— Блохи… — выдохнул Ксан.
Лязгнул щит-меч.
— Когда мы зависли над планетой, первое, что мы сделали — пытались выйти на связь, на всех частотах, что позволяло наше оборудование, а оно много чего позволяло. Но ответа не было. «Солидарность» вещала с мощью тысячи радиостанций, но никакого ответа не было.
— А прибыли вы не девять дней назад?
Алиса замерла, считая на пальцах.
— Десять. Но на орбиту вышли не сразу.
— А я думал, что за помехи тогда были весь день, что мы ни с кем не могли нормально общаться, — вздохнул Ксан. — А не получили вы ответа, потому что мы используем другие частоты. Вряд ли вещали на УКВ, они ведь отражаются от ионосферы, как в ту сторону, так и в эту. Все логично.
— Не в состоянии найти разумную жизнь с орбиты, капитан решил для разведки использовать геологических дронов, — продолжила Алиса. — Мы быстро поняли, что вся планета захвачена тришкой, но оставалась надежда, что мы сможем найти живых людей. Но, когда мы их нашли, оказалось, что они необратимо поражены плесенью. Никто из нас никогда не видел ничего даже близко похожего, на Нове мелкие колонии тришки пожирали разве что больных или мертвых животных, что попали в их зону роста, а здесь… Десятки, сотни людей, которые, как проклятые, будто не осознавая, что делают, варварскими кирками откалывали куски от металлических статуй. Да многие из них на четверть сами уже были такими же статуями! Их деятельность не поддавалась нашей логике, и наш капитан принял рабочую версию физиков и биологов — что люди полностью помешались от боли и страданий и уже не отдают отчета своим действиям. Они жили в ржавой железной коробке и часы напролет колотили по статуям, собирая металл. Биологи даже выдвинули гипотезу, что тришка эволюционировала и начал подчинять себе существ с высшей нервной деятельностью, заставляя их распространять споры, вроде того, как это делает гриб кордицепс. И наш капитан принял решение зачистить этот рассадник заразы.
— Сжечь рудник, — мрачно уронил Ксан.
— Да, атаковать его геологическими дронами и уничтожить все, что движется, их лазерами. А после — спуститься и сжечь все, что осталось, пламенем маршевых двигателей «Солидарности». А потом мы обнаружили другие похожие места, а еще позже — додумались искать не на поверхности, а в небе, и нашли корабли. Но капитана уже нельзя было остановить.
— Как понять?
— Генри чистюля и педант до ненормального состояния, — Алиса прищелкнула пальцами, подбирая слова. — У него это как мания, как заболевание. Для него видеть, во что превратилась Земля, — почти физически больно. Поэтому он велел уничтожать все корабли, что мы могли найти. Но я была уверена, что не везде ситуация так плоха, как мы видели в первый раз, и считала, что мы можем найти людей, которых еще можно спасти.
— Спасти? — хохотнул Ксан. — От меты?
— Да. У меня есть лекарство.
— Что?! — Ксан выпучил глаза. — У тебя есть лекарство от меты?!
— Да. То есть нет, — Алиса потупилась. — Это не совсем лекарство, это… Скажем так, я могу остановить прорастания споры тришки в ране. То есть, если обработать свежую рану сразу же, споры не прорастут, и заражения не случится.
— А, ну… Примерно такое и у нас есть.
— Ага, с вырезанием куска тела, не иначе, — кисло улыбнулась Алиса. — Нет, мой способ совершенно не травматичен и обладает стопроцентной эффективностью. И мы с капитаном договорились, что он не будет предпринимать активных действий, пока мы не убедимся, что на Земле действительно не осталось людей, которых можно спасти.
— Но он нарушил обещание?
— Да. Из-за тебя. Вернее, не совсем из-за тебя, а из-за таких, как ты, — Алиса указала рукой на щит-меч. — Он видел на вас металл и считал его следствием поражения тришкой, потому что хотел так считать. Он не слушал доводов, его сознание было занято только полным уничтожением любой заразы, потому что, пока будет оставаться хоть малейшая опасность, «Солидарность» не сможет сесть и заправить двигатели. А космических антигравитационных лифтов, с помощью которых их заправляли на Нове, у вас, конечно же, нет.
— Какой у вас нетерпеливый капитан… — вздохнул Ксан.
— Запасы «Солидарности» весьма ограничены. Материалы, из которых мы печатаем геологических дронов, уже подходили к концу, когда я сбежала с корабля, и вести дальнейшую войну было бы нечем. Поэтому то, что происходит сейчас возле Аркадии — это именно то, что нужно капитану. Представь — все, что он так хочет уничтожить, соберется в одном месте, и можно будет накрыть все это одним выхлопом двигателей! Разом решить сразу все проблемы, а потом заправиться и оставить эту планету доживать свой век.
Ксан задумчиво почесал нос:
— Вот прямо всех разом?
— Поверь, «Солидарность» способна за раз спалить три таких армады, как та, что сейчас собирается у Аркадии, — заверила Алиса. — Поэтому я и просила тебя спешить. Как только на Аркадии увидят, — а они уже знают как и на что надо смотреть, — что последний корабль из тех, что стремится влиться в армаду, на месте, они ударят.
Ксан некоторое время молчал.
— Это случится примерно через два дня. Возможно раньше.
— Тогда мы не успеваем, — вздохнула Алиса. — Черт, ну почему меня раньше не понесло к этим чертовым воротам! Мы же не успеваем!
— Отчего же, успеваем, — Ксан встал и потянул узел на натянутом канате. — Только придется идти на двигателе и…
— И?
— И прямо через город, который мы облетали.
45
Когда чего-то ждешь, время тянется очень медленно. Солнце, будто нарочно, едва ползет по небу, прячась за частыми облаками, так что и не поймешь сразу — движется ли оно вообще?
Бригитта стояла на корме корабля и ждала, когда оно уже дойдет до горизонта.
Ветер дул прямо в лицо, откидывая пряди за плечи, к хвосту. Под ногами поскрипывал сколоченный из досок ящик.
Бригитта глянула через плечо, но боевой капитанский мостик скрывала труба. Вот бы сейчас туда попасть, там, на самом верху, можно сидеть, свесив ноги за фальшборт из труб. Вот только без отца туда не забраться — слишком высокие ступени ведут к капитанскому мостику. Остается только стоять на корме, встав на ящик, чтобы хоть немного выглядывать из-за борта.
Солнце коснулось горизонта и залило все теплым рыжим светом.
Пора.
Спрыгнув с ящика, Бригитта прошла вдоль фальшборта до лестниц и дальше до самой капитанской каюты.
Дверь в папину каюту всегда слабо скрипела, когда открываешь. Ему это даже нравилось — вечно занятый всякими бумажками, по скрипу он всегда мог определить, что к нему кто-то пришел. Вернее, он всегда мог определить, кто именно к нему пришел — на всем корабле без стука могли входить только Бригитта… и мама.
Отец был погружен в бумаги, то и дело отпивая чай из большой капитанской кружки. На ней даже написано было «капитан Б. Линдстром».
Даже когда корабль мирно стоит в городе, папа не вылезает из своих бумажек…
— Да, Бри? Что-то случилось? — он поднял глаза и махнул рукой, приглашая зайти.
— Уже вечер, — Бригитта зашла и закрыла за собой дверь. — Ты мне обещал что-то показать.
Отец удивленно вскинул брови и перевел взгляд на иллюминатор, за которым тлел неяркой рыжиной закат.
— Как время-то пролетело, — проворчал папа, потирая виски руками. — Извини…
Бригитта качнулась с носков на пятки и обратно, заложив руки в глубокие карманы комбинезона.
Снова это «Извини»! Любимое мамино слово! Наверняка и папа сейчас виновато улыбнется и попросит прийти чуть позже.
И это их «чуть позже» никогда не наступает…
— …совсем заработался, даже на время не смотрел, — отец отложил бумаги на край стола. — Пойдем?
— А далеко идти? — Бригитта развернулась и потянулась к дверной ручке.
Если на палубу, то там скоро станет холодно. И отец опять укутает в свой теплый капитанский китель с большими желтыми пуговицами, а на голову наденет фуражку, чтобы уши не мерзли. Сам он никогда не носил ни того, ни другого… Только когда выходил в город к маме.
— А никуда не надо идти, — папа подмигнул. — Все уже здесь.
— Здесь? — Бригитта подбежала к столу и заглянула за него. Пусто. И в руках у папы пусто.
— Ну, это не совсем игрушка. По крайней мере, не для маленьких девочек.
— Я большая! — надулась Бригитта.
Отец улыбнулся и пошел в сторону спальни:
— И я так маме сказал, когда она заявила, что против…
— То есть, она не будет со мной в нее играть? — Бригитта пошла за ним и шмыгнула в приоткрытую дверь.
— Не думаю, Бри…
В спальне родителей не было никакой игрушки. Тут была, как всегда, большая кровать, маленький стол и шкаф. На кровати здорово валяться, когда никто не видит, за столом Бригитта делала уроки, а в шкафу иногда шуршали крыски. Неужели папа спрятал неведомый подарок в шкафу?
Папа включил свет, на подушке кровати блеснула белая брошка в форме облака. Мама оставила…
Бригитта повернулась к отцу:
— А мама придет сегодня?
— Нет, сегодня у нее не получится. Ты же знаешь, как она занята. У нее много работы.
— У всех много работы!
— Бри, не кричи, — папа остановился и присел рядом. — Она будет с нами в другой день, когда дел будет поменьше.
— Нет, — буркнула Бригитта и сложила руки на груди. — У нее никогда не бывает меньше дел. Она всегда такая!
— Какая? — вскинул брови папа.
— Плохая! — надула губы Бригитта. — Она даже мой подарок не носит!
Отец хмуро посмотрел на нее сверху вниз. И Бригитта тут же опустила руки и виновато уставилась в пол.
— Бри, мама не плохая, — вздохнул папа. — У нее просто много работы и много ответственности. Больше, чем у меня. Ее обязывает долг, и она ничего не может с этим поделать.
Бригитта насупилась и скосила взгляд, продолжая дуться:
— Но она же королева, — пробурчала она.
— И что? Это не означает, что она вольна делать все, что угодно. У нас с тобой и то больше свободы.
Бригитта шмыгнула, чтобы не щипало в носу: