нная дерзость; Нобунага изгнал Хидэёси и подверг его домашнему аресту в его замке Нагахама.
Можно представить себе ужас домочадцев Ода, представляющих себе страшные последствия такой ссоры и вероятного вооруженного соперничества между двумя равно влиятельными личностями. Но ничего не происходило, а из Нагахама доносились странные вести. Говорили, Хидэёси занят тем, что пьет, развлекается с женщинами, пробует свои силы в качестве комедианта вместе с актерами, которых пригласил сам. Его друзья с удивлением смотрели на человека, которого уже не узнавали: что за кутила и любитель шумных увеселений вдруг завладел телом «Обезьяны», на чьем изможденном лице когда-то так явственно выражалось напряжение ума, занятого только высокими военными или политическими проблемами? Это театральное представление в основе своей сходно со знаменитым сюжетом о сорока семи ронинах, имитировавших разгул и разложение, чтобы усыпить бдительность врагов. Однако в рассказах о жизни Хидэёси, написанных в первой половине XVII в., в его уста вкладываются длинные речи, которые, пусть и выдуманные, все-таки содержат частицу истины:
С тех пор как я поступил на службу к Нобунага, я никогда не знал отдыха. С утра до вечера я трудился, как только мог. День и Ночь я находился в седле. Я шел от сражения к сражению, от подвига к подвигу, даже не снимая доспехов. За завоеванием Мино последовало завоевание Оми, потом — Этидзэна, и все увенчалось аннексией земли Исэ. Все это я делал не ради себя, а ради Нобунага. После годов тяжелого труда я наконец нашел возможность отдохнуть благодаря милости господина, которому я служил. Он так вознаградил меня за все, что я совершил ради него. За возможность снять физическую и моральную усталость многих лет неустанной работы я испытываю глубокую признательность. Чтобы изгнать меланхолию, нет ничего лучше сакэ. Сакэ — это метла, выметающая из груди пыль печали. Но совсем одному пить невесело. Лучше собраться и собрать столько собутыльников, сколько только можно; они будут пить, пока не упьются до полусмерти, пока не перестанут ничего бояться и ни о чем не будут беспокоиться, чтобы небо и земля уже не казались обширными, а огонь и наводнение — ужасными, пока они не свалятся в сон и не раздуются толще, чем бочка, — вот величайшее благословение, какое лишь бывает у пьяниц…
Но не все это сразу поняли. Некоторые даже призывали вмешаться Нэнэ, супругу, которой Хидэёси писал, чтобы держалась и не поддавалась на призывы хулителей «плешивой крысы», которая приходится ей мужем. Наконец один вассал понял скрытый смысл ситуации:
Поведение Хидэёси свидетельствует о неординарной прозорливости. Если бы он не давал о себе знать, люди бы не преминули пустить слух, что он затевает мятеж против своего господина; Нобунага, человек весьма подозрительный и завистливый, наверняка поверил бы в это, и между двумя этими исключительными личностями возникли бы поводы для серьезного противостояния. Сознавая эту опасность, Хидэёси сделал все, что было в его силах, чтобы показать: то, как с ним обошлись, ничуть его не огорчает; опасаясь же, что Нобунага не прослышит о его поведении, он дошел до того, что пригласил танцовщиц в самую цитадель Адзути. Таким образом, ничто в его поведении не должно нас тревожить
Такэнака Сигэхару был проницателен и не ошибался. Через несколько недель за Хидэёси приехал гонец со срочным призывом Нобунага: в 1577 г. страшные монахи Икко разожгли сильные народные волнения в самом сердце старой Японии, где призвал к восстанию Мацунага Хисахидэ.
Если в самом этом факте ничего удивительного не было — брутальность этого персонажа, как и ненадежность его вассальных клятв, были хорошо известны, — тем не менее весть была неприятной. Нобунага, чтобы добиться непрочной дружбы этого опасного человека (это он в 1563 г. организовал убийство сёгунаАсикага Ёситэру в своем дворце Нидзё), в 1568 г. назначил его губернатором провинции Ямато. Выбор оказался неудачным, и все могло обернуться плохо, если бы не проворство Хидэёси, который, проведя молниеносную кампанию, довел мятежника до самоубийства и вернул Нобунага замиренную провинцию. Таким образом основная площадь земель к югу от столицы расширила ленные владения, напрямую зависимые от Нобунага, и престиж «Обезьяны», причины поведения которого теперь понимали все, был восстановлен, став еще выше, чем когда-либо. Но Хидэёси окончательно утратил все иллюзии, если они когда-либо у него были:
Ода Нобунага в глазах всех представляется человеком беспристрастным, готовым признать достоинства везде, где их встречает, словно бы ничто не возбуждает в нем зависти. Но реальность совсем не такова. В глубине души он очень завистлив, и я знаю: если он увидит, как я рад стать сеньором большого поместья, моя жизнь окажется под угрозой
Тем не менее Хидэёси мог оставаться в фаворе у Нобунага по двум причинам — психологического превосходства «Обезьяны» и того, что приводило последнего в отчаяние в часы раздумий: у него не было детей, что исключало для него, по крайней мере на взгляд партнеров, любые поползновения к неустанному поиску апанажей, а также к созданию клана, который бы соперничал с кланом Ода. Напротив, умелое использование этой ситуации позволило организовать комбинацию, которая пока что устраивала обе стороны: Хидэёси — которого как следует уговорили? — попросил дозволения усыновить одного из сыновей Нобунага, обещав передать ему большую часть только что приобретенных территорий.
Нобунага снизошел и предложил своего юного сына Хидэкацу (1568–1585): беспримерная милость, которая, однако, означала, что семейство Ода энергично присваивает земли, завоеванные Хидэёси. Последний очень дорого заплатил за этого высокородного отпрыска — хотя злые языки утверждали, что тот был всего-навсего сыном наложницы: обязавшись отдать ему все свои владения и завоевания, Хидэёси сохранял за собой только тень добычи — одну провинцию, Харима, завоевание которой было еще даже не начато. Мошенническая сделка, над которой Нобунага несомненно смеялся про себя! Пусть же «Обезьяна» отхватит себе новый лен на западе, ведь удача ему улыбается, — если сумеет, отблеск его славы падет на весь клан, если, потерпит поражение — умрет от рук врагов, и никто не оспорит вполне реального наследства Хидэкацу.
Хидэёси был достаточно прозорлив, чтобы не замечать этого аспекта проблемы, но, как все великие стратеги и талантливые люди, он умел сознательно отступать и много терять, чтобы потом выиграть еще больше. Он несомненно верил в свою звезду и в свой гений.
К тому же Нобунага соблюдал официальные формы почетного обмена. Он передал Хидэёси кихэй, жезл главнокомандующего, предоставляющий последнему все полномочия, — тем самым он давал Хидэёси право независимо принимать любые решения вместо своего сеньора. Когда тот в 1577 г. выступил в путь во главе тщательно и с большими затратами набранной армии, знак его новой должности бросался всем в глаза.
Во главе процессии двигались знаменосцы (хата-мото), а за ними авангард: корпус мушкетеров и корпус лучников. Потом шла пехота, вооруженная отчасти копьями и алебардами, отчасти мечами. Дальше гарцевала кавалерия, а за ней шел оркестр: барабанщики, трубачи с раковинами и ударники с гонгами. Замыкали колонну гонцы и курьеры, а также целый обоз — запасные лошади, оруженосцы со сменными доспехами наготове, носильщики, инженеры и саперы, предназначенные для возведения временных укреплений и частоколов. Только вслед за армией как таковой несли личный штандарт главнокомандующего, по недавнему обычаю имеющий его цвета (ума-дзируси). Далее наконец следовал заместитель: он размахивал значком военачальника. Хидэёси сам придумал для себя удивительный и хорошо заметный значок — «тысячу калебас» (позолоченных), сэн нари хи-саго — символ доброго предзнаменования, которые сверкали и позвякивали на ветру.
В арьергарде шла процессия вассалов: Като Киёмаса, Фукусима Масанори, Катагири Кацумото, Хорио Ёсихару, Вакидзака Ясухару, Хатисука Короку и, наконец, Такэнака Сигэхару. Каждый из них двигался в окружении маленькой армии, воспроизводящей в миниатюре армию командующего. Рассказывают, что при виде этого впечатляющего зрелища Нобунага воскликнул:
Блеск войск [Хидэёси] превосходит все, что можно вообразить. С подобной армией ничто бы не помешало дойти до Индии. Он, человек, вышедший из ничтожества, которого презирали и называли «Обезьяной»! Его обезьянья голова не изменилась, но кто бы посмел назвать его так сегодня?
Прохождение войск по-прежнему вызывало восторг, но поход в Хариму рисковал обернуться не самым лучшим образом. В самом деле, напасть на Хариму означало выступить против самого сильного из властителей Западной Японии — Мори Тэрумото. Напрямую или через подставных вассалов он владел всем Западным Хонсю, и у Нобунага до сих пор хватало мудрости не меряться с ним силами. Единственным шансом Хидэёси были мелкие сеньоры «западного центра», близкие к Киото и непостоянные, которых часто раздражала претензия на опеку со стороны далекого сеньора. Не имея сил для прямой борьбы ни с Тэрумото, ни с Нобунага, они шли на увертки, тянули время, чтобы понять, к какому клану им лучше примкнуть, и эта неопределенность поначалу создала у Хидэёси опасное впечатление, что ему предстоит «военная прогулка». Но, как несомненно он и ожидал, ситуация внезапно переменилась, когда распространилась весть о сопротивлении — его оказал Бэссё Нагахару, укрепившись в своей крепости Мики.
Старинный род из Харима, происходящий от Минамото, — так называемая ветвь Мураками Гэндзи, потомков Минамото Морофуса, — Бэссё воплощали, насколько это было возможно, сопротивление Запада сеньорам Востока. После того как они взялись за оружие, могло произойти все, и, казалось, даже легендарная удача Хидэёси изменяет ему. Один из его лучших соратников, Такэнака Сигэхару, возглавлявший арьергард, умер за несколько недель от неизвестной болезни, развития шторой не могло остановить никакое лекарство. Умирая, Сигэхару поверил своему господину свои мрачные