
— Нет.
— Тогда поехали.
Как добрались до госпиталя, Алиса не запомнила. Все слилось в одну серую пелену, сквозь которую проступали только редкие звуки — в основном, короткие односложные вопросы Ханса и такие же односложные ответы Алисы. Сознание словно отключило перегруженный событиями последних двух суток мозг и включило его только, когда появился новый раздражитель.
— Здравствуйте, я насчет тел, — подошла к ним работница госпиталя в классическом светло-зеленом комбинезоне. — Их можно будет забрать…
Углы коробки больно врезались в ладони, Алиса сжала зубы и резко выдохнула, прогоняя подступившие слезы.
— Секунду, — жестом прервал медсестру Ханс. — Это вам со мной обсуждать. Алиса, иди пока… попрощайся.
Алиса кивнула и толкнула дверь.
— Папа…
Но чуда не случилось.
Полу-сидящий на кровати, с головой, обмотанной бинтами так, что открытыми были только глаза и губы, с катетером в левой руке и правой ногой, скрывающейся в капсуле регенератора, он посмотрел на Алису словно впервые ее видел.
— Здравствуйте, — слегка улыбнулся папа. — У вас очень знакомое лицо. Кажется, вы меня уже навещали?
Алиса осторожно поставила коробки на тумбочку и ответила, глядя в сторону:
— Да. Я твоя… ваша… дочь.
— Как странно, — нахмурился папа. — Не думал, что у меня есть дочь. У меня же даже жены нет. Иначе мне бы сообщили… Сообщили же?
— Уже нет, — всхлипнула Алиса. — Теперь уже нет. Ни жены, ни… ни второй дочери… Моих мамы и сестры…
Папа перестал улыбаться.
— Простите, я… не знал, — потупился он.
Алиса осторожно присела на самый край кровати и через силу подняла взгляд, глядя прямо в глаза отца.
— Как ты… вы… тут?
— Голова болит, — будто нехотя признался отец. — И не помню ничего. Ко мне постоянно приходят люди, а я их не помню. Только парочка показалась мне знакомыми. Вы, еще несколько и… Ганс?
— Ханс, — автоматически поправила Алиса. — Он ваш лучший друг.
Она обернулась, забрала с тумбочки и протянула отцу коробку — ту, что со сладостями.
— Это мне? — радостно улыбнулся отец, открывая коробку. — А мне можно?
— Сладкое полезно для мозга, — через силу улыбнулась Алиса. — Может быть, поможет что-то вспомнить.
Папа достал леденец, несколько секунд покрутил его в руках, соображая, как его открыть, но потом справился и закинул зеленый шарик в рот.
— Ух ты, как вкусно! — восхитился он. — Кажется мне, раньше я очень любил эти штуки… Откуда вы узнали?
— Говорю же, я ваша дочь. Алиса Кронберг.
— Кронберг, Кронберг, — папа словно покатал фамилию во рту вместе с леденцом. — Как громоздко…
Алиса схватила вторую коробку, сама ее вскрыла и достала один из журналов.
— Вот же, Кронберг! На обложке, видишь — Кронберг!.. Грэм Кронберг!.. Ну, вспоминай!.. Папа нахмурился, глядя на обложку и тихо шевеля губами. Потом поднял взгляд:
— Кронберг… Это ваш журнал? Вы ученая?
Алиса застонала и уронила журнал обратно в коробку.
Разбить бы что-нибудь, расколоть, уничтожить, стереть!..
Алиса зажмурилась, несколько раз глубоко вдохнула и выдохнула, а потом открыла глаза. Протянула руки и медленно, осторожно взяла папину ладонь в свои.
— Да, я ученая. Прямо как вы. Не такая великая, правда… Но я стараюсь. Я делаю все, что в моих силах, и когда-нибудь я сделаю так, что вы будете мною гордиться. Здесь, в коробке, некоторые из статей… Ваших статей. Я надеюсь, они помогут вернуть вам память. Это ваши труды, в которые вложена половину вашей жизни и почти вся душа. Если не помогут они… Если не помогут…